Што нi край, то звычай

Путешествие вместе с литераторами по местам, где прошло детство каждого, по нашей родной Беларуси... Виктор ШНИП.

Путешествие вместе с литераторами по местам, где прошло детство каждого, по нашей родной Беларуси...

 

Беларусь — это и люди на болоте Ивана Мележа, и пинская шляхта Дунина–Марцинкевича, и веселые автюковцы Владимира Липского... Можно сколько угодно листать путеводители и иллюстрированные альбомы, но именно через литературу мы получаем наиболее яркие и запоминающиеся впечатления. Вспомнить хотя бы «Новую зямлю» Якуба Коласа... Малая родина из детских воспоминаний силой таланта классика возведена в общенациональный символ. У каждого писателя, поэта, критика есть своя малая родина — не важно, небольшая деревня или микрорайон мегаполиса. Творческий человек может рассказать о местах своего детства нечто удивительное, неповторимое. В форме эссе, рассказа, поэмы... И подарить нам свою Беларусь. Поэтому приглашаем вас в захватывающее путешествие, в котором из пестрых фрагментов составится единая красочная мозаика. Путешествие вместе с литераторами по местам, где прошло детство каждого, по нашей родной Беларуси.


Там, где колодцы, как башни...


Ёсць на Валожыншчыне вёска Пугачы,

Дзе рэчышчы сцяжын не зараслi ў лугах,

У агародчыках красуюць касачы,

Буслы на захад сонца коцяць па дубах.


Лес


Один из моих предков, прапрадед Кондрат, который прожил 96 лет, был лесником. И теперь, идя по лесу, в шуме деревьев слышу его шаги. Остатки огромных дубовых пней, которые и сегодня можно найти в околицах моей деревни, — это остатки тех деревьев, которые садил и досматривал дед Кондрат. В детстве, пася коров, я с друзьями жег на лугу эти дубовые пни и грелся. Сгорали пни, но глубоко в земле оставались корни. Оставалась память о лесе...


Камень


Лет двадцать пять назад на лугу возле леса лежал огромный камень. Пастухи, когда пасли коров, раскладывали возле него костры, грелись. И камень был черный, как черт. Отец мой возле этого камня никогда костер не разжигал и мне не разрешал. И я поинтересовался: «Почему нельзя возле камня греться?» Отец отмалчивался долго, а потом рассказал историю, которую ему еще его дед рассказывал. И я узнал, что этот камень свалился с неба и придет время — он сам улетит туда, откуда прилетел, поэтому теперь нельзя его трогать, потому что может случиться беда...


Теперь на лугу того камня нет.


Река


Сижу с отцом возле хаты. Расспрашиваю, как и почему называются окрестные угодья. «За Ганьчиными сотками Малышовка... — говорит отец и объясняет: — Еще при поляках там была речка. Теперь покос, а название так и осталось...» Осталось одно название и от Рябиновки — и это уже на моей памяти.


Длинная гора


Железной дороги рядом с Пугачами нет. И если не придет из Минска автобус, чтобы вернуться в город, нужно идти на электричку в Алехновичи или Дубравы. Десять километров — путь небольшой, но идти нужно будет мимо Длинной горы, которая за деревней Татарские. А на горе лес, а в лесу (так говорили в деревне) банда Доминкаса. Правда это или нет и кто такой Доминкас — не знаю. Но вечерами ходить на электричку двадцать пять лет назад боялся и я. И дорога то зарастала, то снова вздымалась пылью над Длинной горой. И сегодня дорога на Дубравы — это больше дорога на кладбище, чем на электричку. И умирают в деревне люди, и их последняя дорога проходит мимо Длинной горы, где в лесу пряталась банда Доминкаса, которого боялись и которого помнят.


Граница


Из Пугачей к Татарским бульдозерами прокладывали дорогу. Разрывали поле и луг. Кусты сворачивали в кучи. А кому и заборы ломали. Старые сельчане ругались, не видя в новой дороге никакой выгоды для себя. И тут один из бульдозеров зацепил в земле ладный «жмут» проволоки. Собрался народ. Стали гадать, что это за проволока. И вспомнили: это при поляках до границы с Советской Белоруссией была проложена связь. И дальше пришлось делать дорогу не так, как планировалось, а так, как в земле лежала польская проволока. Из той проволоки у некоторых в деревне еще и сегодня валяются на чердаках корзины.


Придя из школы, вечером сижу с дедом на лавке. Расспрашиваю, где что было раньше. Интересуюсь, что там за полем и за лесом. «Там Польша...» — отвечает дед, и я уже вечером не могу долго уснуть, боясь, что поляки перейдут границу и начнется война.


Колодцы


В моих Пугачах еще есть глубокие колодцы, как башни большого замка, который существует в Великом Княжестве Любви, которое спряталось под землей и травами...


Хутор


На опушке посреди одичавшего сада заросшая полынью стоит почерневшая, словно огнем времени обугленная, печь. На ней растет совсем молоденькая березка. «Тут когда–то был хутор...» — начинает рассказывать отец. «Чей?» «Я уже и сам не помню... — задумывается отец и показывает на березку: — Красиво... Да...» «Красиво...» — повторяю я, словно эхо в пустой хате, которой уже нет, и только эта почерневшая печь и молоденькая березка на ней напоминают, что ничего вечного нет, но жизнь, несмотря ни на что, не останавливается...


Сады


Возле леса жил пан Далидович. Нет давно ни пана, ни его усадьбы. И только старые коренастые яблони и сливы, по весне цветущие, а осенью с ветвями, согнутыми от тяжести плодов, напоминают о тех временах, когда наш край был Западной Белоруссией, где и у моих дедов было по многу гектаров земли и большие–большие сады.


Клады


Наслушавшись дедовых рассказов о местном пане, который удрал при Советах в Польшу, и о его богатствах, я подговорил мальчишек идти искать в панском саду клад. Как кроты, мы перекопали все, что могли, но ничего так и не нашли. Копались потом и в своих садах, как голодные вепри под дубами...


«Мана»


Дед рассказывал... Зима была вьюжная. И как–то с самого утра он отправил на санях своего сына, моего отца, в соседнюю деревню отвезти мешок муки родственнику. Дорога небольшая, но прошло полдня, а парень все не возвращается. И вышел дед на дорогу, чтобы посмотреть, не едет ли кто. И видит: вокруг болотца, что между Пугачами и Татарами, мой отец туда–сюда разъезжает на санях. Пришлось деду идти и самому брать в руки вожжи, потому что моего отца полдня вокруг болота какая–то «мана» водила.


Инопланетяне


Приехал в Пугачи. Сидим, обедаем... Звонит маме из Татар тетка Шурка: «Нина, вы там картофельную ботву косите, а над вашей деревней позавчера летал огромный–огромный синий шар. Вы видели?» — «Какой шар? Ничего мы не видели! А ты сама его видела?» — «Я не видела. Видела соседка, которая ходила к вам в Пугачи в магазин». — «Все она выдумала. Шар над Пугачами летал, но это было лет пять назад, и был он не синий, а красный. Я сама видела, как он садился над лесом...» И я вспомнил, что где–то лет двадцать назад мама рассказывала, как над деревней высоко в небе долго висел огромный серебристого цвета предмет, который время от времени менял свою форму, а потом неожиданно исчез, словно растаял в безоблачном небе. В тот день НЛО видела не только моя мама, но еще несколько односельчан. Мой брат Вова тоже лет десять назад видел, когда выходил ночью на улицу, как над лесом за Юстиновой горой долго висел огромный красный шар, который время от времени менял свое место и переливался всеми цветами радуги...


Вихрь


Мне было лет пять. После грозы, которая неожиданно началась и закончилась, выбежал на улицу. Смотрю: в лужах копаются куры и что–то клюют. Подбежали ближе — рыбу. А дядька Витя, наловив той рыбы, сказал: «С неба свалилась. Вихрь принес...»


После этого долгое время, хоть и изредка, из колодца вместе с водой приносилась в дом бабушки Ганны рыба. И когда у меня появилась удочка, я иногда ловил рыбу в колодце.


Екатерининские деревья


Еду с отцом на возу в Городок. Пока дорога полевая, сидеть на возу не жестко. За километра два перед Городком начинается мощенная камнем дорога, по сторонам которой — огромные не известные мне деревья. Колеса барабанят, аж черти в ушах скачут. А отец сидит хоть бы что и рассказывает: «Это екатерининские деревья... По этой дороге царица проезжала... Мне про них еще мой дед рассказывал...» Я слушаю отца и представляю, как по дороге в золотой карете едет царица... А сегодня едем мы...


Проезжаем возле кладбища. Могли бы просто проехать, но отец останавливает коня и ведет меня на кладбище показать, где и кто похоронен из наших близких. В самом Городке останавливаемся возле руин храма, и тут отец заводит меня в стены церкви и говорит: «Посмотри в небо...» Я смотрю, и он спрашивает: «Что видишь?» «Небо...» — отвечаю я. «А в небе?» Я молчу, а отец говорит: «А там Бог...»


Спилены екатерининские деревья. Мостовая спрятана под асфальт. Но я еще слышу, как гремит по мостовой телега, на которой сидит деревенский мальчишка с отцом и слушает, как шумят старые деревья.


Виктор Шнип.


Фото автора.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter