В правоохранительной сфере грядут изменения. В конце 2010 года был утвержден важный нормативный акт, о котором в последнее время много говорили и писали — Концепция совершенствования системы мер уголовной ответственности и порядка их исполнения. Ее инициатором и основным разработчиком выступила Генеральная прокуратура. Об итогах проделанной работы, а также о планируемых новшествах мы беседуем с Генеральным прокурором, доктором юридических наук, профессором, заслуженным юристом Григорием ВАСИЛЕВИЧЕМ.
— Григорий Алексеевич, обсуждая концепцию, многие эксперты пришли к выводу: в стране сделана очередная попытка по упрощению уголовного законодательства. Это так?
— Масштабная декриминализация уголовного закона, как вы помните, была проведена еще в 2003 году. Криминологические исследования, правда, показали, что те меры существенным образом не повлияли на карательную практику судов. Более того, за последние пять лет средний срок лишения свободы, приходящийся на одного осужденного, возрос с 6 до 8,8 года для мужчин и с 4,6 до 5,8 — для женщин. При этом исправительный эффект такого сурового наказания, как лишение свободы, остается достаточно низким, около половины осужденных еще до снятия или погашения судимости снова возвращаются в исправительные учреждения. Эти данные Генеральная прокуратура предоставила Президенту еще в декабре 2009–го, обосновав необходимость совершенствования системы наказаний и иных мер уголовной ответственности, практики их применения. Концепция разрабатывалась по прямому поручению Главы государства.
— Как бы вы охарактеризовали структуру уголовных наказаний, которые сегодня назначают суды?
— Наказание в виде лишения свободы у нас остается доминирующим. Ежегодно его применяют в отношении каждого четвертого осужденного. К примеру, в 2010 году количество лиц, направленных в места лишения свободы, превысило 35 процентов от общего числа осужденных — это если учитывать вместе с теми, кто приговорен к аресту. А вот так называемые альтернативные меры уголовной ответственности — отсрочка исполнения наказания, условное наказание — применяются соответственно лишь в отношении 2 и 1,5 процента. Штраф в структуре наказаний занимает в среднем 12 — 14 процентов, общественные работы — около 3 процентов.
— Получается, «альтернатива» пока занимает мизерные проценты, сроки идут в гору, рецидивистов по–прежнему немало, эффект исправления сомнительный, а расплачиваются за все налогоплательщики...
— Действительно, содержание одного осужденного в местах лишения свободы ежемесячно обходится государству в среднем в 400.000 рублей. Но даже не это главное. Несмотря на то что широкое применение лишения свободы дает определенный эффект — нарушителя временно изолируют от общества, одновременно наступает целый ряд негативных последствий. Во–первых, лицо, попавшее в изоляцию, не может возместить ущерб ни государству, ни потерпевшим: в исправительных учреждениях недостаточно работы. Во–вторых, у осужденного обрываются прежние социальные связи, рушатся отношения с родными и близкими. В–третьих, при освобождении, как правило, возникают серьезные проблемы с адаптацией к жизни на свободе. Я не говорю о том, что направление в тюрьмы и колонии значительного числа граждан трудоспособного возраста снижает экономический и демографический потенциал страны, способствует росту уровня криминальной среды.
— Наверняка и в других странах схожие проблемы...
— Не совсем так. Зарубежный опыт говорит о смещении акцента в законодательстве и судебной практике с сугубо карательных на материальные факторы наказания лиц, которые впервые совершили преступления. Если они, разумеется, не относятся к категории тяжких.
— Как я понимаю, это и является основной задачей принятой концепции?
— Целей несколько. Это оптимизация системы мер уголовной ответственности, обеспечение социальной справедливости при применении уголовных санкций, предупреждение и профилактика преступности. Для того чтобы эти задачи выполнить, уполномоченные госорганы должны разработать и реализовать ряд организационно–практических, законодательных и других мероприятий. При этом хочу подчеркнуть, что оптимизацию не следует отождествлять с какой–то «сплошной либерализацией», «всепрощенчеством» или безнаказанностью. Ни в коем случае! Акцент будет сделан на работе с гражданами, впервые совершившими преступления, не относящиеся к тяжким и особо тяжким, — а к лишению свободы ежегодно осуждают около 5.000 таких лиц. Как говорят профессионалы, нужно стимулировать их позитивное поведение. Речь о пересмотре ответственности за экономические преступления. Здесь должен быть большим акцент на штрафную ответственность в сочетании с некоторыми дополнительными мерами, например, общественными работами, то есть целесообразно думать о широком применении альтернативных лишению свободы видов наказаний и иных мер уголовной ответственности.
Что касается наиболее опасных тяжких и особо тяжких преступлений, то не стоит ждать никаких послаблений. Должное карательное воздействие за их совершение сохранится. И еще. В концепции четко указано: формируя практику применения мер уголовной ответственности, следует исходить из уровня социально–экономического развития страны, структуры и динамики преступности, актуальных на данный момент вызовов и угроз.
— Кстати, как вы оцениваете нынешнюю криминогенную ситуацию?
— Она достаточно позитивная — преступность у нас снижается. На должность Генерального прокурора я был назначен в феврале 2008 года, поэтому сопоставлю нынешнюю статистику именно с тем периодом. По сравнению с 2007–м наблюдаем устойчивую тенденцию: общее число зарегистрированных преступлений сокращается. Их стало меньше почти на треть. Важно, что уменьшилось и количество особо тяжких преступлений, из них убийств — почти на 40%. Количество разбоев стало меньше наполовину, грабежей — на 46%. Раскрываемость преступлений возросла с 49% в 2007 году до 59,3% в 2010–м.
— Цифры, конечно, приятные. А есть ли тенденции, которые вас настораживают?
— Об одной я уже упомянул — высокий уровень повторного совершения преступлений лицами, ранее привлекавшимися к уголовной ответственности. В 2009 году он составил 42 процента, а в 2010–м — 47%, при этом более 14 процентов лиц, условно–досрочно освобожденных из исправительных учреждений, совершают умышленные преступления в период неотбытой части срока наказания, а около 15 процентов — до погашения судимости.
Негативной можно считать и такую тенденцию: существенно увеличилось число лиц (с 24% в 2007–м до 38% в первом полугодии 2010–го), которые уклоняются от исправительных работ или ограничения свободы. Эти данные еще раз подтверждают, что в судебной и прокурорской практике по вопросу индивидуализации назначаемых наказаний имеются серьезные издержки.
Проанализировав ситуацию, в прошлом году я поручил прокурорам опротестовывать каждый приговор, если имеются достаточные основания полагать, что исправительные работы или ограничение свободы назначено человеку, который не собирается работать в силу разных причин. То ли отвык, то ли злоупотребляет алкоголем, принимает наркотики. Факт в том, что такие лица обычно уклоняются от отбытия наказания.
К назначению таких мер наказания судам следует подходить так же тщательно, как и к назначению штрафов, где уклонение составляет 3%. «Секрет» заключается в том, что взыскание штрафов осуществляют судебные исполнители (суды), и тут проявляется особо тщательный прогноз — будет исполнено наказание или нет, а исправработы, ограничение свободы — числятся за МВД. Вот и получается, что часто идем на новый круг привлечения к уголовной ответственности в связи с уклонением от отбытия указанных наказаний.
Отмечу также, что прокуратура намерена усилить надзорную деятельность, обеспечив неукоснительное исполнение субъектами профилактики требований Закона «Об основах деятельности по профилактике правонарушений». Напомню, что профилактикой должна заниматься не только милиция, но и местные исполкомы, органы управления здравоохранением, образованием, органы по труду, занятости и социальной защите, органы опеки и попечительства, государственные СМИ и другие структуры. Их руководители должны понимать, что предупреждение правонарушений — одно из важнейших направлений в их работе. Пока же, к сожалению, такого понимания нет. Прокуроры фактически вынуждены принуждать должностных лиц различного уровня выполнять возложенные на них обязанности по профилактике.
— А что с проблемой возмещения ущерба теми, кто уже отбыл наказание, но не собирается платить по счетам? Судя по редакционной почте, этот вопрос «болит».
— Проблема возмещения ущерба продолжает оставаться актуальной. В прокуратуру поступает значительное число жалоб как от юридических, так и физических лиц. Они требуют повлиять на трудоспособное лицо, которое не устраивается на работу, не занимается предпринимательской деятельностью и поэтому формально «не имеет» средств для возмещения ущерба. С такими обращениями люди приходят и во время личного приема. Хочу сказать, что в начале 2009 года мы подготовили предложения о включении в УК нормы, которая предусматривала бы ответственность лиц, уклоняющихся без уважительных причин от возмещения ущерба, причиненного преступлениями. Но эту идею заблокировал Верховный Суд.
— Тогда еще один вопрос, который волнует читателей. Сейчас, особенно после принятия Директивы № 4, много говорят об активизации предпринимательства, рыночной деятельности. Вместе с тем бизнес продолжает сетовать на законодательство, сковывающее порой риски, инициативу. Тенденции на либерализацию каким–то образом согласуются с новой концепцией?
— Конечно. Нас не может не беспокоить сложившаяся в последние годы практика, когда руководителям компаний и государственных организаций, вынужденным нередко принимать решения в условиях оправданного предпринимательского риска, выносят достаточно суровые приговоры за совершение отдельных преступлений. Есть факты, когда человека лишают свободы на 6 — 8 лет за взятку в 20 — 50 долларов. Считаю, что за такие преступления виновного, как правило, следует наказывать рублем, т.е. штрафом, сочетая его с общественными работами. Таким образом меры уголовного характера будут подкрепляться и фактором публичного осуждения.
В Уголовном кодексе возможность назначения такой «комбинации» наказаний, кстати, предусмотрена. Но в судебной практике практически не используется. Равно как и статья 70 УК, позволяющая назначать более мягкое наказание, чем предусмотрено уголовной санкцией. Есть, правда, и обратные примеры. В отношении одного врача–ортопеда возбудили уголовное дело за то, что он выдал больничный, получив вознаграждение. По ранее сложившейся судебной практике за это ему светило бы 6 — 7 лет лишения свободы. Не оправдывая такие действия, все же скажу, что ответственность должна быть соразмерной и соответствовать наступившим последствиям. В случае с ортопедом и государственный обвинитель, и суд поступили вполне разумно, назначив врачу наказание в виде исправительных работ. К тому же обвиняемый заверил участников процесса, что выступит перед коллегами и раскается публично, что в последующем и сделал. Уверен, сейчас нам необходимо искать новые формы воздействия на виновных, формировать правовое сознание граждан.
— Что конкретно будет сделано?
— Генеральная прокуратура инициировала в концепции вопрос о декриминализации отдельных преступлений против собственности, порядка осуществления экономической деятельности, порядка управления и интересов службы. Мы выступили за снижение минимальных и максимальных сроков наказания в виде лишения свободы, за более широкое применение штрафа в качестве основного и дополнительного наказания за подобные преступления.
К слову, в Директиве № 4 получили дальнейшее развитие как положения концепции, так и ряд иных вопросов, которые нами инициировались в последние годы.
Так, например, в концепции закреплены подходы, инициированные Генеральной прокуратурой об ограничении оснований применения меры пресечения в виде заключения под стражу по мотивам одной лишь тяжести преступления; по расширению применения залога в качестве альтернативы заключению под стражу. Необходимость корректировки существующей практики очевидна. Так, в 2009 году правоохранительными органами данная мера пресечения применена в отношении 18.480 лиц, т.е. каждого пятого, домашний арест — 408 лиц (1%), залог — 42 лиц (0,1%). Эта же тенденция осталась и в 2010 году.
Помочь изменить эту тенденцию, по моему мнению, могли бы суды, на которые также возложена обязанность проверки законности и обоснованности заключения под стражу. Но эффективного судебного контроля, на что рассчитывал законодатель, вводя институт судебного обжалования заключения под стражу, к сожалению, пока нет. В кассационном и надзорном порядке судами отменяется менее 1% постановлений правоохранительных органов о заключении под стражу.
Хочу отметить, что 31 марта 2010 года пленум Верховного Суда признал утратившим силу постановление по вопросу применения мер пресечения. Хотя оно было и небольшим, но подспорьем для судов и иных правоприменителей, поэтому мною в июле 2010 года инициировалась рекомендация рассмотреть на пленуме практику применения меры пресечения в виде заключения под стражу, залога и домашнего ареста и принять по примеру некоторых государств соответствующее постановление.
Нормативно урегулирован в Директиве и ряд иных вопросов, которые ранее нам не удалось реализовать: это защита права собственности добросовестного приобретателя, в том числе путем сужения оснований для конфискации имущества. Это и придание контрольной (надзорной) деятельности предупредительного характера, и активизация профилактики правонарушений.
— Григорий Алексеевич, можно представить, какую работу пришлось проделать Генеральной прокуратуре, чтобы в столь короткий срок выработать концептуальные подходы по оптимизации мер уголовной ответственности. Не проще ли было бы сделать это путем изменения уголовного законодательства?
— К сожалению, нет. В последние годы по инициативе Генеральной прокуратуры был принят ряд мер, направленных на гуманизацию и оптимизацию уголовного законодательства, корректировку судебной практики. Однако существенного повышения эффективности мер уголовной ответственности не произошло, или, говоря языком обывателя, «меньше садить не стали». Поэтому и назрела необходимость принятия концепции, которая бы выступила методологической основой для принципиального изменения в сторону разумности, взвешенности правоприменительной, в том числе и судебной практики по всем категориям уголовных дел.
К сожалению, из–за отсутствия конструктивного взаимодействия, пассивности иных соисполнителей достичь единого мнения по основным направлениям концепции в течение длительного времени не удавалось. Нам пришлось столкнуться и с позицией, суть которой сводилась к тому, что и так все хорошо, и нечего менять, ну а если уж и корректировать практику и законодательство, то процесс этот следует растянуть лет на 10 — 15.
Сегодня я хочу поблагодарить Администрацию Президента, Министерство юстиции за своевременную и действенную помощь в подготовке проекта концепции, которая после утверждения ее Президентом получила статус нормативного правового акта.
— Задачи поставлены масштабные. Насколько, по–вашему, они выполнимы?
— Скажу так: эффект наступит лишь в том случае, если каждый из нас, будь то наемный работник, предприниматель, государственный служащий, управленец на предприятии, осознает важность и необходимость изменений. Мы должны понимать: становление страны как правового социального государства, укрепление правопорядка зависит от добросовестности, эффективной и профессиональной работы всех без исключения граждан. В свою очередь, на высшем уровне сегодня принимаются необходимые меры для дальнейшего развития белорусской государственности, укрепления национальной безопасности, повышения качества жизни.
— Спасибо за содержательную беседу.
