«Семь лет я жила в аду»

Это утверждает Тамара Зайцева, которая сегодня озабочена тем, как спасти хотя бы одну живую душу

 - утверждает Тамара Зайцева, которая сегодня озабочена тем, как спасти хотя бы одну живую душу

«У каждого человека есть надежда, что его выслушают. С такой надеждой и обращаюсь в газету», — написала она  в письме, адресованном главному редактору. Пока мы наводили справки об этом человеке, изучали биографию автора письма, прошло около месяца. И вот Тамара Зайцева сидит передо мной со  своей горестной исповедью. 

— Мое падение  началось незаметно. До 1992 года все у меня складывалось благополучно. Трое детей, свой дом, хорошая работа секретаря в одной из самых престижных приемных Калинковичей. Многие мне откровенно завидовали. От полноты жизни все чаще и чаще находился у меня повод прикладываться к рюмке. 

Вначале развелась с мужем. Затем новый звоночек: брат, который тоже пил, попал в ЛТП. Мама не смогла перенести всех этих потрясений и умерла от инфаркта. Брат вернулся домой после лечения  и вскоре умер, отравившись этиловым спиртом.  Когда исполнилось сорок дней после его смерти, моя старшая дочь «отпраздновала» эту скорбную дату – повесилась… 

Последовали новые похороны, а вместе с ними и новые долги. Супруги-цыгане, хорошо зная меня по прежней работе, с которой я распрощалась, и совместным поездкам в Россию, куда мы сообща возили молочные продукты на продажу, предложили свою денежную помощь. 

Теперь я понимаю, что помогали мне они не бескорыстно, а с вполне определенным умыслом.  Одолжили денег с условием, что скостят долг после необременительной услуги, которую я окажу. 

— Поможешь нам привезти мак из деревни, — изложил суть услуги глава семейства. 

— Так я договорюсь, раздобуду пищевой мак, — вызвалась я в ответ. 

— Нам нужен другой, не пищевой мак, — ухмыльнулся мой знакомый. – Мы его закупаем заблаговременно у сельчан. За нами, цыганами, милиция в последнее время слишком сечет. А ты, молодая русская женщина, будешь вне всяких подозрений. Твоя задача – забрать сумку. Сесть с ней в рейсовый автобус и привезти в Калинковичи. В нужную деревню мы доставим тебя машиной, встретим потом на вокзале… 

После этого я поняла, что мне придется заниматься криминальным делом – перевозить маковую соломку. Не буду никого убеждать в том, что у меня не было другого выхода. Конечно, он нашелся бы, но я в то время редко была трезвой. Топила в вине уже не радость, а  горе. Затуманенный алкоголем мозг не хотел искать достойный выход из сложившегося положения. Я не осознавала, что сама добровольно загоняю себя в капкан. 

Без всякого страха и угрызения совести поехала я в деревню, привезла автобусом требуемый груз и выполнила свою криминальную миссию. Затем следовали все новые и новые задания. Я входила во вкус своей новой «работы». Доставляла «товар» (по 700—800 стаканов маковой соломки сразу, а также другие более сильнодействующие наркотики), колесила по Прибалтике, в деталях изучила особенности белорусско-украинской границы. Могла из этой соседней страны так перевезти героин, что ни один пограничник и таможенник меня не останавливал. 

Это нравилось моим «работодателям». Они стали мне больше доверять. Но в то же время не забывали  предупреждать, чтобы я не вздумала «соскочить». 

Не зря боялись. В то время я уже задумывалась над тем, как явиться в милицию с повинной головой и, естественно, не с пустыми руками. Случай тому поспособствовал. С большущей сумкой, в которой была маковая соломка, вернулась я после поездки в Калинковичи.  В планах компаньонов-охранников произошел непредвиденный сбой, они меня не встретили. Воспользовавшись этим, я позвонила в отдел милиции. Моей информации вначале не поверили. А потом милиционеры смогли убедиться, что я их не разыгрываю. 

Я и сейчас, по прошествии нескольких лет, не жалею о том своем поступке. Хотя я в итоге получила за свои прегрешения перед законом пять лет лишения свободы. Полностью этот срок мне не пришлось отбывать. Благодаря  примерному поведению выпустили меня на свободу раньше положенного. 

Трезвое осмысление (дружбу с «зеленым змием» я прекратила)  предварительных итогов моей жизни оказалось нерадостным. Сын Павел в мое отсутствие совершил преступление, и его отправили в колонию для несовершеннолетних. Сын дочери Никитка, мой внучек, умер, не дожив десяти дней до годика, не увидев беспутную горе-бабушку… 

Я стала часто ходить на городские кладбища своего города. Посещаю могилы внука, дочери, брата, родителей, которые преждевременно ушли в мир иной. Во всех несчастьях и бедах нашей семьи виню прежде всего себя. Посещаю я и могилу, где похоронена еще одна молодая женщина. Считаю себя виновной и в ее смерти. 

…С Таней я познакомилась, когда уже около трех лет перевозила наркотики. Ей тогда исполнилось 24 года. Она была родом из России. После развода с первым мужем молодая женщина с трехлетним сынишкой оказалась в нашем городе – ее новый спутник жизни был родом из здешних мест. Он и сам хорошо одевался, и жену баловал. Возил ее с сыном на шикарной иномарке. Вначале Танин муж, а затем и она сама приобщились к наркотикам. Не без моего, наркокурьера, участия. 

Я видела, к чему приводит погоня за кайфом. В лютый мороз молодой парень снимал с себя теплую куртку взамен на драгоценное для него «лекарство» и шел домой в одном свитере. Видела, как девчонка отдала новые сапожки и бежала домой в рваных чужих тапочках. Это обстоятельство ее ничуть не волновало: в руках был шприц с вожделенной темно-коричневой жидкостью. А то, что наблюдала в колонии, напоминало мне картину из фильма ужасов. Наркоманки во время ломки кричали от дикой, нестерпимой боли. Дежурные охранники могли только однажды вызвать им «скорую медицинскую помощь». Обезболивающее переставало помогать, и тогда сокамерники «лечили» бедолаг крепким чаем, другими подручными средствами. 

Со мной в камере отбывали срок две наркоманки. Дину посадила мать, когда поняла, что дочка зашла слишком далеко в своем пагубном пристрастии. А Ирину подставили хозяева-продавцы. Девчонка  была дорожной проституткой и таким образом зарабатывала на наркотики. Когда Ира заразилась сифилисом, хозяева уличили ее в краже и отправили с глаз долой. 

Судьбе было угодно, чтобы в колонии мы снова встретились с Таней. С разрешения конвоя я немного пообщалась с ней. Молодая женщина поведала мне, что в качестве платы за наркотики ушли и их шикарная иномарка, и трехкомнатная квартира, и многое другое. Чтобы раздобыть деньги на наркотики, Таня с мужем начали воровать чужое добро.  В итоге за кражи посадили и саму ее, и  мужа. 

Еще один раз я встретила эту молодую женщину после колонии. До сих пор помню ее слова, что она так и не смогла реализовать свою мечту — родить и воспитать троих детей. Помню ее уже безжизненные глаза на еще не так давно красивом лице. А вскоре после этого Тани не стало… 

Вот тогда-то у меня зародилась такая мысль. Говорят, в Санкт-Петербурге есть музей, где в огромных колбах находятся уроды с физическими изъянами и самыми немыслимыми отклонениями. А я в местах, где собирается молодежь, оборудовала бы выставку моральных уродов. В качестве первого ее экспоната предложила бы себя. По-моему, это было бы наглядное пособие тем, кто, не задумываясь о последствиях, берет в руку рюмку или шприц… 

Да, я виновна (пусть и не прямо, а косвенно) во многих смертях. Поэтому решила, что обязана спасти хотя бы одну живую душу. И первым делом я обязана спасти собственного сына. Павел в свои неполных восемнадцать лет совершил свое второе преступление. Суд учел его искреннее желание исправиться, встать на путь истинный. Мой сын в итоге был приговорен к сравнительно мягкому наказанию — исправительным работам по месту жительства с выплатой в доход государства 10 процентов заработной платы. Но мастер И. Гаркуша, который руководит Слободским производственным участком ОАО «Лесохимик» (здесь сборщиком живицы работал мой сын), узнал о суде и тут же предложил Павлу уволиться. При этом сослался на то, что директор ОАО «Лесохимик» В. Шкарубо категорически против «зэков». Павел написал заявление, выполняя пожелание начальства. Он сильно переживал по этому поводу, так как работа сборщика живицы ему очень нравилась. Прошу редакцию посодействовать в том, чтобы моему сыну позволили искупить свою вину честным трудом и приняли на работу в Слободской участок. Поверьте, он вовсе не пропащий человек…

Мы прислушались к этой просьбе Тамары Алексеевны. Послали письмо на реагирование директору открытого акционерного общества «Лесохимик» Валентину Шкарубо. Валентин Владимирович дал пояснения по ситуации, сложившейся в связи с увольнением Павла Решотко по соглашению сторон. «Принимая во внимание, что замечаний по его работе со стороны руководства участка не имелось, — сделал письменное резюме В. Шкарубо, — администрация ОАО «Лесохимик» не возражает о приеме П. Решотко на работу в Слободской производственный участок по заготовке живицы в установленном законодательством порядке с мая 2006 года». 

Итак, шанс на исправление получил и сам Павел, и его мать.  Миссия у Тамары Алексеевны ныне  не разрушительная, как прежде, а  созидательная. А потому мы от души ей желаем успеха на этом нелегком и достойном поприще. 

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter