В середине марта 1962 года приехал я в гости к своему школьному товарищу в далекий казахский аул Актюбинской области, и день моего приезда совпал с разбойным ночным нападением большой волчьей стаи на местную кошару.
Вместе со своим приятелем и другими жителями аула я побывал на месте трагедии и ужаснулся от увиденного. Несчастные животные с разорванными глотками и животами валялись по всей кошаре, а уцелевшие, сбившись в плотную кучу, в страхе стонали и блеяли.
От своего друга я узнал, что такие набеги происходят довольно часто. И что единственным человеком у них в селении, который сражался с серыми бандитами, был местный табунщик Гайрат – человек отчаянной храбрости. Находя в степи волков, он настигал их на своем, не знающем страха, жеребце. В каждом из таких рейдов, они убивали не менее двух-трех хищников.
И еще я узнал о том, что местные колхозники ежедневно ездят на гусеничных тракторах с большими санями за соломой и сеном для скота к скирдам, находящимся в пятнадцати-двадцати километрах от аула. А там частенько видят волчьи стаи.
Упустить такую редкую возможность я, конечно же, не мог, а мой товарищ сразу предложил мне свое старенькое бельгийское ружье и с десяток заряженных картечью патронов для предстоящей охоты на волков.
На следующий день, 19 марта (я запомнил эту дату на всю свою жизнь), я прибыл с колхозниками к скирдам. Предупрежденный о том, что ждать серых разбойников следует на этом же месте часам к двум дня, я направился вдоль длинного ряда скирд и глубокого оврага с прекрасным настроением и предчувствием удачи.
Обилие волчьих следов и часто взлетающие прямо из-под ног стаи куропаток, подтверждали заверения людей о том, что эти места никогда не видели человека с ружьем.
Неожиданно на одной из скирд, метрах в тридцати от меня, приподнялось множество волчьих голов, которые я поначалу принял за стаю куропаток. Вслед за этим волки встали, и я прямо с ходу ударил картечью по самому крупному из них.
Звери стали прыгать со скирды во все стороны и, с моей стороны, теперь уже на расстоянии не более пятнадцати метров оказались пятеро, с прижатыми ушами и оскаленными пастями. Выстрелом из другого ствола я убил еще одного, но когда попытался перезарядить ружье, то оказалось, что сделать это никак невозможно: старые латунные гильзы так раздуло от выстрелов в патроннике, что они засели в нем намертво. И вот тут мне стало не по себе.
Я выхватил нож и стал выковыривать гильзы. Но когда это удалось и я вставил в ружье новые патроны, живых зверей передо мной уже не было.
Быстро обогнув скирду, я увидел убегающих волков и сразу выстрелил им вдогонку еще два раза. Хищники резко свернули в овраг, а я продолжил их преследование по его верху. Один из волков стал отставать от своих собратьев, и это придало мне силы. Было предельно ясно, что зверь серьезно ранен. Но после одного из крутых поворотов оврага, я потерял его из виду.
Только теперь я заметил, что погода изменилась. Подул резкий ветер, помела поземка – первая предвестница снежных буранов, и вскоре я оказался в сплошной мгле разбушевавшейся стихии.
Повернув назад к той скирде, возле которой находились убитые звери, я некоторое время шел вдоль оврага, и ураганный ветер, часто сбивавший с ног, подолгу тащил меня по земле до тех пор, пока я не упирался ружейным стволом в землю.
После одного из поворотов я решил пойти по прямой, а это было равносильно смертному приговору, так как, отойдя от оврага, сразу потерял ориентир. Теперь я часто менял направление, надеясь найти хоть какое-нибудь укрытие, отчетливо осознавая, что это мои последние часы жизни. Тем не менее продолжал упорно продвигаться в неизвестность – уже ползком, навстречу урагану. Вскоре потерял одну свою кожаную перчатку, а через несколько мгновений и вторую. И теперь впивался в снег и землю голыми пальцами, сразу ободрав их до крови и сорвав ногти.
Окоченевшие пальцы уже не хотели держаться за траву и тащить меня вперед, но вдруг я уткнулся лицом в соломенную скирду. Вцепившись в нее непослушными руками, я стал заползать на противоположную от ветра сторону и опять уткнулся лицом во что-то, но не соломенное, а пушистое. Это был один из убитых мною волков. Мне стало так хорошо от осознания того, что теперь я буду жить благодаря этой скирде и мертвым хищникам. Удача придала таких сил, что я мигом выкопал в скирде глубокую нору, затащил в нее мертвых зверей, залез сам между ними и, выставив из своего убежища ствол ружья с привязанным к нему шарфом, закрыл вход соломой.
Пока работал, было жарко, и я даже вспотел, но, когда прекратил активное движение, сразу почувствовал, как морозный ветер пробивается и ко мне. Только волки немного сдерживали смертельный мороз. Но очень скоро и они оказались бессильными перед ураганом, и мне стало невыносимо холодно. Захотелось спать.
Чтобы не уснуть, я начал шевелиться и громко петь, понимая, что только этим я могу отогнать смерть.
Сколько продолжалась моя борьба со сном, не знаю, но он все же одолел меня, и я стал засыпать.
Проснулся оттого, что кто-то тащил меня из норы. «Волки, наверное, — подумал я равнодушно. – Ну и ладно, пусть тащат».
Но это были мои спасители-казахи. Прекрасно зная местность, они даже в кромешной снежной мгле отыскивали скирды и общупывали их, пока не наткнулись на ствол ружья с шарфиком.
Вытащив меня наружу, они стали катать мое безвольное тело по земле, и это продолжалось до тех пор, пока я не заорал от возмущения. Затем поставили на ноги и погнали бегом за идущим впереди трактором, бесцеремонно толкая в спину. И только метров через двести затащили в кабину и заставили выпить большой стакан водки.
В ту ночь в степи погибло очень много людей…
