Шекспир из деревни Стойлы

Резчик по дереву Николай Васильевич Тарасюк получил специальную премию Президента в области народного творчества.

Иностранец один смотрел-смотрел деревянный народ Тарасюка - клюка, лапти, торбочка - да и говорит в удивлении: "Я весь мир объездил, Европу и Америку, а такого художества не видал. Музея такого во всем мире нет". И звал потом в Бельгию.

По мирному своему нраву Николай Васильевич не особенно сопротивлялся соблазну, хотя вспоминает сейчас то приглашение как курьез. Несчастная смерть сына остановила деловые переговоры, и Бельгия осталась для "слабограмотного" мужичка из деревни Стойлы, что на Пружанщине на краю Беловежской пущи, так же далека и чужда, как всякая иная "туретчина". Да и за каким бы лешим его бы туда понесло? Богатым он уже был и перенес потерю состояния так же философически, как и нечаянное его приобретение. В советское время музеи платили Тарасюку за какую-нибудь многолюдную "свадьбу" с тройкой и с музыкой, с усадьбой и воротами по 500 - 700 рублей. К 1991 году он накопил на сберкнижке 63 тысячи и не особенно ими попользовался...

Что тут есть примечательного и даже необыкновенного, так это несомненный интерес, который возникает у самых разных людей к работам деревенского резчика. Плосколицые, незатейливо раскрашенные мужики и женки его вполне примитивны, исполнены грубее, чем традиционная деревянная игрушка. Берет он как будто бы дотошной точностью деталей: кросна его - настоящие, хотя и крошечные; убедительными бревнышками срублена хатка; корзина - корзиной и хомут - хомутом. Все "честно", по собственному выражению Тарасюка, но не до такой же все-таки степени, чтобы изучать по игрушечным колыскам и прялкам этнографические приметы быта. Не в одной, думается, "честности" дело.

История Тарасюка - обычная история всякого творческого человека. До того заурядная, что если наложить основные, образующие характер и судьбу события его жизни на жизненную канву большинства выдающихся творцов, то получим (с известными поправками на время, место и обстоятельства) убедительное совпадение рисунка. Раннее пробуждение к главному делу своей жизни, внутренний позыв, сопротивление среды, похожее на безумие упорство, чувствительность и воображение, нечаянно закономерный успех, сомнения в себе, гордость и ощущение бессмертия. Шекспир, Золя, Горький - разве это не все та же бесконечная повесть?

До войны еще пастушком Коля Тарасюк в полях лепил глиняных зверушек и человечков. А когда, много чего уже пережив, повзрослев, заболел и напала бессонница, вернулся к прежнему своему "изделью". Пять лет, выдерживая изнурительные насмешки и попреки, долгие зимы напролет без отдыха вырезал он свои сценки, где разыгрывал жизнь послушный мечтательной воле творца народец. Когда деревянные людишки заполнили хату, сени, сарай и явное перенаселение начало досаждать уже и живым, сын отправился в Брест, чтобы просить помощи и совета. Искусствоведы, музейные работники пожимали плечами.

Наконец приходит из Министерства культуры большой пакет: "Обращайтесь к секретарю райкома". Простодушно принимая коварную вежливость чиновников за высочайшее одобрение, Тарасюк собирает два чемодана своих изделий и отправляется в Пружаны. С чемоданами, как обычно, его никуда не пускают. Но тут уж по всем сюжетным законам подходит время счастливого случая. Рядом с милиционером на вахте - брестский корреспондент. Он открывает чемоданы и бесстрашно проводит Тарасюка мимо милиционера. Сбегается не только весь райком, но и весь райисполком - кабинеты пустеют.

Некоторое время спустя телеграмма. "Чего?" - недоумевает Васильевич. "К тебе гости из Москвы!" - кричит почтальон. Жена Васильевича была в больнице, и колхоз присылает трех женщин вымыть хату. Овечек Тарасюк скрепя сердце выгоняет в хлев, но поросенка прячет в ящик и оставляет по зимнему времени в избе - гости приедут и уедут, а порося померзнет. Три огромных трактора расчищают снег до хаты. На нескольких машинах едет кино и пресса. Впереди милиция с мигалкой...

Милицию, кстати сказать, Васильевич долго боялся изображать. Так же, как духовенство и власть. Это потом уж Горбачев ему сказал: "Можешь критиковать все по порядку". Тогда он изобразил "Как раскурочили Союз", "Революцию девяносто первого года", "Пропадает природа в Беловежской пуще", и пьянство, и самогонный аппарат, и семейную трагедию женщины, и "Купи-продай" - куда-то далеко, за межу, везут корову, передние ноги ее в кузове, задние в прицепе.

"Душа болит за нашего мужичка. Его всякая мошка ест", - говорит он. Душа болит, и Тарасюк два года присматривает за одиноким обезножевшим соседом, который жил в разваливающейся на глазах хате, а потом изображает его смерть трагически-комической сценой: "Живым в землю не полезешь". Обрушенная изба, мужики забрались на крышу и, разобрав стропила, вынимают наверх мертвого. Это образ. В жизни покойника вынесли через дверь, а изба обвалилась следом.

"Отчего вы такой бодрый? - спросил я Николая Васильевича. - В 70 лет за несколько дней 15 соток пшеницы серпом убрать да 4 копы снопов сложить - это и молодому не шутка". Он неприметно сам себе усмехнулся, а потом уж ответил: "Это потому что я для народа работаю. Сколько людей у меня бывает, и все мне здоровья желают".