– Сергей, во многих профессиях считается, что с друзьями нельзя работать – они могут стать врагами. А вас на работе окружают одни товарищи. Не пугает перспектива разругаться с ними в пух и прах?
– Гарик Мартиросян, когда позвал вас в Москву писать тексты для команд КВН, уже был вам другом?
– Он и сейчас друг! Но он тогда больше не как друг звал, а как менеджер, который видел перспективу в создании авторской группы и понимал, что я могу принести пользу. Он не говорил: «Мы с тобой одной крови, приезжай в Москву и что-нибудь замутим». Не брал ответственности. Говорил, что гарантировать ничего не может, но работа есть. Хотя первое время он меня как раз очень выручал, одалживал деньги, потому что работа отличалась нестабильностью и иногда за квартиру заплатить было нечем. То есть работа была почти круглосуточная, а оплата – нестабильная: нас поначалу многие кидали. Мы с Мартиросяном друг друга хорошо понимали и уважали как специалистов: мы же работали с одними и теми же командами КВН, вместе что-то придумывали. И когда Comedy Club создавали, меня тоже пригласили попробовать писать им. А на творческие отношения с годами наросли человеческие.
– С Ургантом быстрее сошлись?
– Я же с ним начал работать на проекте «Весна с Иваном Ургантом», мы с Сеней Слепаковым писали ему сценарии. Все, что предлагали, Ваня считал очень достойным, и мы друг к другу потянулись творчески. Хотя мы со Слепаковым были просто авторами, которые раньше играли в КВН, а Ваня уже был звездой, которой пытались сделать собственное шоу на «Первом канале». Я мог ему сказать: «А поехали в «Камеди»!» Comedy Club тогда не показывали по телевизору, но было кафе «Манеръ», где проходили вечеринки. Сначала выступали несколько человек, которые являлись как бы обязательной программой, а после просто те, кто хотел. Мы с Ургантом вдвоем что-то писали и выступали там – разумеется, не один раз совершенно облажались…
– Почему? Вы же монстры юмора!
– Это естественный процесс, такое с каждым может случиться. Наш альтернативный юмор ценили немногие. А нам было интересно вместе придумывать.
Читайте также
Для меня огромное счастье – наши совместные поездки. Нет ничего кайфовее, чем сидеть в купе вчетвером с Ургантом, Мартиросяном и Сашей Цекало. Сейчас концерты «Прожектора» случаются два-три раза в год: в Москве, Питере или Риге. Мы едем ночь, и в нашем купе царит взаимопонимание на самом стопроцентном уровне из всех стопроцентных. Нет никакой цензуры, доля цинизма, которая в нас живет, тоже выплескивается наружу, и то, что мы там говорим и делаем… Ну, по большей части говорим, а то люди напридумывают еще всякое. Цинизм и острота зашкаливают, и неподготовленным людям не стоит такое слышать и знать, но нас самих просто разрывает от смеха, мы выползаем из купе на карачках!
– Знакомство с кем из ваших нынешних коллег было самым интересным?
– С Галустяном я познакомился, когда отдыхал в Сочи. Пошел на рынок, а он там гранаты выжимал. Наши глаза встретились, и я понял, что будет продолжение. Так и вышло. Я рад, что Миша больше не работает на рынке. Говорят, уже две недели как уволился, более серьезными делами занялся. Я даже слышал, что он где-то снимается, в какие-то программы его приглашают. Молодец парень!
– Сергей, а вы какой творец? Вот Слепаков рассказывал, что он «мрачный творец» – придумывает песни и сценарии в напряжении, постоянно переживает, и если на площадке все веселятся, ему кажется, что это плохо отразится на результате. А Мартиросян, наоборот, легко сочиняет, потом берет гитару, играет песенку, еще что-то сочиняет...
– Ой, про Гарика чистая правда. В шахту на вахту – не его тема, он быстро кидает идеи, а через полчаса ему срочно надо или гитару взять, или куда-то поехать, или в ванну лечь. Обязательно надо быстро переключиться, поменять картинку. А я упрямый творец: методично бью в одну мишень, пока не попаду. Если поставлена задача, буду над ней биться. Мы с тем же Сеней по 16 часов могли проводить в одной комнате, пока не выдадим действительно стоящую вещь. Внутренний цензор не выпускает на улицу, пока не докопаешься до стоящего решения. Насильно из себя много шуток не выдавишь, но мы с Сеней все время пытались – и периодически получалось.
С женой Антониной Чеботаревой (2018)– Что тяжелее всего далось из вашего уже довольно обширного списка программ, фильмов?
– «Наша Russia» оставила во-о-от такой рубец. У нас был подход, как в кино, с многомесячной подготовкой, долгими репетициями, большим количеством образов, грима. Каждый год снимали пул из 20 серий – нагрузка, как если бы мы снимали параллельно несколько разных фильмов. Технологически невозможно прерваться, давит ответственность. К концу пятого сезона я уже был неадекватен, не понимал, что происходит в моей жизни, в мире. Однажды (кажется, когда снимали полицейский участок и я играл девушку-полицейского) потерял сознание, меня увезли домой. Я перед этим чувствовал себя ужасно, говорил: «Ребята, давайте прервемся, сил никаких не осталось». – «Серега, ну как же? Павильон оплачен, люди наняты, надо монтировать и на канал сдавать, уже анонсы идут».
Сейчас стал циничнее и стараюсь ограждать себя от таких перегрузок. А тогда мы не могли отказать, если по-человечески просят, постоянно перерабатывали – смены длились не 12 часов, как положено, а больше. Накопившееся переутомление и нервное истощение аукаются до сих пор.
Мы были ужасными максималистами, и планка у нас была очень высокой: бесконечно переснимали, если все равно не получалось, как нам хочется, не ставили в эфир.
– Мне кажется, вы неспроста потеряли сознание, именно играя женщину…
– Да, это кошмар был! Линзы, колготки, каблуки – ужасно неудобная амуниция. Хоть у меня и было несколько женских образов, каждый раз я заново привыкал к неудобным одежкам и преодолевал внутреннее сопротивление.
– Сейчас вы пришли на СТС. Вам трудно даются такие важные решения? Когда-то вы, окончив институт, работали в офисе, но уволились, чтобы поехать на гастроли с «Уральскими пельменями». Обдумывая это решение, не спали несколько ночей…
– Я и сейчас все пропускаю через себя, ночами не сплю, думаю, взвешиваю… Но могу с гордостью сказать, что ни за одно решение у меня совесть не болит, что я кого-то предал. Я обо всех серьезных поступках могу так сказать: о переезде в Москву, разводе с первой женой, переходе на СТС… Считаю, лучше все взвесить и попробовать новое, чем не попробовать и потом очень сильно жалеть. Ну, рискни, облажайся и пойми, что это не твое, – может, из неудачной истории вырастет удачная.
С дочкой Настей (2018)– Ваши коллеги говорили о вашей способности к мгновенной импровизации. Это свойство рано у вас проявилось?
– Оно всегда было, но я не знал, что это так называется. Я в школе всегда старался быстрее всех ответить. Не то чтобы был выскочкой, хотя меня и так называли. Учитель в классе мог дать задание, а я, не поднимая руки, что-то выкрикивал – и оно было вроде и по теме, и смешно одновременно. Зал, то есть класс, смеялся, педагогическая атмосфера уходила. Это просто часть темперамента, часть меня, она всегда была, и кнопки вкл./выкл. у меня нет.
– Вашей дочке девять лет, сыну – пять. Передалась ли им способность импровизировать по наследству?
– Она простреливает. У Насти юмор не словесный, хотя бывают и веселые фразочки, – она пытается снимать видео и монтировать. У нее морская свинка, собака и кошечка – дочка их снимает, все подмечает за ними. А у Вани именно текстовой юмор. Как выдаст что-нибудь, мы с женой переглядываемся. Думаем: ну если он просто услышал где-то и запомнил, значит, молодец, обращает внимание на хорошие вещи. А если сам додумался?! Я редко в жизни смеюсь – просто отмечаю, что это смешно. Но несколько раз я над его хохмами ржал в голос.
Елена Фомина, ООО «ТН-СТОЛИЦА» (специально для «ЗН»)
