Разводы магнатов превращались в войны

Помните, с чего началась реформация в Англии? Король Генрих VIII влюбился в Анну Болейн и захотел развестись с женой Екатериной Арагонской. Костел был против, и тогда разгоряченный монарх решил... избавиться от костела. И понеслись религиозные войны. А в конечном итоге сама Болейн, побыв королевой тысячу дней, сложила голову на плахе якобы за супружескую измену.

Увы, дорога от алтаря, где заключается брак, не обязательно продолжается словами «и жили они долго и счастливо». А семейные бури не всегда удавалось сдержать в стенах домов, особенно магнатских. И тогда весь люд посполитый с упоением обсуждал подробности скандала, последствия коего иногда сказывались на ходе истории.

О чем же сплетничали в Великом Княжестве Литовском наши предки столетия назад?

«Великие розтырки»

Никого не удивили нелады в семье дочери витебского воеводы Юрия Носиловского — Ядвиги и Григория Остика. Красавец и буян, Григорий с детства отличался авантюрным характером. Богатства унаследовал немалые, и невесту, состоятельную вдову, ему сыскали. Ядвига родила сына... А Остик организовывает настоящую банду, которая пьянствует, играет в карты да кости, грабит соседей. В открытую живет с любовницей. 15 января 1566 года в книге виленского воеводы появляются два письма от обоих супругов на освобождение от брака. Документы написаны в один день и почти теми же словами, живописуя семейную драму. Остик соглашается отпустить жену, признаваясь, что когда та хворала после рождения сына, «допустил чужеложство», по причине чего «з розгневанья Божьего вросли были великие нелюбости ненависти и розтырки». Со временем сии «розтырки» становились все опаснее, чему свидетели — все друзья, вследствие чего необходим развод.

После развода Григорий пустился во все тяжкие и кончил жизнь на плахе как изменник. Его имения были возвращены бывшей жене.

Избитый воевода

Не всегда пострадавшей стороной была дама.

Середина XVI века. Полоцкий воевода Станислав Довойна жалуется виленскому епископу Валерьяну на свою жену Барбару Соломерецкую. Избила мужа и уехала, забрав бланки с мужниной печатью. Зачем — вскоре выяснилось: грозная дама вписала туда якобы долг супруга за имение Вселюб на 10.000 копъ литовских грошей. А имение–то Станиславу и принадлежало! Более того, Довойна жалуется, что жена и ранее его избивала, а однажды чуть не сожгла живьем.

Интересно, сочувствовали ли Довойне? Ведь все знали его историю... Станислав возглавлял оборону Полоцка от войск Ивана Грозного. И проявил себя полной бездарностью, к тому же трусом. Почему–то выслал за стены города тысячи крестьян, хотя мог вооружить. Затем поджег город. Решил сдаться, хотя многие возмущались и рвались в бой. С воеводой в Полоцке была семья, жена Петронелла из Радзивиллов и двое маленьких детей. Возможно, Довойна думал об их спасении? Но милосердие к врагам Иван Грозный проявлял редко. Пять дней тысячи пленных полочан провели на снегу, под открытым небом, без еды. А затем пленников отправили в Москву. Держали там Довойну в подвале на цепи. Жену с детьми — в условиях не намного лучших. Говорят, Иван Грозный хотел отомстить Петронелле за действия ее брата, воинственного Януша Радзивилла. Станислав Довойна дожил до освобождения. А вот жена и дети умерли... Там их и схоронили. Станислав потом пытался выменять останки любимой жены на тело пленного боярина — царь отказал. Так вот и вернулся Довойна в Полоцк один, без славы. Видимо, не сильно уважала слабохарактерного воеводу и Барбара Соломерецкая. Неизвестно, добился бы Станислав развода, поскольку вскоре скончался от хвори. Вдова продала имение Вселюб родственнику Петронеллы, Николаю Радзивиллу Рыжему.

Две недели после свадьбы

Самый богатый магнат княжества, Кароль Радзивилл Пане Коханку, развелся с обеими женами. На первой, Марии Любомирской, женился в девятнадцать. Причем так не хотел этого делать, что на свадьбу явился в изрядном подпитии. В то время он был без памяти влюблен в дочь униатского священника. Двадцатилетняя невеста, темпераментная и хорошо образованная красавица, тоже была не в восторге от толстоватого и избалованного жениха. Но что поделать: дядя Марии, великий гетман польский Ян Клеменс Браницкий, сговорился с великим гетманом литовским Михалом Казимиром Радзивиллом, отцом жениха, о выгодной родственной связи. Молодая жена удрала от мужа спустя две недели после свадьбы. Михал Казимир Радзивилл тоже не мог заставить сына сопровождать молодую жену. Единственный раз удалось родне уговорить «недабраную пару» явиться вместе в Несвиж. Свекор Марии в надежде наладить жизнь супругов им Мир подарил... В смысле Мирское графство. Не помогло. На сойм в Варшаву в 1754 году супруги поехали в разных каретах, что было скандальной демонстрацией разрыва. Из Варшавы Пане Коханку уехал с отцом, Мария осталась там с матерью. Развод никого не удивил. Мария занялась политикой. Один из ее любовников, Бернарден де Сен–Пьер, сделал ее прототипом главной героини своего романа «Поль и Вирджиния». Он писал о Марии Любомирской: «Ее красота вовсе не исключительна, но шарм и ум достойны поклонения». Впрочем, недруги описывали ее как «невысокую, размалеванную до невозможного, злую, как тигр». Истерики Мария умела устраивать знатные... Как реагировал бы на них самодур Пане Коханку — лучше было действительно не проверять.

Трактат вместо развода

Развод, конечно, был крайностью — это же реалити–шоу для всей страны! Потому старались до такого не доводить. Тем не менее маршалок ВКЛ Кшиштоф Дорогостайский собрался расторгнуть брак со второй женой Софьей Радзивилл. Кшиштоф отличался слабым здоровьем, в письмах как–то признавался: «Купидон не раскрывает мне ворота перед старостью» — то бишь имелись проблемы с мужской силой. Да и постоянно в отъездах... Софья, успев уже побывать замужем, не собиралась жить монашкой. У нее завязался бурный роман с экономом Станиславом Тыминьским. Страстная парочка почти перестала скрываться. Свидания происходили в покоях Тыминьского в имении Шерешёво либо в комнате служанки Павловой. Когда Дорогостайскому рассказали, что его голову украшают уже довольно ветвистые рога, тот взялся за расследование. За содействие прелюбодеям полагалась смертная казнь, и Павлова подробно во всем призналась. Обиженный муж написал суровое письмо брату жены, трокскому кастеляну Юрию Радзивиллу, грозясь любовников казнить. Софья испугалась. К братьям полетели ее покаянные письма. Свой поступок изменщица объясняла тем, что муж не может исполнять супружеские обязанности, а она хотела иметь ребенка. Станислава Тыминьского отдали под суд, только не из–за истинной причины — придумали ему хищение. По договоренности Тыминьский признал вину. Вместо смертной казни его осудили на шесть лет изгнания и штраф в 10.000 злотых. Впрочем, Станислав никуда не уехал, а отправился служить в коронное войско — видимо, все знали куртуазную подоплеку приговора. Софье Дорогостайский дал подробные инструкции в специальном трактате: сидеть в имении в Гданьске, никуда не выходить, только в церковь, ежедневно писать мужу письма... Софья вскоре умерла, и Дорогостайский успел еще раз жениться.

Перебежчик и княгиня

Любимец Ивана Грозного Курбский перебежал к польскому королю. Его брак с княгиней Марией Гольшанской давал эмигранту возможность укрепиться в новом отечестве, роднил с магнатами. Вдовая Мария новым замужеством решала имущественные проблемы. От второго мужа, Андрея Монтолта, у нее были дети — Андрей и Ян, отличавшиеся буйным нравом. Но вскоре пошли слухи о неладном житье молодоженов. Мария заявила, что муж–московец избивает ее палкой, держит в неволе и пытается завладеть имуществом. Приезжавшие проверки заставали странную картину: Марию им показывали, молчаливую, отрывисто соглашавшуюся на уверения мужа, что все путем... Конечно, гордая литвинская княжна, никогда не сидевшая в теремах, не привыкла к обращению, которое считал обычным с «сосудами греха» женоненавистник Курбский. Князь, в свою очередь, упрекал жену в любовных похождениях и ворожбе, ибо нашел в ее сундуке «мешочек с песком, волосьем и другими чарами». Якобы по принуждению Курбского Мария написала завещание, ограничивавшее в правах ее сыновей. Суды длились долго. Сыновья Марии нападали на имения отчима, сторонники Марии говорили о домашнем насилии дикого московца... Во время суда «ругался князь так, что его слова вызнавали устно на допросах и не вносили в судебные книги с указанием, что свидетель в случае надобности их может сам произнести». Наконец вмешался король. Он вызвал Курбского и заставил развестись. В 1579 году московские послы П.И.Головин и К.Г.Грамотин докладывали Ивану Грозному о невзгодах «самого главного эмигранта»: «А на Курбского от короля опала не бывала, а была на него от короля и от панов от больших кручина за то, была за ним жена, княгиня Дубровицкая, сестра двоюродная пана Остафия Воловича, а в приданых за нею был город Дубровицы с поветом. И Курбский княгини не любил и не жил с нею. И били на него челом королю Остафий Волович да братья жены его, что с женою не живет, держит ее у себя в неволе, а имением приданым владеет великим. И король за ним посылал, а велел ему быть у себя в Варшаве и с княгинею, да велел ему со княгинею развестись, имение у него приданое велел отнять, и что он Остафию учинился недруг, да и король из–за того его не любит. А живет Курбский в городке в Ковеле. А любил его один тот пан виленский Ян Иеронимович Ходкевич, а ныне и тот его не любит из–за Остафия Воловича».

Дорого обошлась московскому князю попытка укротить литвинскую жену.

cultura@sb.by