— Галина Валентиновна, в вашей фильмографии более 25 документальных фильмов. Все темы, как правило, серьезные. И все же разговоры о домашнем насилии чаще всего в обществе табуированы. Трудно ли было снимать об этом документальное кино?
— Когда мы пришли в Минский городской суд и стали просить судей, чтобы они нам рассказали о каких-то историях, связанных с домашним насилием, судьи стали рассказывать… «А вот мама выбросила ребенка из окна, а вот выросшие дети, которые терроризируют престарелых родителей…» И мы поняли, что тема на целый документальный сериал, что все это невозможно впихнуть в один, даже большой фильм. И решили ограничиться отношениями мужчины и женщины, поскольку то, что люди делают друг с другом за закрытыми дверями в семье — это, конечно, порой страшно. И дело доходит и до судов, и до колоний.
— Трудно было искать героев, которые согласились бы говорить на камеру?
— Конечно, сложно. Ведь мы работаем только тогда, когда герой согласен принять участие и рассказывать свою историю. И присутствие камеры рядом — не всегда удовольствие. Тем более когда человек находится в пиковой ситуации. Поэтому сложно было с героями, организацией, сложно работать с МВД, женской колонией… Но в конце концов все равно находятся люди, готовые говорить.
— Бывает какой-то осадок после работы, когда фильм снят, а тема не отпускает?
— Я все-таки профессиональный режиссер. Конечно, я сама себя ругала и весной, и летом, потому что несколько месяцев у всей моей съемочной группы прошли на кладбищах, в колониях и судах. Но я убеждена, что фильм, работа, тема находят тебя сами. Все не случайно. Для меня это возможность рассказать о серьезной проблеме, потому что здесь и любовь, и кровь, и смерть, и ревность. Судьбы героев, с одной стороны, похожи, но ты каждый раз удивляешься, как возможно все происходящее, как люди так живут. Пришлось столкнуться с историями, которые, как мне казалось, только в мифах Древней Греции можно встретить: когда торжествует зло в чистом виде. Слава Богу, в собственной жизни я с таким не сталкиваюсь.
Фильм — это возможность рассказать о серьезной проблеме.— В ситуации домашнего насилия общество часто возлагает вину на жертву — дескать, спровоцировала, сама виновата…
— Я говорила с психологами на эту тему. У человека, совершающего насилие, всегда есть выбор: он может ударить, а может выйти из комнаты. Как бы его ни провоцировали. Вы сознательное существо, вы сами решаете, как себя вести. Ни один закон не сделает нас человечнее, если мы жестоки и безжалостны, плохо обращаемся с собственными детьми, не уважаем никого. Нам нужно двигаться в сторону гуманизации — прежде всего, своей собственной и тех людей, которые находятся рядом с нами. У нас есть героиня, которая вышла в 16 лет замуж за человека восточной национальности — и вся ее вина только в этом раннем браке. А в итоге он стал наркоманом, начал ее бить, издеваться, терроризировать ее семью годами, и никто не мог его остановить. Его убила собственная дочь. У нее не было другого выхода, милиция ничего не предпринимала, и девушка сказала: «Это мой папа, я сама с ним разберусь» — и сейчас она сидит в тюрьме.
— Как появилось название «Хороших девочек не бьют»?
— Оно провокативное и достаточно яркое. Есть много стереотипных фраз, вроде «Мальчики не плачут», «Бьет — значит любит» и т.д., которые не имеют отношения к реальной жизни. Выражение «Хороших девочек не бьют» — из этой же серии. На самом деле и мальчики плачут, и бить нельзя никого — ни хороших, ни плохих.
— Какие планы в связи с лентой? Вы собираетесь заявлять ее на кинофестивали? И каковы ваши дальнейшие творческие планы?
— Это новый фильм, мы его только закончили. Первым для него стал фестиваль правозащитного кино в Минске в начале декабря. А дальше посмотрим. Что касается новых работ, сейчас я снимаю на Гомельщине картину о женщинах, которые никогда не уезжали из своей деревни, поют в сельском ансамбле, они очень радостные, мудрые, и общаться с ними — большое удовольствие и хороший опыт.
