Счастливый талант хулиганства

История о новаторстве в строительстве, живописи и любви Даже на автопортретах последних лет - все те же сияющие глаза, те же легкие локоны из-под "фирменных" шапочек, та же мечтательная женственность.
История о новаторстве в строительстве, живописи и любви

Даже на автопортретах последних лет - все те же сияющие глаза, те же легкие локоны из-под "фирменных" шапочек, та же мечтательная женственность... Нинель Счастная отнюдь не льстит себе - она по-прежнему не ассоциируется с лязгом кастрюль и бытом вообще. В банальном представлении художница и должна быть такой - не от мира сего, женщина искусства, живущая среди цветов и стихов. Впрочем, стихов ей посвящали немало - и знаменитые наши поэты, и просто мужчины, влюбленные в нее до беспамятства. Посвящали и посвящают. И салон Счастной (салон! В наше-то время...) популярен и многолюден так же, как и раньше. Вот только цветов ей последние лет 20 не дарят - разве что нечаянно.

Но было время, когда в один из дней рождений художнице преподнесли почти 300 букетов. Она стала уже очень известной, но те цветы от близких друзей для нее были особенно небезразличны. Мастерская благоухала - пока цветы не умерли. Ощущение смерти, вспоминает Нинель Ивановна, было таким осязаемым, что она ужаснулась. С тех пор срезанные цветы в доме Счастной - под строжайшим запретом. И если с пирогами и пряниками в ее салон можно приходить запросто, то о цветах лучше забыть на пороге. Кстати, она очень не любит, когда ее знаменитые "среды" называют салоном. Нинель Ивановна предпочитает другое название - "осознанная необходимость": "Если бы все, кто хочет со мной поговорить, приходили в гости каждый в свое время, вся моя жизнь уходила бы только на общение. В Средней Азии именно так и было..."

В Среднюю Азию она отправилась за любовью - туда распределили ее молодого мужа. Хотя и благополучно преодолела тот возрастной предел, когда ради любви готовы на безрассудство, но... это была ее первая настоящая любовь. "Белорусочкой" - так звали Счастную в институте им. Репина за русую косу и пристрастие к национальной вышивке - увлекались многие, но она этого не замечала. Правда, был один парень, чьи пылкие чувства невозможно было игнорировать. Но романа с ним так и не вышло - слишком понятным и предсказуемым он казался. Даже то, что он любит ее до сих пор, Нинель Ивановну ничуть не удивляет. А вот мужа разгадать до конца она так и не смогла. Оттого и настигло ее это сумасшествие. "Если хочешь узнать, любила ли ты по-настоящему, - размышляет сейчас Нинель Ивановна, - вспомни, было ли у тебя такое состояние, когда ты себя не помнила, твоего "эго" не существовало в принципе. Только он! А ты - как облако. Если бы это состояние еще продлилось, я бы, наверное, растворилась совсем... Но из этого "облака" возникла моя любимая дочка..."

И все же для того, чтобы "жить долго и счастливо", любовь должна быть более спокойной. Второй раз она вышла замуж, можно сказать, по расчету - чисто по-женски. Предлагая руку и сердце, пылкий поклонник-поэт пригрозил свести счеты с жизнью в случае отказа. И она решила, что страстное чувство этого человека поможет пережить ей разрыв с тем, другим. Второй муж буквально завалил ее стихами и цветами, и этот любовный спектакль был разыгран почти по тем же нотам, что и первый. Только теперь стороны поменялись местами...

"Я прожила как будто две разные жизни, хотя обоих мужей и звали одинаково, даже размер обуви и костюмов у них был одинаковый", - вспоминает Счастная. Но в действительности она всегда оставалась достаточно независимой и увлеченной никак не мечтами о любви. Даже тогда, в "облаке", художница заработала себе репутацию "экстремалки", расписав кинотеатр в Нуреке "броуновским движением" (поводом для такого дизайнерского решения стало название кинотеатра - "Электрон"). Накануне визита Хрущева в Таджикистан местные власти переполошились, распорядившись срочно закрасить ее "формализм". Но молодежь не позволила это сделать, выстроившись на подступах к кинотеатру в плотную шеренгу... Кстати, ту работу Счастная сделала бесплатно... Рисование примиряло ее со многими вещами. В том числе и с неустроенным бытом. Давние друзья Нинель Ивановны помнят роспись пола в ее первой квартире в Средней Азии - во всю площадь там была абстрактная картина, изображающая богато накрытый праздничный стол (вместо стола пол тогда и использовался). Конечно, было в этой живописи что-то и от того прощального стола, который она вспоминала все свое голодное детство: в начале войны семья эвакуировалась в Россию. На прощание сварили куриный бульон... Что характерно - рассказывая об этом эпизоде, Счастная вспоминает не вкус, не запах того бульона, а его цвет, который всю войну считала лучшим цветом в мире. Тогда же она и начала копировать старинные гравюры из отцовских книг...

Печалиться по поводу отсутствия чего бы то ни было - не в правилах Счастной. Даже свою первую мебель она сделала сама - эти стулья-табуретки и сейчас ей служат. Правда, трансформировать их в кровати, как когда-то в Средней Азии, нужды уже нет. Зато длинные лавки, в которые эта "мебель" превращается без проблем, в мастерской художницы очень кстати.

Она вообще любит нестандартные решения. И склонна браться за дело с неженской решимостью. Про витражи и новые техники в живописи, изобретенные Счастной, знают уже, пожалуй, все. Но история о том, как она собственноручно строила дом, известна все же немногим. История эта долгая и не очень веселая, поскольку мечтала Нинель Ивановна вовсе не о даче в тихой деревне, а совсем о другом.

Накануне перестройки выставка Счастной два года кочевала по зарубежью, которое тогда еще не уточнялось прилагательным "дальнее". Позже, уже вернувшись в Минск, художница объявила "тихий аукцион" своих полотен: к стартовой цене потенциальные покупатели приписывали свои цифры - кто больше. Картины с той выставки раскупили почти целиком. Собранных денег могло хватить на несколько машин. Но у Счастной появилась другая идея: на Ислочи сохранилось бесхозное поместье XVIII века. И Нинель Ивановна решила его отреставрировать, чтобы сделать на родине отца что-то вроде культурного центра. Бесплатно подготовила проект. Следить за строительными работами также решила сама, для чего купила небольшой щитовой домик, который поставила прямо на расстеленный на земле рубероид. Ни во что больше этот красивый проект не воплотился - через несколько месяцев все советские деньги превратились в ничто... После наводнения несколькими годами позже поместье хотя и уцелело, но пострадало изрядно, и сейчас ни у художницы, ни у хозяйства средств на его восстановление нет. Но место в Трасковщине Счастная все же "застолбила".

Поначалу она собиралась посадить там картошку, чтобы пережить голодное перестроечное время. А потом случайно стала обладательницей горы печного кирпича - таким нетрадиционным способом с ней рассчитался местный санаторий, для которого она изобразила горемычное поместье в то время, когда там еще устраивались балы и приемы. Так прямо под открытым небом у Счастной появился камин. "Нелли Ивановна, ну зачем вам на улице камин?" - недоумевали сельчане. А она отшучивалась: "Скоро зима, вот я и хочу Беларусь обогреть..." Но печной кирпич - материал капризный. Без защиты камин начал разрушаться. И тогда она, нарушая все привычные законы, установила над ним крышу из прозрачного шифера. А возле камина сделала огородик... "Вот такой у меня дом - необычный и хулиганский, - говорит художница. - Как, наверное, и вся моя жизнь..."
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter