Она была успешно отбита пехотной ротой, а ее командир стал Героем Советского Союза
Теперь, когда капитан Кустов попал в госпиталь и вокруг него, рядом с ним лежали такие же раненые, кто в руку, кто в ногу, он никак не мог успокоиться, все метался на койке в горячечном бреду, кричал, подавал команды. Потом внезапно затихал и, весь взмокший, в поту, дышал ровно, спокойно, может, даже засыпал на какое-то мгновенье, но вскоре его снова начинало лихорадить.
Иван опять был там, в Польше, на небольшом плацдарме за рекой Пилицей, который в предрассветных зимних сумерках захватила его рота. Противник, похоже, чувствовал себя за рекой в относительной безопасности и не ожидал от наших такой дерзости. А они уже тут, в траншеях, косят из автоматов, рвут гранатами доты и гонят, гонят в глубь обороны. Однако к вечеру короткого январского дня всем стало ясно, что в пылу атаки его бойцы продвинулись слишком далеко и оказались в окружении.
Как быть? Не форсировать же реку в обратном направлении. Да и отступать Кустов как-то не привык. Связался по рации с командиром полка Пешковым. Тот не приказал, а попросил: «Продержись до утра, капитан. Поможем танками. Проходы для них скоро разминируем».
Кустов понимал, что немцы не оставят их в покое, и дал пулеметчикам команду подпустить фрицев как можно ближе и только потом открыть огонь, отсекая передних от отставших. Позади, со стороны Пилицы, до поры до времени было тихо. Поэтому капитан поручил отделению сержанта Ворошилова держать тыл под наблюдением и, если немцы решатся форсировать речку, рубануть их прямо на льду…
Только-только успела рота занять круговую оборону, как немцы пошли в контратаку. В полный рост, без артподготовки. Бой разгорался все сильнее. Особенно настойчиво фрицы наступали в районе бывшего блиндажа, где теперь располагались связисты и где Кустов разместил свой командный пункт. В какой-то момент именно здесь несколько немцев оказались у самого бруствера.
Сколько их было, капитан сосчитать не успел, однако на гашетку автомата нажал вовремя, бросил под ноги наступавшим гранату, а сам присел в окопе.
Тут на него сверху что-то упало, придавило. Он сбросил с себя немца, убитого кем-то из наших, для верности выстрелил в него, выпрямился и едва успел снова присесть, как над самой головой полоснула очередь из шмайсера. Не глядя, снизу вверх Иван наугад ответил длинной очередью, и несколько тел фрицев завалилось в траншею, загородив вход в бункер.
Потом наступила тишина. Ни выстрелов, ни взрывов. Только стоны и забористая ругань раненых на русском и немецком.
«Кажется, отбили атаку», — подумал Кустов. И оглянулся.
...Огляделся: слава Богу, в госпитале, у своих.
В короткие минуты затишья то ли во сне, то ли наяву привиделось ему родное уральское село Манчаж, родительская хата, отец с матерью, братья, сестры – девять детей было в семье, речка Манчажка, пойменный луг, куда он мальчонкой гонял колхозных лошадей в ночное. Солнце взошло из-за дальней кромки леса. Мама будит, торопит: «Вставай, Ванюшка! Пора уже. Вставай!» На столе дымится вареная картошка. Парное молоко в кружке… Теперь отец и брат Павел тоже где-то на фронте. А на Валентина еще в сорок третьем похоронка пришла. Танкистом был. Доведется ли с отцом и Павлом свидеться? Доживут ли до победы? Да и сам он доживет ли?..
А вот и мама подошла, погладила по щеке, положила прохладную руку на горячий лоб. Да нет, это не мама. Это медсестра. Он поблагодарил ее взглядом. И снова впал не то в полудремоту, не то в забытье. На этот раз привиделось ему Свердловское пехотное училище. После семимесячной подготовки он — младший лейтенант. Бои в Донбассе, на реке Миус, когда командовал взводом. А в боях за станицу Твердомедовку и во время форсирования Ингульца он уже стал старшим лейтенантом, командиром роты.
На атаки ему везло. Особенно при форсировании рек. Так уж повелось, что начальство стало считать его роту штурмовой. И вооружение соответствующее подкидывало – пулеметы, автоматы. Одним словом, огневая мощь приличная. Рота под его командованием форсировала Днепр, Южный Буг, Днестр. Случалось это в разные времена года, но он всегда просил командование об одном: чтобы разрешили начинать бой ранним утром, когда еще не рассвело. Берег людей. Рассчитывал на внезапность. Сонный фриц – дурной, бери его голыми руками. И как можно быстрее. Потом, когда очухается, отпор будет уже другой, а это лишние потери.
Именно такому вдумчивому подходу учил он своих подчиненных. Да и не считал он их таковыми, а равными себе. Все ведь хотят дожить до победы. Поэтому не гнал в бой, не прятался за спины солдат, а сам первым поднимался в атаку.
Однажды командир дивизии полковник Антонов за такое нарушение устава даже арестовал его на десять суток. Пришел денежное довольствие получать, а ему: «Не положено, под арестом находился»…
Как ни берег Кустов своих солдат, потери все равно были. И ранения. Он и сам был ранен неоднократно, но более-менее легко. Вытащат пулю или осколок из ноги или руки, подлечат в медсанбате недельку-другую — и снова в строй, в свою родную роту. Так и прошагал с боями от Миуса до этой распроклятой Пилицы.
…Ночь прошла спокойно. А наутро немцы снова зашевелились.
— Хлопцы! – сколько было сил, крикнул Кустов. – Фрицы сейчас опять полезут. Будем стоять насмерть! Скоро наши танки должны подойти.
Шестой раз уже поднимались немцы в атаку. И каждый раз основной удар нацеливали на командный пункт роты – видно, успели засечь, где он разместился. Во время этой шестой атаки Кустов завалился в траншею.
— Комроты ранило! — подхватывая командира, крикнул ординарец. — Санитаров сюда. Быстро!
— Не паникуй, Паша! — тихо, но строго оборвал ординарца Кустов. А кровь хлестала из правого предплечья, заливая гимнастерку, шинель.
Подоспела санинструктор Валюша. Наложила жгут, перевязала. Так со жгутом на раненой руке и встретил седьмую атаку немцев капитан Кустов.
К счастью, танки подоспели. Побежали фрицы дальше на запад, а капитана уложили на носилки и в медсанбат, а оттуда в эвакогоспиталь. День Победы встретил в Саратове. Здесь и письмо от комполка получил. Пешков поздравлял его с присвоением звания Героя Советского Союза и сообщал, что похоронная команда насчитала на поле боя 210 немецких трупов: 27 из них записали лично на капитана, 25 гитлеровцев были взяты в плен.
Воинская эпопея Ивана Ильича Кустова на этом не закончилась. После выздоровления он обратился с рапортом к маршалу Г.К. Жукову с просьбой зачислить в кадровую службу на политработу. И маршал понял, поверил, разрешил.
Почти четверть века отслужил И.И. Кустов в армии после войны. В звании полковника, когда подошел срок, уволился в запас. В последние годы перед увольнением был замполитом 356-го мотострелкового полка 120-й гвардейской дивизии. Там, в казарме первой роты, и сегодня стоит его аккуратно заправленная койка почетного солдата. Он здесь частый гость. Рассказывает личному составу о своей боевой юности. Шутка ли сказать: 600 дней и ночей — на переднем крае. И не где-нибудь, а в матушке-пехоте.
Чаще всего полковника просят рассказать о седьмой атаке на плацдарме за мало кому известной речкой Пилицей. То был звездный час всей его жизни. Тот бой и теперь частенько ему снится по ночам. Последний бой – он трудный самый. И самый памятный.
P.S. Три родных брата Кустовых и их отец Илья Алексеевич воевали на полях Великой Отечественной. И хорошо воевали. Павел был пулеметчиком, закончил войну в Венгрии, награжден орденом Славы III степени, Отечественной войны II степени, Красной Звезды. Отец Илья Кустов дошел до Берлина. Его награды – орден Красной Звезды, медали «За отвагу», «За боевые заслуги». А вот о наградах Валентина ничего не известно. Родные знают, что воевал он в танковых войсках. Был ранен, даже на побывку домой приезжал, а потом уехал снова на фронт и уже не вернулся…
Сколько таких, ничем не отмеченных, погибло безвестно. Наша память о них – лучшая награда.
На снимке: Иван КУСТОВ в госпитале.
