Так говорили про Михаила Бакланова в послевоенное время
Никто не оспаривает эту фразу и 12 февраля, когда отмечается столетие со дня рождения заслуженного архитектора. Ведь разве могли доверить один из самых серьезных в послевоенное время проектов — Государственную картинную галерею — случайному человеку, к тому же всего-то тридцати пяти лет от роду? Вряд ли. Нужны были рекомендации, заслуги. Последних в 1949-м у Бакланова было еще очень мало. А вот рекомендации! Их давал сам Лангбард, автор Дома правительства, Театра оперы и балета, других значимых объектов.
Лангбард целовал мне руки
«Галя, Лангбард напросился к нам на обед, завтра придет!» — эту фразу, сказанную более шестидесяти лет назад, Галина Павловна Бакланова и сегодня вспоминает с заметным волнением. Еще бы! Жена тогда еще молодого архитектора и мечтать не могла, что великий мастер, профессор захочет посетить их скромное жилище. Это было огромной честью! Михаил Иванович же к предложению своего наставника отнесся спокойно. К тому времени они уже несколько месяцев трудились рука об руку: Ланг-бард пригласил молодого архитектора в подмастерья в восстановлении Русского театра. Тот так аккуратно выполнял обмерные и рабочие чертежи, максимально точно изготавливал шаблоны архитектурных деталей, что постоянно слышал от Иосифа Григорьевича похвалу.
Собственно, и обед тот состоялся именно потому, что Бакланов жил тогда на Володарского, как раз напротив театра. Узнав об этом, Лангбард и напросился в гости.
— С тех пор великий архитектор стал другом вашей семьи и постоянным гостем? — уточняю у Галины Павловны.
— Нет, что вы! Больше он к нам не приходил. Лангбард — человек интеллигентный. Он бы никогда не стал пользоваться тем, что его подчиненный ежедневно бегает домой на обед. Но еда наша — борщ на мясном бульоне, блинчики с говядиной и компот из сухофруктов — ему очень понравилась. В благодарность он расцеловал мне руки.
Больше Галина Павловна великого мастера не видела. Муж говорил, что тот был весь в работе. А вскоре, в 1951-м, Лангбард умер. Не случись это, возможно, здание нынешнего Национального художественного музея выглядело бы совсем иначе.
Галерея несбывшихся надежд
Оставить значимый след в истории, сделать проект картинной галереи в конце 40-х хотели многие архитекторы. Но выбор пал на Бакланова. Тот отнесся к заданию со всей серьезностью. Отправился в Москву, изучил проект Третьяковской галереи, Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Вернулся с твердым намерением сделать здание в духе дворцово-усадебных построек конца XVIII — начала XIX веков. Тем более что место на берегу Свислочи, недалеко от нынешней 3-й городской клинической больницы имени Е.В. Клумова, позволяло развернуться. Проект «дворца» был готов, когда поступило распоряжение «втиснуть» галерею в имеющуюся застройку на улице Ленина.
— Муж был очень расстроен. Ему так нравился первый вариант, — только это и говорит сегодня Галина Павловна. Заметно, что тема для семьи больная. Ведь тогда Бакланову пришлось убрать практически все детали, изыски, на разработку которых он потратил долгие месяцы. Кто был в этом виноват? Конкретных фамилий нет. Причина тому — время, ситуация в стране. До эпохи «борьбы с излишествами в архитектуре» было еще далеко, но ведь это были послевоенные годы — голодное время. И, как принято говорить сейчас, проект пришлось удешевить.
Мог ли Бакланов что-то изменить? Он пытался. Боролся за каждую деталь. Поэтому строительство и растянулось почти на восемь лет. В архивах сохранились докладные записки на имя председателя Госстроя БССР В. Короля и заместителя министра культуры БССР М. Минковича. В одной из них он просит высоких чиновников вмешаться в ситуацию со скульптурными композициями, которые должны были украсить фасад здания. Архитектор был категорически не согласен с предложенным вариантом. В проекте значились многофигурные изваяния, на деле они оказались значительно проще, скромнее. Король был согласен с Баклановым, но изменить ничего не мог: время поджимало, надо было срочно сдавать объект.
Открытие было назначено на 5 ноября 1957-го. Но Михаил Иванович, живший неподалеку на той же улице Ленина, на него не пошел. Родственники говорят, что вся эта ситуация так измотала архитектора, что он заболел. Есть и другое мнение: он не смог смириться с тем, что получилось в итоге. Но точно известно, что со временем мастер успокоился и даже полюбил свое детище. Дочь Оксана вспоминает, как отец водил ее по залам галереи и восхищенно рассказывал об искусстве.
Там будет рушиться Союз…
Бакланов всегда был строг и критичен к своим работам. У него «в копилке» — несколько зданий учебных заведений: архитектурно-строительного техникума, корпуса сельскохозяйственного, медицинского и политехнического институтов.
— Если бы все зависело только от отца, то выглядело бы несколько иначе, — уверена дочь Бакланова. — Он боролся за все свои идеи, но было сложное время. Его заставляли строить жилые дома, а он не хотел этим заниматься. Сделал только сталинку на улице Захарова. Куда приятнее было проектировать государственные дачи в Вискулях. По тем временам это были уникальные коттеджи. Хотя, естественно, отец не придавал им особого значения. Кто мог подумать, что там будет рушиться Союз?
Жена и дочь архитектора говорят, что настоящее удовлетворение Михаил Иванович испытал только от строительства санатория «Сосны» на Нарочи: было достаточно денег, чтобы полностью воплотить проект в жизнь. Для того времени это было уникальное здание, оно, можно сказать, сливается с живой природой, интерьер выполнен из корней деревьев.
С авоськой он не ходил
— Любимое слово отца — «великолепно». Так должно было быть все: и на работе, и дома, и в школе, — рассказала Оксана Михайловна.
— Характер у мужа был непростой, — говорит Галина Павловна. — Мы познакомились на пятачке на улице Разинской. Там жила моя бабушка, а Миша квартировал у военного командира. Он очень выделялся среди молодежи, был старше других и очень красив. Как он потом рассказывал, когда увидел меня, сразу решил, что эта девочка будет его женой. Так и случилось. Мы счастливо прожили сорок три года. Когда поженились, было сложно: весь быт лег на мои плечи, а я, единственная дочь в семье, к этому не приучена. Ссорились, потом мирились. Муж очень любил порядок, но ему было некогда мне помогать. Он все время работал. Любил свою профессию. Эта вся его жизнь!
Сколько стоит колбаса и хлеб, он не знал. Не его это дело — с авоськой в магазине его никто никогда не видел. Он был творец, бытовые проблемы ему были чужды. Проектировал почти до семидесяти. Но и потом не сидел без дела.
— Когда мы переехали в дом на улицу Ленина, нашими соседями были сотрудники «Белгоспроекта». Ходили друг к другу в гости, — вспоминает Галина Павловна. — У многих были красивые картины. Я говорила мужу: нарисуй и ты что-нибудь, например натюрморт, у нас ведь стены голые. Ему было некогда. Когда ушел на пенсию, дали мастерскую. Увлекся рисованием.
На склоне лет Михаил Иванович, как и раньше, дни напролет проводил с карандашом в руке. Рисовал то, чего требовала душа…
