Любовь Макаенок: 7 лет рядом с Андреем были счастьем

— Любовь Ивановна, с чего и как началась ваша история любви с Андреем Егоровичем?

— Мы познакомились на свадьбе у дочери артиста Купаловского театра Павла Кормунина — Людмилы. Отмечали это событие в «мутном глазе» — так в шутку называли кафе театрального общества возле Центрального Дома офицеров. Павел Васильевич и его супруга Раиса Парфентьевна пригласили меня в качестве посаженной матери Люды, а Андрея Егоровича — посаженного отца. Потом они признавались, что делали это с дальним прицелом — хотели устроить наши судьбы. Андрей Егорович после развода жил один. Я была вдовой — мой муж физик-ядерщик Алексей Дубовик рано умер. Работала я участковым терапевтом в лечкомиссии, растила сына Юру.

И вот на свадьбе Макаенок садится за стол рядом со мной, берет за руку и не отходит весь вечер, приглашая постоянно танцевать и отгоняя от меня других мужчин. Он так сразу и сказал: «Никому тебя не отдам!» С того вечера стал приходить в лечкомиссию и приглашать меня пообедать в ресторан. Ухаживал полгода. И, в конце концов, я сдалась — мы начали жить вместе. Я не торопилась официально оформлять брак. Мне казалось, у нас серезная разница в возрасте, сомневалась, сложится ли жизнь с таким известным человеком.

— И что же побудило вас узаконить отношения?

— Можно сказать, случай. Андрей взял меня с собой в Кишинев на литературный семинар. Приезжаем в гостиницу, а нас отказываются селить в один номер: в паспортах нет штампа о браке. Андрей тут же забирает вещи (семинар его уже не волнует!), разворачивается, и мы возвращаемся в Минск.


— Как вас восприняло окружение Андрея Макаенка?

— Театральное общество вначале явно ко мне не благоволило. Но все изменилось в один вечер. На премьеру «Погорельцев» в Купаловский театр пришло много партийных руководителей, в том числе первый секретарь ЦК Компартии Беларуси П. М. Машеров. Сижу в ложе, и тут ко мне подбегает Андрей: «Петр Миронович сказал, чтобы ты обязательно пересела к нему». Встаю, иду и сажусь рядом с Машеровым, а Андрей — рядом с его женой Полиной. Это был знак для всех: вторую супругу Макаенка Петр Миронович одобряет. С тех пор я почувствовала, как интонация в разговоре со мной у многих из театрального мира изменилась. Хотя и позже попадались недоброжелатели, которые пытались разрушить наш союз. Человеческая зависть — страшная вещь.

— Как обычно работал Макаенок?

— Творческий процесс шел постоянно. Вот мы гуляем — в парке, возле водохранилища, в лесу. Возвращаемся домой. «Малышка, я пошел писать», — предупреждает он меня. Приношу ему чай, ставлю что-нибудь поесть — и исчезаю. Он ходит по кабинету, разговаривает сам с собой за своих персонажей, садится за стол и переносит это на бумагу. Иногда ночью в постели начинал наговаривать текст, и я брала ручку и тут же записывала. Утром он читал это и обычно благодарил меня: «Малышка, какая ты умница!» Выполняла я и обязанности машинистки.

— Пришлось ли вам чем-то жертвовать ради своего талантливого супруга?


— Каким человеком был Андрей Макаенок?

— Самая главная его черта — он никого не предавал, но и сам не прощал предательств. Я часто слышала от других о его вспыльчивости. Но такое случалось, когда его что-то очень задевало. А вообще он был снисходительным, добрым, великодушным человеком, всем старался помочь — получить квартиру, звание, издать книгу.

— Поддерживал ли Андрей Егорович отношения с детьми от первого брака?

— Конечно. Алла навещала нас реже, а Сергей регулярно заглядывал. Андрей интересовался делами обоих, помогал им финансово.

— Как сложились его отношения с вашим сыном?

— Андрей относился к Юре как к родному. Всегда за него заступался, дарил свои книги, они вместе рыбачили. Андрей хотел усыновить Юру и сделать его Макаенком. Но сестры моего первого мужа убедили оставить мальчика на прежней фамилии в память об Алексее. Я не могла не уважить их мнение. И Андрей меня понял.

— Я слышала от разных людей, что Андрей Егорович был очень чувствителен к женской красоте. Вы ревновали мужа?


— Правда ли, что Евгений Евтушенко посвятил вам стихотворение?

— Не посвятил, но написал при мне. Как-то мы с Андреем, Иваном Шамякиным и Евтушенко ехали на Полесье к родственникам Евгения Александровича. И по дороге Евтушенко начал импровизировать:

Доброта — не простая черта,

Доброта — не такая и малость.

Если в женщине есть доброта,

Значит, женщина состоялась.

Записал на салфетке и отдал мне на память. Сейчас эта салфетка хранится в мемориальном зале Андрея Макаенка в Гомельской областной универсальной библиотеке.

— Андрей Егорович умер рано — в 62 года. Сказались последствия военного ранения?

— И они, конечно, тоже. За несколько дней до смерти он почувствовал себя плохо, и скорая отвезла его в лечкомиссию. Я оставалась там с ним. Никогда не забуду, как Андрей поднимается с кровати, идет в туалет. Умылся, причесался, подходит ко мне и говорит: «А теперь, малышка, прощай…» Обнял меня и вдруг начал оседать на пол. Часа полтора врачи боролись за его жизнь. Но безуспешно. 16 ноября 1982 года Андрея не стало…

— Кто вас поддержал после смерти Андрея Егоровича?

— Николай Чергинец, Василь Быков. Очень преданным Андрею другом оказался Николай Матуковский.

— Что вам хотелось бы сделать в память о своем супруге?

— То, что могла, я сделала. В свое время с большим трудом удалось добиться, чтобы в Минске появилась улица Макаенка. С радостью откликнулась на предложение создать мемориальный зал Андрея Макаенка в Гомельской областной универсальной библиотеке имени В. И. Ленина. Передала туда личные вещи, рукописи, письма, фотоальбомы, библиотеку Андрея Егоровича. А еще написала воспоминания. Правда, издавать их пока не хочу.

— Есть ли у вас ощущение, что творчество Макаенка принадлежит своему времени и сегодня уже не востребовано?

— Не согласна. Многое в его произведениях по-прежнему остается актуальным. Я рада, что к некоторым пьесам Макаенка театры по-прежнему обращаются. Большой удачей считаю обновленный Борисом Луценко спектакль «Затюканный апостол» в Национальном академическом драматическом театре имени М. Горького.