Самое лучшее, что есть в Сиануквилле, — море и закаты.
Французская приставка «вилль» в названии города может смутить: покажется, что его основали французы (Камбоджа была французским протекторатом с 1863 по 1954 год)... Но французского у города только и есть, что «вилль» да сами французы, которые приехали сюда жить — отдохнуть от европейской суеты и заработать денег.
Старина Пьер (судя по морщинистому лицу, действительно старина) печет настоящие французские булки. Это, вообще, тема в Камбодже — горячие французские булочки и дымящийся, пусть и камбоджийский, кофе на завтрак. Такое наследие колониального прошлого нравится не только французам — нам тоже. Один нюанс: во многих ресторанах меню, написанное мелом на досках, прямо как в парижских брассери (заведения с очень демократичными ценами), — исключительно на французском. А я вот так и не сподобилась... Потому предпочитаю те заведения, где все на понятном английском.
Первый же вечер в Сиануквилле дарит чудную встречу. Мы приехали на автобусе из Пномпеня сразу после шести — и не поздно вроде, но темно до боли в глазах и спотыкающихся ногах. Во–первых, там, в принципе, рано темнеет, а во–вторых, освещения на улицах (а уж тем более улочках) не хватает. А нам еще и «повезло»: в темный вечер нашего приезда вырубилось электричество. Если к этой картине добавить тропический ливень, обрушившийся библейскими потоками на наши головы (сезон дождей заканчивается ближе к ноябрю), то вы сможете примерно понять наши ощущения: темень, где–то почти угрожающе шумит море — тоска... Что делать? Конечно, пойти в ближайший бар — до дальнего в такую непроглядную дождливую погоду не добраться. В ближайшем баре (впрочем, как и во всех остальных подобных заведениях) есть специальная лампа на случай отключения электричества, холодное пиво и чудесная барменша Сара из Англии (эти два «ингредиента» — пиво и Сара — от наличия/отсутствия электричества не зависят, они здесь всегда). Узнав, что мы только что приехали, Сара уверенно заявляет: «При свете дня вы просто не узнаете это место».
Сидим (куда спешить–то?), болтаем «за жизнь», и вдруг возле самого моего уха раздается смешная песенка на не лучшем русском языке: «Я ни–чего не знаю, ни–чего не пони–маю...» И так три раза. Голос принадлежит весьма живописному типу слева: по виду совсем немолодой (лицо напоминает печеное яблоко, во рту просматривается всего пару зубов), зато с шикарными длинными вьющимися волосами, завязанными в хвост, и длинной же бородой. Знакомимся: зовут Мойша, в 1941 году ему удалось убежать из города Белая Церковь через Польшу дальше на запад. Так и выжил. После войны живет в Штатах, на исторической родине с тех пор никогда не бывал и русский практически забыл — за ненадобностью.
Виделись потом каждый день — наш путь всегда проходил мимо Сариного бара, а Мойша — ее душевный приятель. Кстати, Сара, пообещавшая нам «совсем другой вид» в дневном свете, оказалась права.
Потому что море — сказочное: бирюзовое, прозрачное, спокойное и гладкое, как стол. Дождь обрушивается сильными, но непродолжительными потоками, и пересидеть их где–нибудь на веранде или в баре совсем не утомительно. Зато зелень вокруг — буйная и весело–чистая. А 1 октября как будто кто–то на небе выключил кран — и дожди закончились на целую неделю. Потом, правда, случались, но совсем коротко и в основном по ночам. Ночи предварялись закатами такой сказочной и ежедневно разнообразной красоты, что мы (как и все остальные на пляже) фотографировали их до онемения пальцев.
...Когда в последний вечер мы прощались с Сарой и Мойшей, он спросил нас удивленно (по–русски): «Зачем уезжать? Здесь так отлично». Мне кажется, приедь мы в Сиануквилль через полгода, мы найдем его там же — в кресле на берегу, любующимся закатом. И Сара будет все так же подавать с ледяной корочкой камбоджийское пиво «Ангкор».
Сиануквилль — Пномпень — Пекин.
Фото Михаила Пеньевского.
