Часть шестая. Из серии «Межсезонье»
Не переиграть время! Это сегодня, когда мне грех жаловаться на бедность, я мог бы позволить себе сделать подарок милому старику Федоровичу — купить ему лодку. Красивую, резиновую. Такую, о которой он всегда мечтал, но так и ушел из жизни, бродя с удочкой по берегу озера Дривяты в рыбацких сапогах.История эта до пронзительности проста. И так же трагична. Собираясь до весны оставить Браславщину, я грелся хмурым дождливым вечером у камина и долго не мог понять, почему именно она вновь взволновала и заняла мысли. Дошло…
Открытие, которое пришло сейчас на ум, заставляет переосмыслить свое отношение к людям скупым и неблагодарным, которых встречал по жизни достаточно. Раньше они меня злили и даже возмущали. Но понял, что они скорее достойны жалости. Как та же дочь Федоровича… Как те из них, кто когда-то обманул, подставил меня. Вас… Ибо скупые — одиноки. А это всегда жестокое наказание судьбы. Только отдавая, делясь, можно стать богаче. Увы, простая истина, пусть и церковная. Но к ней ведь важно не только прийти!..
Дривяты — самое величественное и в то же время самое беспокойное и опасное из озер Браславщины. В непогоду белые гребешки наседают на волны, и тогда знакомые осводовцы местной спасательной станции ни под каким предлогом не давали мне лодку для рыбалки. Как-то я спросил у них о старике, которого часто видел с удочкой на берегу. Кто он? Почему не рыбачит, как все, здесь на лодке? Ведь с мелкого берега можно выудить лишь небольшую рыбешку. Так я узнал много интересного об этом человеке. В годы войны ему — мальчишке — чудом удалось спастись от карателей, но на его глазах были расстреляны родители. В мирные годы работал в лесничестве. Дом его стоит рядом, через дорогу, с небольшим сквером, где сооружен памятник воинам-освободителям. Выйдя на пенсию, Федорович взялся бесплатно ухаживать за сквером и памятником. Каждое утро отправлялся он туда с метелкой. И как было не увлечься рыбалкой — ведь озеро в ста метрах от дома.
И еще услышал любопытную деталь. Жена у него католичка, сам он православный. Она в костел, он в церковь. Жили мирно в любви и согласии. Дочь давно уехала в Питер и навещала стариков редко.
Захотелось познакомиться с этим человеком. Какие проблемы? Крепкий, краснощекий Франц, моторист спасательной станции и мой давний знакомый, в очередной раз из-за тех самых белых гребешков на волнах наложил вето на мой выход в «море». Мы сидели в вагончике, где тогда ютились спасатели (это сейчас
им построили удобное здание), и пили чай. Рядом со станцией — небольшой и тихий даже в непогоду заливчик. Там и рыбачил сейчас Федорович. Пошел дождь, и Франц позвал его в вагончик.
— Вот, Федорович, хотят с тобой познакомиться, — сказал он, наливая слегка подмокнувшему уже старику чай.
— Отчего же не познакомиться, — ответил тот, протягивая мне худую, но, как я ощутил, еще достаточно крепкую руку. Высокий и жилистый. Глаза — синие, как вода в этом озере. Глубокие и грустные. Но горел еще тот огонек, который свидетельствует о том, что человеку небезразлична та жизнь, что течет рядом.
Удочка у Федоровича была отечественная, тяжелая четырехколенка. Помню, как долго и восхищенно держал он в руках ту легкую, пластиковую, что подарил ему я в честь нашего знакомства.
Мы подружились. Рыбача на лодке, я всегда всматривался в берега — нет ли там моего старика. Делился с ним рыбой, он брал ее только после того, когда удавалось убедить, что мне ее действительно некуда девать.
Выписывал ему «Советскую Белоруссию», «Рэспублiку», «Звязду». Знал, что он любит читать газеты. При очередной встрече мы иногда обсуждали некоторые статьи.
Вскоре обстоятельства сложились так, что я вынужден был перебраться на другое озеро. Видеться мы стали реже. Как-то, когда я на короткое время заглянул в вагончик, где дежурил мой Франц, то услышал ту печальную историю.
— Тебе он вряд ли говорил, — начал Франц, — но была у него мечта: купить лодку. Говорил, что деньги потихоньку откладывает. И надо же… Уговорила его недавно кассирша в магазине купить на сдачу лотерейный билет. А тот возьми да и окажись выигрышным. И что ты думаешь выпало? Дорогая резиновая лодка…
— Ну и… — торопил я Франца.
Но мой приятель опустил голову. Затем после долгой паузы продолжал:
— Дочь его из Питера в эти дни гостила. Сказала, что шубу покупает, а денег не хватает… Знаю только, что получил Федорович выигрыш деньгами и отдал их дочери. Не знаю уж от этого или нет, но прихворнул наш Федорович. В больнице долго был. Да и сейчас вот что-то давно не видел его на берегу.
— Ну а дочь хоть навестила, когда он болел? Приезжала ли?..
— Да где там, — махнул рукой Франц. — От людей слышал, а в Питере много наших браславчан, что Ирина в очередной раз замуж вышла…
В тот день я действительно торопился и дал себе слово, что через пару недель, когда приеду сюда, обязательно навещу старика. Да не вышло. Опоздал. Похоронили Федоровича.
Вот как бывает в жизни. Совсем как у Хемингуэя в повести «Старик и море». Тот тоже поймал, наконец, большую и дорогую рыбину, но не сумел довезти до берега целой. Обглодали ее хищники. Наш Федорович также вытянул свой билет. Но на рыбалку так и не отправился. Хватило одной хищницы. Родной дочери.
Подбросил несколько поленьев в камин и вышел во двор. Над хатой соседского хутора тусклым обручем висела луна. Поздний ветерок доносил с озера ноябрьскую стынь. Ночной туман спрятал уже и ворота моей усадьбы. Как бы завтра он не помешал выехать пораньше! Мне предстояло несколько дел в самом городке. Хотелось и еще раз глянуть на сквер, где любил хозяйничать бессребреник Федорович. Убирает ли кто-то опавшие листья? Само собой, загляну к Францу на прощальный чай.
Не близкий свет, но дорога до Минска пролетит быстро. В мыслях и воспоминаниях, скорее всего, не удастся уйти от тех людей, которые некрасиво когда-то поступили со мной. Но теперь я твердо знал, что зла на них не держу. Если не изменились, то по-прежнему живут не очень-то радостно. Скучно и одиноко. Ибо одинок не тот, кто один. Одинок тот, кому не с кем делиться.
Анатолий ЛЕМЕШЁНОК
