Кама Гинкас и Генриетта Яновская — постановщики с мировым именем.
В Минск МТЮЗ привез три спектакля: сказку “Волк и семеро козлят” Яновской, “Леди Макбет нашего уезда” и “Скрипку Ротшильда” Гинкаса. С заявленными звездами — народными артистами Валерием Бариновым и Игорем Ясуловичем и медийной Елизаветой Боярской. Баринов и Боярская выступили. Ясулович по состоянию здоровья в Минск не доехал. О том, что он не доедет, было известно заранее (у актера была запланирована операция и на его роль делали срочный ввод). Однако организаторы гастролей об этом деликатно умолчали, посему печальное лицо Ясуловича лишь украшало все рекламные буклеты гастролей в городе, а уж на них организаторы ангажемента не поскупились.
Кроме спектаклей, Кама Гинкас и Генриетта Яновская встретились с взволнованной театральной общественностью в Купаловском театре, презентовав заодно и свою новую биографическую книгу “Что это было? Разговоры с Натальей Казьминой и без нее”.
Генриетта Наумовна и Кама Миронович говорили много, страстно, как студенты. Не скажешь, что разменяли восьмой десяток. Охотно дополняли, подкалывали и перебивали друг друга. “А не курит она только из уважения к вашему театру!..”, “Не рассказывай мою байку!..”. Говорили о несовместимости с советской властью, годах запрета на профессию, коллегах-приспособленцах и коллегах-мудрецах. О том, что, даже работая в 1970-е годы в Красноярске, просили приезжавших критиков оценивать свои работы в “мировом контексте”. О том, что не понимают, где проходит граница между детским и взрослым театром: оба должны выглядеть убедительно. О том, что главным ругательством их учителя Товстоногова было слово “самодеятельность”. Что любой спектакль должен существовать по принципу конуса.
— В первой точке — понятный даже тете Мане сюжет, — чертила геометрический рисунок в воздухе Яновская. — А дальше, согласно полученному образованию, жизненному опыту, мировоззрению, у зрителя начинается мыслительная работа, начинают появляться ассоциации.
И чем зритель умнее, тем выше он может подняться по этому конусу. Плохо, когда ассоциации еще остаются, а конус закончился: значит, зритель оказался умнее режиссера и больше в этот театр он не пойдет.
Рассуждали о потаенном смысле “Собачьего сердца” Булгакова и одноименном спектакле Яновской, любимом художнике и единомышленнике Сергее Бархине, который всегда удивляет нестандартным художественным мышлением.
Наперебой спрашивали о чем-то своем потаенном, режиссерском присутствовавшие на встрече худруки двух главных театров Беларуси Сергей Ковальчик и Николай Пинигин. Неистовое студенчество ловило каждое слово.
Спектакль “Волк и семеро козлят”, признаюсь, пропустил. Но вот на “Леди Макбет нашего уезда” пришел во всеоружии. Как помним, у Лескова это произведение названо очерком. И название уезда в отличие от спектакля Гинкаса указано не обтекаемо, а конкретно — Мценского. И, может, главная загадка этого повествования в том, что жутковатую историю одержимости и преступления с пятью, если не ошибаюсь, в итоге трупами Лесков рассказывает бесстрастным холодным языком.
У Гинкаса эмоции, наоборот, с самого начала зашкаливают. Актеры орут как резаные. Посмотри, мол, зритель, как мерзка была жизнь в российских губерниях, словно твердит режиссер. Пришедшие на медийную Лизу Боярскую зрители оказались в замешательстве. Поначалу попытались смеяться. Юмора в постановке действительно много, его даже хочется прибрать. Но потом замерли в немом удивлении. Гинкас поместил изящную и хрупкую Боярскую в такую жесткую конструкцию, что, кажется, иногда актрисе нечем было дышать. Исследуя природу зла, Гинкас к финалу забывает, для чего, собственно, завел весь этот разговор. Последний час “Леди Макбет...” — час откровенной скуки, которую не может развеять даже народный артист России Валерий Баринов, являющийся Катерине в кошмарных видениях.
А уж убийство соперницы на каторге и вовсе решено какой-то выхолощенной и стремительной хореографической сценой. Катерина и ее обидчица как две дикие кошки — терзают, терзают друг друга, а потом валятся на помост без чувств. Пугающая эмоциональная опустошенность наваливается на зрителя после этого безысходного, крикливого и претенциозного спектакля.
Не лучше обстояло дело и со “Скрипкой Ротшильда”. Тут только добавились еще и гробы — очередная фантазия художника Бархина, оправданная сюжетом одноименного рассказа Чехова. Гинкас снова вонзил в зрителя холодный клинок, а хорошему артисту Баринову без Ясуловича просто не на кого было опереться.
В общем, понял я, что, как это ни горько осознавать, но до увенчанных призами и обласканных критикой спектаклей Московского театра юного зрителя я еще, видимо, не дорос.
pepel@sb.by
