С высоким и атлетически сложенным горцем-таджиком в черном одеянии и такой же черной чалме с эмблемой охотничьего надзора я познакомился в самом начале своей деятельности в должности охотоведа в Акчинском военно-охотничьем хозяйстве Туркестанского военного округа. Звали его Баймак Ризоев, и работал он лесником-егерем в этом же хозяйстве. Проживал с женой и сыном Ахмадом, тоже егерем, в горном заказнике в жилище, построенном еще его прадедами под отвесной скалой, которая служила задней стенкой этому дому. И дом, и все хозяйственные постройки были сложены из искусно подобранных скальных обломков в виде плит. Стеной из них же было ограждено и все подворье. И это было хорошей защитой не только от хищников, но и от лихих разбойных людей, которых особенно много развелось в смутные двадцатые годы. Но от басмачей эта защита родителей Баймака все же не уберегла.
Его отца, отказавшегося вступить в ряды басмачей, а заодно и его жену они изрубили шашками, а головы насадили на колья. И когда истерзанные тела своих родителей увидел Баймак, возвратившийся на коне с охоты на архаров в высокогорье, его горю и ярости не было предела.
Вооружившись гранатами и многозарядным карабином, он помчался вдогонку за извергами и настиг их на самом выходе из ущелья неподалеку от селения Ханабад. Как страшный небесный посланник смерти Азраил, ворвался мститель в самую гущу басмачей и забросал гранатами в первую очередь главаря — курбаши и его телохранителей — нукеров. А когда стал расстреливать из карабина объятых ужасом других басмачей, в ущелье ворвалась сотня красных кавалеристов из интернационального узбекского полка, которые направлялись сюда для борьбы как раз с этой бандой.
Сдавшиеся басмачи сразу окрестили отважного воина-мстителя в черной одежде и черной чалме Шайтаном. Таким его и помнят старожилы до сих пор. А Баймак до полного уничтожения басмачества в Туркестане так и остался нести службу в интернациональном узбекском полку. После основания Акчинского военно-охотничьего хозяйства ему предложили возглавить его, но скромный и отважный воин вежливо и категорически отказался от этой почетной должности и выразил согласие на свои услуги в качестве старшего лесника-егеря в горном заказнике.
До войны Баймак не женился, а когда она грянула, ушел добровольцем на фронт, где командование, учитывая его мощные физические данные, сразу определило его в разведку. И когда нужно было срочно добыть ценного языка, он уходил один на это задание и всегда с честью его выполнял. Но после тяжелого ранения стал снайпером. Так и до Берлина дошел.
После возвращения домой в родной Узбекистан женился на красивой, доброй и очень приветливой женщине, которая подарила ему вскоре сына Ахмада.
Когда я с ними со всеми познакомился, Ахмаду было чуть больше двадцати лет, а его отцу — за шестьдесят. О том, как Баймак и его сын боролись с браконьерами, ходили легенды. Рассказывали об их отваге и незыблемой честности. Несколько раз и мне пришлось вместе с ними участвовать в рейдах. Об одном особенно запомнившемся случае я вам и расскажу. Как обычно, отправились мы с Баймаком в горы верхом. Из вооружения у нас были карабины «Лось» и ракетницы. А Баймака сопровождал еще и среднеазиатский волкодав по кличке Сырлант, с купированными хвостом и ушами, что придавало ему особо свирепый вид, который даже в схватках с волками всегда выходил победителем.
В заказнике царила тишина, и это нас радовало. Видели косуль, табунки кабанов. И когда наш песик порывался погонять их, его хозяин строго грозил ему пальцем, и этого было достаточно, чтобы охладить охотничий пыл собаки. Укоризненно посмотрев на Баймака, Сырлант понуро плелся сзади. И вдруг он напрягся и злобно зарычал, а через несколько секунд в одном из распадков, метрах в двухстах от нас, гулко прогрохотали ружейные выстрелы и выстрелы из карабинов, которые легко отличимы своей хлесткостью и резкостью. Раздались рев и визг раненого кабана, еще один выстрел и радостные возгласы браконьеров, уверенных в том, что вдали от кордона егерей встреча с ними им не грозит.
Пришпорив лошадей и немного разъехавшись в стороны, мы направились на задержание. Мой путь был более легким, напарнику пришлось совершить большой крюк, огибая непроходимые заросли. Поэтому возле браконьеров я оказался первым. Мой внешний вид в военно-охотничьей форме четко подчеркивал мою принадлежность к охотничьему надзору.
Шестерых браконьеров, окруживших трех убитых кабанов на земле, я увидел на обширной поляне среди арчовника. Их дорогие мощные карабины и ружья с оптическим прицелом стояли прислоненными к большому скальному обломку метрах в пятнадцати, и даже по их виду было ясно, что хозяева этого арсенала отнюдь не простые работяги. Поэтому мое неожиданное появление совершенно не смутило и не испугало их.
— Добрый день, граждане злостные браконьеры! Я старший охотовед Акчинского военно-охотничьего хозяйства, и поскольку вы отстрелили трех кабанов на территории заказника, я вас задерживаю.
— Вы посмотрите, мужики, какую этот наглый фраер умную речь закатил, — злобно захохотал здоровенный браконьер в зеленом берете. — Да мы из тебя решето сейчас сделаем, — выкрикнул он и направился к оружию.
Я прекрасно понимал, что, если оружие окажется в его руках, произойдет кровавое столкновение. И поэтому должен был действовать решительно.
До оружия ему оставалось не более метра, когда я, вскинув своего «Лося» к плечу, ударил по полуавтоматическому ружью, перебив его на две части.
— Ложись, сволочи, или я вас всех перестреляю и затопчу жеребцом, — крикнул я, поднял на дыбы коня и направил его к перепуганным браконьерам.
И когда на поляне появился мой дорогой напарник в черной одежде и черной чалме на храпящем от ярости жеребце и в сопровождении злобного волкодава, пятеро браконьеров лежали, уткнувшись в землю, а самый наглый из них, что-то жалобно бормоча, задом по-пластунски отползал к своим корешам. Я думаю, что он испытал настоящий ужас, когда пуля перед самым его носом перебила именно его ружье, мелкими осколками камня брызнув ему в лицо.
А месяца через два после этого случая, когда в горах уже и заморозки были, произошла трагедия, чуть не закончившаяся смертью Баймака.
Он отправился вместе с сыном в рейд. Ахмад должен был двигаться по широкому горному хребту, а его отец направился в самое сердце заказника вдоль бурной горной речки, и как обычно, его сопровождал верный Сырлант. И когда они преодолели несколько километров, лавируя между огромными валунами, то услышали за одним скалистым поворотом яростный рев медведя. Когда ж они обогнули скалу, увидели на большой поляне за речкой стаю волков, нападающих на медведицу. Она защищала от серых разбойников свою добычу — упитанного подсвинка. А как выяснилось впоследствии, еще и двух своих медвежат, в ужасе сидевших на вершине орехового дерева.
И у самой медведицы дела были неважные, хотя один из волков и кувыркался в нескольких метрах от нее с разорванным брюхом. Волки бы все равно одолели медведицу, не приди ей на помощь благородный человек. Прямо с ходу, находясь в седле, он двумя выстрелами срезал двух волков. А когда один из них, оказавшись раненым, вскочил и бросился в чащу, его догнал волкодав и прикончил. Остальные хищники мгновенно исчезли. Не доезжая до медведицы, оставшейся на поляне, метров семьдесят, Баймак спешился, взял повод в правую руку и повел коня через бурлящий поток. На середине речки он поскользнулся и упал. Стремительная вода швырнула его на валуны, он ударился головой об один из них и сломал бедренную кость, а поскольку повод был захлеснут на руке, то его в бессознательном состоянии вытащил на поляну конь.
Когда Ахмад, услышав выстрелы, подъехал на лошади к месту этих драматических событий, он увидел необычное зрелище: к лежащему без движения отцу с ревом подступала медведица, а ее отгоняли жеребец, освободившийся от повода, и пес Сырлант. Выстрелами из карабина Ахмад отогнал ее. И только когда они переправились на противоположный берег и увидели медвежат, то поняли, почему она не оценила по достоинству поступок своего спасителя.
