Телефонный звонок из Международного пресс–центра застал врасплох: «Инесса, вы на Новый год в Пекине? (Конечно, имеется в виду китайский Новый год — тот, что 23 января начался.) Министерство иностранных дел устраивает прием для иностранных журналистов, хотим в этом году сделать кое–что новое — будем петь песни с журналистами. Мы посоветовались и решили, что русскую песню наш начальник будет петь с вами. Приезжайте на репетицию».
Любовь к пению и способность китайских чиновников петь меня всегда удивляли. В любой поездке есть такой момент, когда неизвестно откуда появляется микрофон и идет по кругу. В Китае я убедилась: караоке–машина — одно из самых гениальных изобретений человечества, спасибо японцу (кстати, «караоке» — смесь двух японских слов, означающих «пустой» и «оркестр») Дайсуко Иное, который изобрел эту самую машину в 1971 году. В 2004 г. ему вручили Шнобелевскую премию за то, что он «изобрел совершенно новый способ для людей учиться толерантности».
Телевизор с караоке–машиной — непременный атрибут любого уважающего себя китайского ресторана. Конечно, устанавливают их не в общих залах, а в отдельных кабинетах: чтобы «культурно отдыхающая» компания в какой–то момент отвлеклась от стола и слилась в едином певческом порыве — ничто так не цементирует дружбу, как совместное исполнение шлягера.
Китайцы — нация поющая. А как иначе, если в языке четыре тона, и в зависимости от того, каким из них ты произнесешь, например, слог «ма», он будет иметь четыре значения — от «мамы» до «лошади». Поэтому к поющим китайским чиновникам я привыкла и только одним вопросом задаюсь, когда их слушаю: если чиновники поют так хорошо, почему певцы сплошь и рядом — безголосые? Но это так, почти лирическое отступление...
Потребуется еще одно, чтобы объяснить: медведь мне на ухо не наступал, он там конкретно потоптался. То есть ни голоса, ни слуха у меня нет. Так что на соло я не претендую (хотя летом и спела китайским товарищам про «не расстанусь с комсомолом», но у нас была поездка по революционным местам, и это было к месту), но к хору присоединяюсь с удовольствием. Пару лет назад слова о том, что «слуха у меня нет, но петь я люблю», сказал Владимир Путин, наигрывая одним пальцем «С чего начинается Родина?», а потом и затянув (простите, Владимир Владимирович) американскую песню про ежевичные поляны. Для многих, кто до этого категорически отказывался петь на людях, это прозвучало ободряюще: важен не голос или слух, а желание петь. Тут главное — сцены не бояться. Ну от этого страха я избавилась в детстве, когда с группой пионеров приветствовала партийные конференции: «За наше счастливое детство спасибо, родная страна!» Так что, несмотря на неожиданность мидовского предложения, не отказалась. Кстати, наш дуэт был не единственным: начальник Информационного департамента Пекинского муниципалитета пела с корейским репортером, а начальник департамента внешних связей — с японской журналисткой. Когда формировали дуэты, исходили из всеобъемлющего принципа инь–ян: возможность однополых дуэтов даже не рассматривалась. Мы с Хун Лэем (а он заместитель начальника Информационного департамента МИД и один из пресс–секретарей, до этого я видела его только за трибуной во время ежедневных пресс–конференций) пели «Подмосковные вечера» — оригинальным этот выбор не назовешь: «Вечера» вместе с «Катюшей» в Поднебесной популярны настолько, что многие китайцы даже и не подозревают об их иностранном происхождении. Два часа репетиций, две минуты на сцене — и шквал аплодисментов. Нет, не подумайте, я и не думала относить их на свой счет: Хун Лэю аплодировали бы в любом случае.
Так почему здешние чиновники хорошо поют? С седой древности в Китае ценились гуманитарное знание и гармоничная личность. Чтобы стать чиновником, нужно было пройти через сито жестких экзаменов (которые, кстати, существуют и сегодня) и продемонстрировать не только выдающееся знание классических трактатов, но и владение искусствами: каллиграфией, живописью и музыкальными инструментами. И практически все китайские чиновники высокого уровня этими искусствами владеют и сегодня. Посмотришь на визитку, а там среди официальных должностей непременно указано членство в обществе традиционной живописи или каллиграфии или еще чем–то подобном. Например, бывший вице–премьер Госсовета Ли Ланцин, выйдя на пенсию, занялся любимым делом — резьбой традиционных китайских печатей, выставки устраивает. Бывший посол КНР в Беларуси Юй Чжэньци недавно устроил фотовыставку «В фокусе любимая Беларусь». И этот список увлечений можно продолжать до бесконечности. Так что не только с песней — с искусством идут по жизни китайские чиновники.
