Минск, октябрьский вечер, домашняя компания из тех, которые считаются интеллигентными. И вот представьте, что и хозяин, между прочим, светило теоретической физики, и гости, тоже творческие люди, битый час обсуждают сенсацию: кто и зачем стрелял в Деда Хасана? Обсуждаются различные версии, называются какие–то загадочные имена и клички, анализируются все известные факты из жизни мафии. Дошло до того, что один из дискутантов прямо из–за стола позвонил приятелю в Москву и нервно спросил: правда ли, что Деда Хасана выписали из больницы и теперь его жизни ничего не угрожает? Только получив из Москвы утвердительный ответ, общество успокоилось.
Но кто этот Дед Хасан, почему так беспокоятся о нем в Минске?
Меня тоже занимает этот наивный вопрос.
Вчера в Минске тихо проводили в последний путь Мишу Цыгалко, проститься пришли друзья и люди, которым незабвенный Миша помог в жизни. Насколько мне известно, ни для одного светского салона это событие не стало поводом к проявлению чувств и волнений.
Уголовный рецидивист по кличке Дед Хасан, в миру Аслан Усоян, с младых ногтей совершал преступления, воровал и мошенничал. Вот пикантная подробность: этот «честный вор» продавал подпольным дантистам медные монеты, выдавая их за золото. В советской стране гр. Усоян закономерно закончил бы свои дни где–нибудь в ледяном воркутинском лагере либо вообще под забором, если бы не грянула перестройка и сомнительный титул «вор» вкупе со скромной профессией «з/к» не взлетел в социальном статусе под небеса и не сравнялся в общественном сознании с выдающимися скрипачами и мореплавателями. Налетевший шквал изменил все устоявшиеся представления о приличиях.
Доктора наук опустились в метро, а рецидивисты пересели в «Линкольны».
Некоторые выбились в крупные политики, а кое–кто, как это случилось в Приморье, избрались в губернаторы и, привычно «ботая по фене», эффективно управляли гигантскими регионами. Естественно, не без пользы для криминальной кассы, т.н. «общака». Наступило время, когда пытливые мальчики мечтали не о карьере конструктора космических аппаратов, а грезили бандитскими подвигами. Их девочки любой ценой — через подиумы и диваны — рвались в проститутки, желая стать боевыми подругами новых хозяев жизни. Славно, конечно, поработали и многочисленные токаревы–шуфутинские, создавшие безбрежный блатной эпос, возвышающий и романтизирующий уголовщину. Потом к модной теме подтянулись литераторы, киношники и телевизионщики. Появились широкоэкранные сериалы вроде «Бригады», и миллионы зрителей наповал влюбились в убийцу и садиста Сашу Белого. Воры были возведены в рыцарский сан и чествовались как истинные аристократы...
Но как опытный человек никому из вас, дорогие читатели, никогда не пожелаю оказаться в непосредственной близости к возвеличенным нашими деятелями культуры благородным «ворам в законе». Это всегда и во всех случаях опасно для жизни. Потому что даже в пиджаке от Валентино красиво разглагольствующий о достоинстве, справедливости и прочей высокопарной ерунде профессиональный уголовник есть и остается вышедшим на охоту безжалостным волком.
Аслан Усоян все свои недюжинные силы (блатные атаманы — люди, надо признать, неординарные) отдал неправедным делам. Помните обличительную тираду капитана Глеба Жеглова из «Места встречи...» насчет паразитов, обращенную капитаном к рецидивисту Копченому? В реальной жизни тысячи Жегловых так же убедительно говорили эти же самые слова десяткам тысяч дедов хасанов.
Но как говорится в классических блатных сурах: «воровка никогда не станет прачкой, а урка не расколет чурки дров...». Так почему же сегодня нормальные люди так остро интересуются состоянием здоровья закоренелого преступника, которого такие же злодеи отправили на больничную койку?
Без покойного Миши Цыгалко невозможно представить концертный Минск 70 — 80–х годов. Буквально за ручку он вывел на большую сцену великое множество начинающих артистов, которые впоследствии стали знаменитостями. Звезда Мулявина горела так ярко еще и потому, что рядом с Владимиром Георгиевичем годами, в буквальном смысле и днем и ночью, был неутомимый и неунывающий Миша. Он был не просто директором «Песняров». В одном лице он был и папой, и мамой. А у «Песняров» тогда были не только взлеты, были горчайшие дни неудач, охлаждение публики, неурядицы между собой и со зрителями. Помню, в Одессе, когда из десяти запланированных концертов состоялось только два — не нашлось публики, Миша просто насильно кормил впавшего в депрессию Владимира Георгиевича и убеждал, что все еще впереди. Так и случилось. Полоса неудач канула, опять пошли полные залы, концерты в зале «Россия» и экстаз зрителей, но Миша всегда был вне софитов, ему хватало скупых слов благодарности от Мулявина, Мисевича, Дайнеко и других песняров. Скажу прямо: директор Цыгалко имеет самое непосредственное отношение к тем легендарным временам, когда белорусская песня разлилась столь широко, что ее услышали от Бреста до Камчатки.
Но почему же такое большое множество людей жадно ловит каждый звук о похождениях Деда Хасана, а кончина Михаила Цыгалко осталась незамеченной? Непостижимо...
