Рыцари и Дамы

Белорусская история все еще зачастую воспринимается однобоко, как история крестьянского забитого народа, у которого почему–то не рождалось своих поэтов и философов, не было рыцарей и дам... Какая глупость!..
Белорусская история все еще зачастую воспринимается однобоко, как история крестьянского забитого народа, у которого почему–то не рождалось своих поэтов и философов, не было рыцарей и дам... Какая глупость!

Стоит только заглянуть в глубь веков — и убеждаешься, что все у нас было. Что когда–то даже перед минской ратушей происходили карнавалы, вышагивали цеха мастеров в соответствующих мундирах со знаменами, были рыцарские турниры и состязания лучников... Что в наших городах есть древние катакомбы и привидения, легенды и предания... А главное — у нас, белорусов, была своя аристократия и замечательный рыцарский век!

Давайте же знакомиться с рыцарями и дамами нашей истории...

Этого человека трудно назвать героем. В том смысле, что подлинно героических поступков на его счету вроде бы и нет... Зато подвигов в духе героев Дюма–старшего — сколько угодно...

Именно об этом персонаже писал Адам Мицкевич в поэме «Пан Тадэвуш». Возный Протас, обязанностью которого было доставлять судебные извещения, рассказывает о своей встрече с этим персонажем:

«Цi як пасля таго другi ўжо чорт зяркаты,

Перад якiм дрыжэлi шляхта i магнаты

На сеймiках i нават суддзi з Трыбунала,

— Пан Валадковiч здзекаваўся, i нямала.

Ён позву на шматкi парваў, схапiўшы з ножнаў Рапiру,

размахнуўся — тут абмерцi можна — i крыкнуў:

«Альбо ты з’ясi сваю паперу,

Альбо я зараз жа ссяку тваю мазджэру!»

Прыйшлося для прылiку есцi, бо з кiямi

Стаялi гайдукi ў дзвярах, а за плячамi

Акно расчыненае.

Возны, як у пельку,

Шугель у палiсаднiчак — ды ў канапельку»

В этом отрывке Михал Володкович предстает именно таким, каким его запомнили современники. Авантюрист и забияка, дуэлянт, любитель вина и дам, храбрый воин и патриот. Типичный герой эпохи романтизма. Наверное, в качестве организатора шумных и жестоких забав его и любил магнат и дальний родственник Кароль Радзивилл по прозвищу Пане Коханку. А еще как бесстрашного и безжалостного бойца, которого можно было натравить на любого личного врага.

О Михале Володковиче писали многие. Наш Адам Мальдис, польский литератор белорусского происхождения Крашевский, мемуаристы Ходька, Матушевич, приближенный Володковича Белевич... Он стал героем народных баллад, как и другие колоритные личности вроде могилевского разбойника Машеки. Они были людьми своего жестокого века, такими же героями романов Дюма: Володкович с братом не стеснялись отобрать надел у бедной шляхты, ударить безоружного... Все это вполне в духе того времени. Мемуаристы, которые зависели от могущественного Радзивилла, Володковича всячески обеляют, показывают невинным шутником... Адам Мальдис пишет о братьях Володковичах: «Безумоўна, гэта былi людзi неардынарныя, вынаходлiвыя, энергiчныя. Але iх энергiя iшла яўна не ў той бок. Яны сталi ахвярай той жа самай «шляхецкай вольнасцi», якая iх нарадзiла, якой яны верай i праўдай служылi».

Еще в юности Володкович был не чужд буйных пиров. И, злоупотребив, каждый раз пытался вызвать на поединок дьявола или хотя бы упыря. Дело в том, что покровитель Володковича, Пане Коханку, слыл этаким белорусским Мюнхгаузеном и обожал рассказывать истории о своих победах над монстрами и демонами. Володкович не мог смириться с тем, что он — вояка хуже, и, напившись, носился ночами с обнаженной саблей по кладбищам, высматривая хоть какого–нибудь монстрика.

К его счастью, демоны не отзывались... Но есть вещи, шутить с которыми нельзя. Возможно, дальнейшая земная (и неземная) судьба Михала этому подтверждение.

А между тем неуправляемый Михал Володкович какое–то время управлял Минском! Было на это его собственное волеизъявление... Но Минск обладал Магдебургским правом, то есть самоуправлением. Володковича не хотели допускать к власти. По легенде он пожаловался другу Радзивиллу, тот привел в ратушу солдат...

То, что Володкович получил власть, стал «трибунальским подскарбником», повлияло на его характер в лучшую сторону только на некоторое время. Вскоре лихие дебоши продолжились... И однажды Михал, зайдя в костел (нынешний кафедральный собор в Минске), услышал, как ксендз Облочинский изобличает его недостойное поведение. Володкович поклялся отомстить.

И во время следующей церковной службы прихожане услышали, что со стороны площади доносится невероятный шум: «Нешта звiнела, бубнела, мэкала, трубiла, пiшчэла, смяялася самымi незвычайнымi галасамi». Стараниями Володковича на площади оказались дрессированные медведи из сморгонской «медвежьей академии», обезьяны и наряженные цыгане. Посреди площади стоял воз, на возе — бочка с вином. На бочке сидел Михал Володкович, который приглашал всех желающих отведать халявного алкоголя. Как вы думаете, кто после этого остался на службе в костеле? Правильно, никого...

Впрочем, далеко не все поступки Володковича были столь невинны... Например, при неудачной встрече с ним вы рисковали получить на месте «приветствие» в сто и одну плеть — обычная Володковичева порция, выдаваемая неугодившим хозяину его верными гайдуками. Не щадил буян даже шляхту... А ведь вспомните пьесу Дунина–Марцинкевича «Пiнская шляхта» — там обладающие гербами «лапцюжныя шляхцюкi» готовы последнее отдать за то, чтобы избежать позора плетей или хотя бы чтобы били не на голой земле, а подложив ковер...

Вот один из таких избитых, бедный сосед Володковича, у которого дебошир отобрал родительский надел, подал на него в суд... И Володковича осудили — далеко не все были сторонниками Радзивилла и его неуправляемых клевретов. В результате Володкович накинулся с саблей на трибунал, ранил одного из депутатов, да еще, по свидетельствам, рубанул со страшными ругательствами по распятию... А по дороге домой разогнал похороны с монахами–доминиканцами, забрал музыкантов, навестил гауптвахту, побил окна в домах трибунальцев...

О том, что Володковича сговорились осудить на смертную казнь, его предупредили — у Радзивиллов было много «клиентов». Почему он не стал убегать? То ли принял вызов, как ему мнилось, «нечистой силы», то ли был уверен в своей неприкосновенности как приближенного могущественного магната?

Однако его схватили, причем Володкович не преминул устроить побоище с руганью, когда его вытаскивали из зала суда, ухватился за дверные косяки так, что вырвал их... Но его посадили в подвал ратуши на цепь. Михал не верил, что с ним осмелятся что–то сделать, даже когда ксендз Облочинский пришел его исповедать перед казнью. Однако дебошира в ту же ночь расстреляли. Ему не было и тридцати лет.

Зависящие от Радзивиллов мемуаристы пытались представить эту смерть как можно более романтически и христиански. Со слезным раскаянием узника, с чудесным заступничеством самой Девы Марии, с отскакиванием пуль от медальона с ее изображением... Впрочем, в деталях «обелители» расходятся. Поэтому скорее можно поверить тем, кто вспоминал Михала Володковича как нераскаявшегося грешника...

Эта версия и объяснит, почему после смерти он по легенде стал привидением и его нераскаянная душа поселилась в ратуше. Во всяком случае, есть достаточно много свидетельств о том, что видели Володковича выглядывающим из окон этого здания.

Натуры, подобные Михалу Володковичу, можно встретить в романах Владимира Короткевича. Правда, писатель довольно безжалостно, с народно–демократических позиций, отзывался о шляхте... Особенно похож на Володковича герой повести «Цыганскi кароль». Колоритный сумасброд, объявивший себя королем цыган, проводящий время в застольях и наездах на соседей, раздающий суровые приговоры подданным направо–налево, и при чем здесь справедливость, если есть шляхетская воля...

Критики видят сходство с Володковичем и в персонаже белорусского фольклора боярине Бутриме Немире. Драматург Франтишек Алехнович написал пьесу «Бутрым Нямiра», а Вацлав Ластовский — рассказ «Каменная труна». Главный герой рассказа — боярин Бутрим Немира — буйствует в своем замке, пируя с дружиной и параллельно пытая подданных и врагов своих. Немира жестоко наказывает свою жену и молодого воина, обнимавшихся под яблоней. Из кишок шляхтича на глазах у провинившейся делают струны для скрипки, несчастная женщина, слушая игру скрипки на буйном пиру, умирает.

Так уж устроены мы, что сугубо положительные, умиротворенные герои меньше поражают наше воображение и потому как–то меньше интересуют. Поэтому следует ожидать, что образ Михала Володковича, авантюриста и забияки, жестокого и бесстрашного, еще появится в произведениях белорусских авторов. Может, рискну и я. Уж больно колоритная белорусская душа была у шляхтича Володковича.

Фото Александра РУЖЕЧКА, "СБ".
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter