Сербия. Кустендорф. Кустурице

ХХIХ международный Московский фестиваль открылся фильмом «Завет» Эмира Кустурицы На сегодняшний день Кустурица, пожалуй, главный маг мирового экрана. Один из немногих, он дважды удостоен «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля («Отец в командировке», 1985 г.; «Андеграунд», 1995 г.). Кроме того, его фильмы собрали большой урожай наград на других фестивалях. Во всяком случае, о том, что происходит на Балканах, мир давно судит по фильмам Кустурицы.

«Завет» участвовал в конкурсе Каннского фестиваля этого года и разочаровал критиков – ничего нового! Но, думаю, очарует зрителей. Фильм снят на старую как мир тему – о том, что корни наши – в деревне и «прогрессивным» горожанам не следует забывать об этом. Бурлескная комедия, в которой под привычную «музыку цыган» хорошие люди и животные без слов понимают друг друга, ангелы – в абсолютно земном обличье – летают по небу, все негодяи  наказаны, а венчает фильм фраза – «Happy end».
Пресс-конференция Эмира Кустурицы была похожа на его фильм, такая же яркая и многоголосая. Во-первых, мэтр довел до сведения журналистов, что его «Завет», где из забытого Богом сербского села дед отправляет внука в город продать корову, купить икону Николая Угодника, разные подарки и найти себе жену, вовсе не фантазия. Уже несколько лет режиссер живет в собственной деревне Кустендорф, которую построил в сербских горах. Питается овощами и фруктами из своего огорода да еще фильмы в естественных декорациях снимает. Вот только «Завет» снимали в 3 километрах от его поселения.
– А фильм – действительно сказка, – сказал Эмир Кустурица. – Сегодня только в таком жанре можно подсказать людям выход из положения. Думаю, украинцы и русские узнают «новую реальность» в моем фильме – этот этап перелома в своей душе, когда все вмиг перевернулось и материальные ценности встали во главе жизни, не так давно пережили все. Сербы тоже пришли с Днепра, только очень давно, так что и корни, и проблемы у нас одинаковые. 
А кино сегодня снимают как одеколон производят. То, чему учили меня в Пражской киношколе, давно забыто. А когда я был студентом, то искал кумиров именно в русском искусстве, так что мой «Завет» – отчасти поклон великому Довженко. Что может сегодня режиссер? Либо терять время, выпуская поделки, либо заниматься терапией, стараясь помочь людям стать чуточку лучше. 
Путь в карьере я специально не выстраивал, определять наши взлеты и падения – удел Божий, это не во власти человека. Когда я снимал «Андеграунд», у меня был тяжелый период жизни, и все это отразилось на атмосфере фильма. Художник не в состоянии изменить время, в котором живет, но он может запечатлеть его в своей работе.
Так что совсем не случайно в наше время в кино приходит столько людей, которых больше интересуют призы, чем само искусство. В этой ситуации больше всего страдают режиссеры, которые делают авторское кино. Посмотрите, как изменилась обстановка на фестивалях. Приезжают все время разные люди, а постоянных авторов нет. Вот три года назад мне довелось быть председателем жюри Каннского фестиваля, я обнаружил всего 2 или 3 настоящих авторских фильма. Нам необходимо защищать пространство авторского кино, потому что мы можем вообще его не увидеть. А мне хотелось бы, чтобы европейцы, кроме Кустурицы, Михалкова, Звягинцева и Сокурова, знали и других режиссеров из Восточной Европы.
Когда Кустурицу спросили, какие режиссеры ему нравятся, он не стал прибегать ни к каким уловкам, что обычно делают, а назвал несколько имен мастеров, которые «делают такое кино, какое я никогда не сделаю». И  признался, что студентом был влюблен в фильм Никиты Михалкова «Раба любви»...
Не обошли Кустурицу вопросами о войне. Мол, есть ли выход на самом деле?
– Думаю, что в глобальном смысле его быть не может, – ответил он.  – Вот я построил свое село – это выход. Так и каждый должен сам найти для себя дело. В странах Восточной Европы идет демократизация капитализма, и не без поддержки криминальных структур. Конечно, занимаются этим не балерины, а люди, которые за деньги могут пожертвовать жизнью. Думаю, люди в Сербии распяты между идеей сохранения архетипа и поиском новых возможностей катарсиса. Хэппи-энд в конце моего фильма всем нравится. Зло наказано, потому что в кино это необходимо. О хэппи-энде в жизни должны думать политики. Но в реальной жизни, думаю, хэппи-энд не существует.
Режиссер хочет снять фильм на русском материале. И разговор об этом уже ведется. О том, что значит для него Московский фестиваль, сказал буквально следующее: «В эти дни я очень занят, через три дня в Париже у меня премьера оперы «Время цыган» – по моему фильму. Вот и судите, что значит для меня фестиваль в Москве…»

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter