С веком наравне

Люди и время глазами Леонида ЕКЕЛЯ

Знаменитый детский хирург Станислав Долецкий в своей книге «Мысли в пути» рассуждает о том, как странно изменялось его отношение к своему возрасту. Полувековой юбилей он воспринял как трагедию. Ему казалось, что жизнь кончена. В 60 ощутил, что ничего серьезного не происходит. Вот только время стало двигаться быстрее. В 70 он убедился, что запас времени не так уж велик, а сделать хочется еще много. А в 80 возникло ощущение, что его жизнь не закончится никогда. А что сказал бы Долецкий, когда на счетчике его жизни обозначилась бы цифра... 100?


Мне давно хотелось побеседовать с человеком, который прожитыми годами стал вровень с веком. Дверь открыл сам хозяин. Стоя на пороге квартиры, внимательно осмотрел меня. Словно прикидывал: а стоит ли тратить три часа своей жизни на беседу с журналистом? Добро на встречу он дал, да мало ли что... «Проходите. И давайте знакомиться: Коротков Василий Иванович. А это — моя старшая дочь Людмила». Квартира небольшая. Чистая, опрятная, как и хозяин. Теперь моя очередь присмотреться к Василию Ивановичу. Не будет преувеличением сказать, что старость отступила перед ним лет 20 назад. Когда Короткову было всего 80... Высокий лоб не изрезан морщинами. В глазах — блеск жизни. Щеки чисто выбриты. Аккуратная седая бородка. Ну чем не классический портрет петербургского профессора!


Комната Василия Ивановича — и кабинет, и мастерская. Здесь он отдыхает и коротает ночи. А в такие годы они кажутся бесконечными. Чего только не передумаешь, о чем не вспомнишь... На столе — компьютер. Внуки подарили. Василий Иванович заходит в интернет и смело погружается в океан информации. Если бы здоровье позволяло, это «погружение» длилось бы не час и не два. Небольшие тиски, набор инструментов, пилки... У них свое место. Василий Иванович вырезает из дерева трогательные, забавные фигурки людей, зверушек и птиц. Выпиливает из фанеры симпатичные конфетницы и различные подставки. «Если не найти дело рукам, — скажет Василий Иванович, — то свободное время станет ненужным, даже обременительным. Руки должны что–то создавать, творить. На то они и даны человеку. Впрочем, как и голова...»


Летом, когда в городской квартире от духоты нельзя было найти спасения, Василий Иванович попросил свою дочь: «Людочка, я буду диктовать, а ты за мной записывай. Это, конечно, будут не мемуары. Скажем проще: история жизни. Моей и семьи. Чтобы знали внуки, правнуки и праправнуки»...


Из воспоминаний Василия Короткова я выбрал те фрагменты, которые, на мой взгляд, ближе других к моментам исповеди.


* * *


Какой была моя жизнь при царе, за малостью лет не помню (родился я в подмосковном селе Сухорево в декабре 1912 года). Память моя берет отсчет с 1918 года. Жили мы тогда на окраине Москвы в Марьиной Роще. Мне все время хотелось есть. Добывал продукты отец. Но с каждым днем делать это было все труднее. Однажды он принес кусок окровавленной коровьей шкуры. Она была уже с душком. Но это не вызвало брезгливости. Старшая сестра и я во дворе расстелили шкуру на досках. Осмолили. Потом скребли ножами, мыли. Мама сварила студень... А когда отец добыл часть конской головы и сказал, что ее можно стушить с картошкой, мама от такой еды наотрез отказалась. «Я не татарка, чтобы есть конину!» — возмущалась она. Но отец ее все–таки уговорил. Мама попробовала и с тех пор ела все подряд...


В годы нэпа отец открыл продуктовую лавку. Вот тогда мы наедались вволю. Но это пиршество было недолгим. Полуголодное существование растянулось на многие годы...


Январь 1924 года. Сугробы. Лютый мороз. Страна Советов прощалась с вождем мирового пролетариата Лениным. В скорбной колонне были и мы, ученики четвертого класса из Марьиной Рощи. Детей пропускали в первую очередь. Гроб на возвышении. Неподвижное лицо Ленина. Цветы. Траурная музыка, вызывавшая слезы. Плакали и дети, и взрослые. Горе было всеобщим...


В марте 1953 года — похороны Сталина. В это время я учился в Москве на курсах повышения квалификации офицеров–разведчиков при Генеральном штабе Вооруженных Сил СССР. «Надо попрощаться с вождем», — решили мы, три майора–курсанта. Рассчитывали, что пробьемся переулками. Улицы черны от народа. Сплошная человеческая масса медленно двигалась к центру. Под мартовским промозглым ветром на фасадах домов трепетали флаги с траурными лентами. Из репродукторов доносились грустные мелодии. На улице Театральной нас сдавили такие тиски человеческих тел, что нельзя было сделать ни малейшего движения. С огромным трудом мы вырвались из толпы.


На следующее утро вновь повторили попытку. Все подходы перекрыты грузовиками. В кузовах — солдаты. Ползком под машинами добрались до живой очереди. Попытались пристроиться, но люди возмутились: «Вы здесь не стояли!» К нам подошел человек в гражданском и два милиционера. Мы предъявили документы и стали их убеждать, что нам нельзя не проститься с товарищем Сталиным. Что мы скажем своим сослуживцам, когда вернемся домой? Нас поставили в очередь.


В Колонном зале все было так, как и 29 лет назад. Только лица другие. Сколько человеческих жизней унесло прощание с отцом всех народов, станет людям известно через много лет...


Вожди приходят и уходят, а народ остается. Да, я дитя своего века. Время, которое выпало на мою долю, ломало и крошило людей. И страх висел над всеми, как черная грозовая туча. А война... Но при этом люди жили, работали и служили на совесть своей стране. Они страдали, любили и ненавидели. Но как ни трудно, как ни просто складывалась их жизнь, в ней было и светлое, и радостное. Куда все это делось в новом веке? Теперь можно приобрести все что ни пожелаешь, но радости от этого нет. Почему у людей опущены головы? Почему в глазах боязнь завтрашнего дня? Почему деньги, а точнее, их количество стали решать все? А где совесть, честность, душа? Неужели от этих понятий можно отмахнуться, как от назойливой мошкары? Как же мучают мою душу эти вопросы! А то, что наплывает в памяти, не вызывает жгучего стыда. Я никогда, как сказал поэт, «себя другим в угоду не иначил»...


* * *


На службу в Красную Армию ушел добровольно. На два года раньше своего призыва. Попросился в погранвойска на Дальний Восток. Наш эшелон к месту назначения шел 51 сутки. Вот когда великая страна распахнула свои просторы! И было чувство гордости, что я в ней живу. Служба давалась легко. А все благодаря учителю физкультуры Дмитрию Яковлевичу Димитриеву. Бывший поручик царской армии, ставший в гражданскую войну красным командиром, делал из нас, мальчишек, военных людей. По окончании средней школы мы владели знаниями, приемами и навыками младшего командира.


Первая застава, на которой я служил, носила имя Калинина. По боевой подготовке она была самая худшая. Более половины оружия не пригодно к стрельбе. О занятиях спортом здесь никто и не помышлял. Все, что я знал, понимал, умел, передал красноармейцам. Дух состязательности вызывал у бойцов желание достичь лучших результатов. Через два месяца заставу было не узнать. Мне предложили остаться на сверхсрочную службу. Я дал согласие, но при условии, что получу военное образование. Обещали, однако вместо учебы направили на одну заставу, потом на другую. А в 1938 году назначили начальником отдельной погранзаставы. Участок огромный — более 40 километров. Тут уж было не до учебы...


* * *


Как же долго живут в памяти картины минувшего, насквозь пронизанные солнцем! Они светят издали, как огни маяка...


Когда я служил на заставе Орловская, познакомился с учительницей начальных классов Дарьей Никитиной. В деревне Полтавка у нее было всего 8 учеников. От заставы до деревни неблизко, так что свидания — роскошь непозволительная. Да и надобности в них, пожалуй, не было. Мне хватило одной встречи, чтобы понять, кто для меня юная сельская учительница Никитина. Мы поженились.


Май 1935 года. Сутки я пробыл на границе. Только переступил порог дома, как Дарья сообщила, что ей пора в больницу... Я побежал на конюшню. С дневальным запрягли лошадь в «американку» — телегу на двух колесах и с сиденьем на двух человек. Утро было прекрасное. Всходило солнце. Кругом цвела сирень. А сердце не на месте: только бы успеть! До палаты мы немножко не дотянули. Людочка родилась в подъезде больницы... Затем появились на свет сын Боря и дочь Нина. Младшенькую, Маргариту, впервые увидел в 1944 году. Когда за успешно выполненное задание получил 5 суток отпуска...


На фронте воевал в звании капитана. Командир кавалерийского эскадрона. Командовал парашютно–десантной ротой. Был заместителем командира стрелкового батальона. Участвовал в боях за освобождение Венгрии, Чехословакии. Форсировал Дунай. Великую Победу встретил в Австрии. Имею боевые награды. Самая дорогая из них — орден Красного Знамени.


У военных людей судьба особенная. Не думал не гадал, что забросит она меня в Беларусь. Но так случилось. Служил в Уручье начальником разведки 336–го стрелкового полка 120–й гвардейской стрелковой дивизии. А когда простился со службой, разве мог я остаться без дела? В минском ВИЗРУ работал старшим лаборантом. За 17 лет внес около 100 рацпредложений по спецтехнике и методике обучения курсантов. А потом была кафедра электротехники БГАТУ, где 16 лет я работал лаборантом.


* * *


На вечный вопрос «В чем смысл жизни?» люди вечно ищут ответы. Каких только формул не придумано, каких слов не сказано... А по–моему, чем слова проще, тем ближе истина. Прочел у Владимира Солоухина: «О, если б дождем мне пролиться на жито, я жизнь не считал бы бесцельно прожитой». Пролиться на свой век дождем добрых дел — разве это не смысл жизни?

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter