Писатель Владимир Степан и корреспондент Дмитрий Умпирович продолжают искать параллели между прошлым и настоящим. На сей раз авторы окунутся в индустрию водных процедур и, вооружившись веничками и шайками, сообразят на двоих о бане.
У каждого в детстве был утенок или рыбка. Резиновая или пластмассовая, главное, чтобы не тонула в воде...
Да, все начинается с мыла, которое попадает в глаза — и окружающая действительность расплывается, растекается, утрачивает привычные очертания. И ты водишь руками, пытаясь найти маму, находишь, но все равно ревешь. Это я к тому, что не все в детстве сладкое, вкусное и приятное... Белое мыло, страшно щиплющее глаза, почему–то называлось «Детским». Я его боялся как огня. И пахучего «Земляничного», нежно–розового, боялся и плакал. Но если тебя привели, принесли в баню, то терпи. Тебя моют, трут мочалкой, обливают теплой водой и хвалят. А чтобы не очень сильно и долго плакал, в тазик бросают пластмассового утенка. Мама моет ребенка, а ребенок — своего желтого утенка или рыбку.
Мои первые воспоминания связаны с женской баней. Лет до трех меня мыли именно там. Потом я стал ходить в мужскую баню с отцом. С этого момента уже помню четко и конкретно. Там я не плакал. Стыдно плакать перед мужчинами, засмеют.
В моем «гэпэ» у мужчин была мода ходить в баню с маленькими чемоданчиками. Наверное, и сейчас такие чемоданчики хранятся со всякой необходимой ерундой во многих домах на антресолях, в гаражах и на чердаках. С хозяйственными сумками и авоськами тоже ходили, но это было некомильфо. Билет для взрослого стоил 15 копеек, ребенок шел бесплатно.
Деревянные скамейки, узкие шкафчики, выкрашенные масляной краской салатного цвета. Примитивные замочки, ножиком ковырни — откроется. Правда, случаев воровства не припомню. На полу раздевалки — пестрые коричневатые квадратики метлахской плитки и сухо шуршащие веники. А там, где все моются, —большущие каменные скамейки, похожие на домашний сальтисон...
В бане было шумно и весело. Там всегда ошибаешься и путаешь людей. Это и неудивительно: все кругом голые. Даже взрослые ходили и искали своих детей... Был целый ритуал: мужчины здоровались, пожимали руки, покрикивали на малышню и важно раздевались.
В бане всегда есть какая–то беззаботность, праздничность и легкость. А еще мне нравилось рассматривать татуировки на мужских телах. Тогда татуировки были суровые — тюремные да армейские. Якоря, танки–самолеты, мечи, черепа и купола церквей...
За тяжелой дверью громоздились пирамиды цинковых тазиков, мокрые веники. Пар, брызги, смех детей. В парилку нас не пускали, да мы туда и не рвались. Там слишком жарко. Там мужчины в шапках машут вениками, кричат и хлещут друг друга. А когда, пошатываясь, выходят, то похожи на вареных раков, кажется, что с них живьем содрали кожу. Даже татуировки не рассмотришь. Они хвалят пар и веники и тяжело дышат...
А еще в нашей бане имелся буфет. Там собирались те, кто вымылся. У одних мужчин волосы прилипали к вспотевшим лбам, у других — расчесанные, лежали волосок к волоску, как на фотографиях советских киноартистов. В буфете стояли деревянные бочки с пивом. А на стойке блестели вытянутые, острием вниз, стеклянные конусы с томатным, яблочным и березовым соком. Пиво тогда подавали в тяжелых пол–литровых бокалах, сок — в граненых стаканах. Мужчины и женщины пили то пиво и сладострастно фыркали, сдувая пену. Дети запивали конфеты соком.
Кто–то может обозвать все то «великолепие» «совковым» убожеством, а я назову аскетизмом. Ясное дело, что советская баня — не римские термы и даже не финская сауна...
А за окном буфета — фиолетовая зима. Сугробы. Скрипучий снег и яркие звезды. И мы возвращаемся с отцом чистые и довольные, а те, кто с вениками и чемоданчиками идут навстречу, нам завидуют.
Есть еще одно воспоминание, связанное с баней. Рядом с ней стояла и смотрела в небо огромная краснокирпичная труба котельной. Внутри работали кочегары, поддерживали в огромных печах огонь. Ночью труба напоминала гигантский телескоп, нацеленный на мигающие звезды. Как–то три подростка решили взобраться на ту трубу. Им хотелось прикоснуться к небу. Но искушение посмотреть в запотевшее окно женской бани, в процарапанный в грязно–серой краске глазок, оказалось сильнее. И только один из троих, пока его друзья по очереди припадали лбами к стеклу и млели, полез на трубу. Взобрался на самый верх. Чуть не сорвался, когда изъеденная ржавчиной ступенька лестницы сломалась. Он вскрикнул, слизнул кровь с рассеченной губы. Там, наверху, не было ничего, кроме пронзительного ветра, звезд и холода. Может, это и был вкус неба?
Когда он спустился вниз, то и рассказать приятелям ничего особенно интересного не смог. А вот его друзья говорили и говорили о том, что увидели за запотевшим стеклом в женской бане...
Теперь той кирпичной трубы нет. Как нет у меня и другого неба. А вот одноэтажная баня стоит и работает.
Владимир СТЕПАН, «СБ».
За десятилетия понятие «баня» пережило самую настоящую реформу, даже революцию. Туда уже мало кто ходит, чтобы просто помыться. Разве что в глухих деревнях или когда нет горячей воды, люди вспоминают ее истинное предназначение. Теперь баня — это неотъемлемая часть досуга, способ расслабиться, «косметический кабинет», в конце концов. Баня на белорусский мотив по сравнению с периодом советским таки превратилась в римские термы — центры общественной жизни.
Баня бане рознь. Общественная, деревенская, небольшие частные сауны на 10 человек... Общим у них остается лишь густой пар или просто горячий воздух, который порой накаливается аж за сотню градусов, да веник — неизменный артефакт.
Баня общественная — это своего рода мостик в прошлое, машина времени. Кажется, Владимир в свои юные годы попадал точно в такой же антураж. Очереди на вход, алюминиевые шайки, длинные скамейки, подвявшие и осыпавшиеся веники, которые предприимчивые добряки гардеробщики готовы предложить за тысячу, парилка — «полна горница людей», неизменные «мужики, закрывайте дверь, холодно!» и «поддайте парку», услужливые старички банщики, которые похлещут или намылят спинку. Сюда тянутся студенты и пенсионеры — цены не кусаются. Здесь витает атмосфера какого–то всеобщего братства. То ли нагота располагает, а может, просто публика постоянная.
А еще нынешняя баня — это один из неизменных пунктов «социального пакета». Пользуюсь им и сам. В нашем центре «Олимп» парилку предлагают в комплексе с бассейном. Это, так сказать, баня усовершенствованная. Попарился вместе с коллегами, окунулся в холодную воду, поплавал... Сближает, настраивает на совместный рабочий лад. Да и народу там обычно поменьше, чем в обычных общественных парных. Толпами не ходят, сидят группками максимум по 10 — 12 человек. Да и то тесновато.
С коллегами можно сходить и в частную сауну. Или собрать большую компанию друзей–одногруппников, созвать мальчишник... Впрочем, непосредственно парилка — это лишь один, даже, наверное, не самый главный элемент такого «парадного выхода». Джакузи, купель, гидромассаж, бильярд — все включено. Звон бокалов, пиво рекой (хотя медики и рекомендуют заменить спиртное традиционными и полезными морсами, квасом и березовым соком). В бане проще решаются дела, заключаются контракты. На двери одной из парных даже как–то видел забавную табличку: «Прием по личным вопросам».
Только шутки в сторону. Слово «сауна» в последнее время часто мелькает в оперативных сводках как синоним пьянок, из–за которых случаются серьезные пожары (в прошлом году таких было два), коррупции или притона (парочку таких за последний год накрыли в Минске). А сколько анекдотов ходит про легкомысленных девиц! Например: «Аня и Оля всегда хотели попасть в Национальную библиотеку, но их почему–то всегда возили только в баню!»
Отличной альтернативой частной сауне в городе является банька деревенская. Агроусадьба без парилки? Такого даже невозможно себе представить. Выехать на природу, приготовить шашлыки, помахать веничком в парной, окунуться в озере или просто поваляться зимой в снегу — для меня такой отдых намного привычнее и любимее заморского дайвинга или пустого лежания на пляже. А деревенские только посматривают да посмеиваются: «Вот городских понаехало, бани никогда не видели... Что, у себя в душах или в ваннах помыться не могут?» Не понимают, что баня — это для нас больше отдых для тела, души, чем просто «помывочный цех». Знакомый дед из глухой деревеньки Витебской области как–то разворчался: «Прислали студентов на картошку, так они каждый день нудели, чтоб я баню им топил. Виданное ли дело? Перебьются. Раз в неделю, как все, пусть моются. Фирма веников не вяжет! А то мне еще воду носить».
Такая вот ирония банной судьбы. С легким паром!
Дмитрий УМПИРОВИЧ, «СБ».
P.S. Уважаемые читатели, а какие параллели интересны вам? Оставляйте свои пожелания на сайте www.sb.by.
