Берешь с полки книгу. Открываешь, переворачиваешь страницу, а там голубой цветок. Кто его положил, когда? Смотришь, долго думаешь, можешь даже банально умилиться. А в следующий раз открываешь эту же книгу, а вместо голубого цветка — мелкая крошка, которая, наклони книгу, посыплется легкой трухой на пол...
Мне кажется, что такое понятие, как родина, постепенно размывается, теряя кусочки, рассыпаясь на фрагменты, и скоро вообще может исчезнуть. Как тот засохший первоцвет в книге.
Удивительная ситуация: родной белорусский язык многие уже знают хуже, чем английский. Да, глобализация, исчезновение границ, шенген, жить нынче можно в любом месте на земном шаре, через интернет ты связан со всем миром, даже старики научились пользоваться скайпом, чтобы с детьми и внуками общаться... А английский язык — международный, белорусский — всего лишь родной. Как тот цветок в книге.
Сегодня про Америку мы знаем много. Нам известно, сколько стоит килограмм свиной или говяжьей вырезки в Чикаго, Сиэтле, Вашингтоне. Известна цена килограмма апельсинов, бананов, картошки... Да мало ли в какой точке, большом или маленьком городке, если цена примерно одинакова. Знаем, сколько стоит аренда автомобиля, литр молока, джинсы, телефон, ноутбук. Мы смотрим американские сериалы один за одним, слушаем музыку. Английских слов с каждым днем все больше и больше... Неудивительно, чуть ли не у каждого там брат–сват, сосед, жена бывшая, дочь, сын, племянник. Или кто–то с нашей улицы, из деревни, дома, подъезда, одноклассник, однокурсник.
И уже не удивляемся, когда слышим в маршрутке или троллейбусе, как кто–то, прижав смартфон к уху, спрашивает: «Так, а ты где сейчас, в Нью–Йорке? Нет, у нас тоже дождь лупит, да на работу я еду, куда ж еще в такое время... Маме скажу, что ты звонил...» Разговор может быть долгим и о чем угодно: машинах, квартирах, курортах, болезнях, домах престарелых, школах, ресторанах и заводах... Это уже так привычно и буднично, что даже не раздражает.
Мы уже не удивляемся, когда слышим от соседки, что балбес Васька из пятого подъезда уехал в Америку. А ее Колька собирается поступать в наш университет на лингвистический. Он там будет учить английский и немецкий. Нет, он не пойдет работать учителем в школу, ты что! Правда, и немецкий Кольке ни к чему, он же сразу, как только язык хорошо выучит, так и полетит к двоюродному брату Игорю. Как это куда? В Америку! Тот ему поможет зацепиться, устроиться. А профессия какая, так я не знаю. Главное, что жить будет не здесь. Что ему тут светит? А там, если язык знает, то и работу найдет, жить будет как человек.
А вот другой разговор, многократно повторяющийся. В нем лишь названия городов да имена меняются. «А мой сын в Америке живет. Хорошо живет. А где и кем он там работает, нет, я не знаю. Посылку прислал, целый ящик одежды. Все там хорошее: куртки разные, штаны, ботинки. Хорошая какая–то у него работа. Он не в самом Чикаго живет, а рядом, как отсюда до Дрогичина. У него же машина хорошая. Квартиру пока снимает. Он там не один, там его одноклассники».
Эту историю рассказал Степан Антонович Лейчонок — дед моей жены. Я старательно записал ее в блокнот, но воспроизведу по памяти, меня интересует лишь один эпизод.
...Концентрационный лагерь для советских военнопленных находился на территории Западной Германии. Пленных использовали на разных тяжелых работах. Степан Антонович вкалывал на сталелитейном заводе. Освободили лагерь американцы в самом начале 45–го. Некоторое время осматривали, лечили, кормили, составляли и сверяли списки. Потом построили на плацу всех, кто мог стоять, вышел переводчик и громко сообщил, что отныне все свободны. Желающие уехать в Америку должны сделать шаг вперед. Один шаг.
Дед жены, вспоминая тот день, смотрел сквозь меня, мял край скатерти.
Переводчик еще и еще раз повторил предложение. Кто–то вышел из строя, сделал тот шаг вперед, а Степан Антонович стоял. Он уже хотел шагнуть... Мгновенно прикинув, что в Америке не пропадет. Сильный, умелый: кузнец, механик, столяр. Руки крепкие, голова на плечах толковая, возраст без года сорок. Но и своих вспомнил, хотя и не знал, как они там. Жену, дочек, родителей... И остался стоять.
«А можно было тот шаг сделать... Один шаг», — задумчиво говорил старик и улыбался.
ladzimir@tut.by
Советская Белоруссия № 92 (24974). Среда, 18 мая 2016
