Я помню все свои последние звонки в школе, а один — особенно. Мама дала мне хризантемы для учительницы, а я подарила их нашей техничке. Меня не поняли. А что непонятного? Педагог сеет разумное, доброе, вечное, а техничка несет чистоту. И хризантемы заслуживает не меньше. Да знаете ли вы, что за труд у техработников? И какие они, эти люди? Нет? Тогда пойдемте в минскую школу № 7 Фрунзенского района, прямиком в комнату техничек.
— Такая ж хорошая вы девушка. Слава богу, не мужик, — с ходу огорошила меня техничка Галина Григорьевна Зубович. — Сказали, корреспондент придет, так я думала — мужчина. Конфузилась бы, в этом самом… в интервью. А с вами не должна.
Тетя Галя — так, по-свойски, называют ее почти все. Слово «по-свойски» — вообще жирный штрих в портрете тети Гали. О ней и пойдет разговор. Простая, душевная женщина, рядом с ней все твои внутренние блоки, комплексы и прочие загогулины рассасываются. Все становится предельно просто, хорошо, а местами и очень весело. Кстати, советские кинорежиссеры как в воду глядели, когда снимали своих техничек, нянечек, санитарок и вахтерш. Колоритных, юморных и непосредственных. Прямо как тетя Галя. Она может, например, как и героиня фильма «Москва слезам не верит», сказать что-то в духе: «Хеллоу! Общежитие слушает». Или: «В мои 62 жизнь только начинается».
Одни люди оголтело несутся в жизненных скачках, замыленные, в общих упряжках, доказывают свою достойность, а другие — никому ничего не доказывают. Таких меньше. Тетя Галя такая. Просто живет. Тихо и старательно. Делает чистыми полы в школе, мысли в своей голове, а бывает, даже чувства в сердцах окружающих. А про достойность (не путать с достоинством), кажется, особо и не размышляет. Ни с кем себя не сравнивает и для самоуважения подпорок не ищет. Ее самооценку дуновением общественного мнения не пошатнешь. Как следствие — обладает отменной самоиронией.
— Про работу вам рассказать? Ну что, приличный труд. Тягай себе онучу тихенько да молчи.
И молчит. В смысле — о своих заслугах. А заслуги имеются. Галина Григорьевна до пенсии 36 лет была воспитательницей в детском саду — любимой многими детьми и уважаемой их родителями. А теперь вот бывшему педагогу нисколько не зазорно мыть полы. В школе ведь много ее бывших воспитанников, опять же и родители приходят — и ничего, никакой неловкости перед ними. Усмехаясь, тетя Галя говорит, что она не уборщица, а санитарный инженер. Или менеджер территории. А труд ее действительно приличный. Польза — налицо. Не в пример иным новоявленным профессиям. Раньше вот все было понятно: одни лечат, вторые строят, третьи шьют… А сейчас поди разберись, что там в этих офисах делают.
Хорошему уборщику тоже нужно вдохновение, зов души, если хотите. По крайней мере, у тети Гали именно так. Начнет механично прибираться, потом, глядишь, азарт подступит, и чувствует уже: душа просит красоты и порядка. Посему, когда порядок вмиг поглощается смерчем школьников, душу режет по живому. Помнится, в мои годы технички от расстройства могли и тряпкой по ногам нам хлестануть. Наверное, нынешние дети за такое пропесочили бы обидчика по всем статьям Конвенции о правах ребенка.
Тетя Галя говорит: уборка — это возможность не только смыть пыль с парт, но и весь негатив из себя. Раз — и все сошло. А пока наведет порядок в классе — упорядочатся и мысли в голове.
На ней висит «менеджмент» огромной территории: четыре класса, рекреация, лестница, весь коридор первого этажа, а в дни дежурства — еще и спортзал. За три-четыре часа управляется.
— А то и больше требуется. Если Мамай по школе пройдет и грязюки порядком. Вы извиняйте, в высших сферах не вращаюсь, выражаюсь по-простому, — усмехается тетя Галя.
Надо ли техработнику бояться Мамая? Нет. Бояться надо тех самородков, кто на тонкую выдумку хитер. Галина Григорьевна говорит, что в их школе, слава богу, чрезвычайных ералашев замечено не было. Так… по мелочи дети шалили. А вот подруга тети Гали, коллега из другой школы, рассказывала ей совсем другие истории. Про то, как ученики пищевую пленку наматывали на унитаз (о последствиях сами догадываетесь). И про брошенные туда же, в унитаз, дрожжи. Про заклеенную толстым скотчем дверь и воском измазанную доску. А как-то зимой мальчики принесли фонарик, выключили свет в кабинете биологии и, притаившись, ждали учительницу. Она открыла дверь — там череп с подсветкой.
— Дети сейчас крепко грамотные, — размышляет Галина Григорьевна. — И главное ж, не боязно им ничего. Вот раньше: сказал что отец — мы слушались. А сейчас семь раз сказать надо, причем культурно, а повысь маленько голос — взъерепенятся. Что ж, теперь и компьютеры тебе, и телефоны — будь здоров, все, что хочешь. И слава богу! Все-таки нашим деткам легче жить. Только вот… сердобольности у них мало. Легко все дается, потому и отдачи нет. И как тут воспитывать? Одно понятно: злом ничего не возьмешь.
Тетя Галя детей любит, а они — ее. Младшие школьники по семь раз за день с ней здороваются, старшие — могут и беседу завести.
Мыла как-то Галина Григорьевна лестницу. Идет мальчик лет 10.
— Моете, да? — спрашивает. — Ну мойте-мойте, я, собственно, не против. А знаете, у меня к вам деловое предложение.
Тетя Галя насторожилась.
— Завтра я буду с пацанами идти, а вы приветливо так скажете мне: «Вовик, привет». Договорились?
Еще и место со временем обозначил. Видимо, Вовик хотел порисоваться перед друзьями.
— Может ли швабра технички стать яблоком раздора? В смысле, за что воюют техработники? — задаю я стереотипный вопрос в надежде спровоцировать хоть какой-то конфликт сюжета.
— Ну-у… — интригующе поднимает брови тетя Галя. — Да не. Хорошие у нас девчата. Оно, конечно, не без спорных вопросов. Так я женщина эмоциональная и сразу того… вношу ясность. Нас, например, иногда отправляют на выездные уборки: на арены, в открывающиеся школы. И вот тогда начинается: одна техничка вдруг, оказывается, ехать не может, вторая, третья… «И я не могу!» — категорически заявляю я. Принципиально. Короче, если полюбовно не договоримся, жребий тянем. А девчата, да, хорошие.
При мысли о заслуженном отдыхе у тети Гали прямо душа бунтует. Ну что за радость? Сиди дома день, ковер рассматривай да проблемы себе сочиняй. А тут в школу придешь — и милое дело. Одна техничка про дачу расскажет, вторая — про зятя… И жить веселей. Красят, скажем, хорошие девчата забор и разговор ведут. О наболевшем, о детях, внуках, мужьях.
— Ай, все они, мужики эти… — машет рукой Галина Григорьевна, — такими капризными под старость делаются. Я сорок лет со своим живу. Ему есть свари, поднеси, убери. А он только «ой» да «ох». Артроз у него, ты ж понимаешь. У меня, может, тоже в голове шумит и спину бывает ломит, но швабру в руки взяла — и вперед на «мины».
Чем еще хороша работа технички? Движением! Ну куда это годится, чтобы человек прямоходящий за столом чуть ли не сутками сидел, недоумевает тетя Галя. Надо же кровь гонять в организме, двигаться и природе своей не перечить. Галина Григорьевна не без довольства собою замечает: мол, она, конечно, не молодушка и по школе не порхает, однако ж серьезных болячек тоже нет.
И, наконец, копеечка какая-то вдобавок к пенсии тоже не лишнее удовольствие. Галина Григорьевна получает два миллиона триста рублей зарплаты. Ей хватает. И на хлеб с маслом, и на другие прелести жизни. В общем, живет спокойно, за звездами не тянется, зато на радость себе и людям.
