Ружье в заброшенном доме

Неожиданный грохот обрушился на него сразу сверху и чуть спустя с обеих сторон...

В очередной раз сжав зубы и мысленно стараясь переключить хоть на время боль с груди на какую-нибудь другую часть тела, Павел Арсентьевич стал вспоминать, что привело его сюда в давно заброшенный дом на отдаленном хуторе.

Лет двадцать назад именно эта одинокая усадьба, принадлежавшая некогда леснику, сыграла в его жизни заметную, возможно, даже определяющую роль. Тогда с друзьями он был в этих краях на охоте и случайно набрел на огромную пустующую хату. Позже узнал, что семью, жившую здесь когда-то, настигла беда. Вначале от укуса гадюки умерла их дочушка. От опухоли мозга ушла из жизни молодая жена лесника. А затем и его самого насмерть задрал разъяренный медведь.

А дом был шикарный! Построенный на совесть и с умом. Тогда Павел Арсентьевич как архитектор оценил это сразу. И место удачное — за изгибом небольшой речушки, вытекающей из озера. С одной стороны лес, с другой — луг. Все дышало здесь гармонией и теплотой. Тогда и родился замысел первого по-настоящему мощного и оригинального проекта архитектурной композиции, над которой в те дни трудился еще мало кому известный в кругу коллег Павел Арсентьевич Бельясов. Лиха беда начало! Прорвало, понесло молодого архитектора. Премии, должности. Некоторые свои проекты он реализовывал даже за рубежом. Все путем складывалось и в семейной жизни. Толковыми росли оба сына. Один стал успешным на службе офицером, другой хорошо проявил себя в бизнесе. Надежно оберегала семейную гавань и супруга. Наталья Алексеевна умела благоразумно закрывать глаза на шалости супруга, которые время от времени он позволял себе с более молодыми и яркими особами.

Но вот что-то подкосилось в его жизни. Пожалуй, началось все с того времени, когда его начальницей неожиданно назначили молодую женщину. Новый министр вроде бы и не мешала работать Павлу Арсентьевичу над своими проектами, но по всему было видно, что она ставку делает на более молодых и креативных. К ним сейчас и уходили самые амбициозные и дорогостоящие проекты. И если финансовая сторона менее огорчала Павла Бельясова, поскольку за это время он уже успел кое-что поднакопить, то тщеславие все острее ощущало укол за уколом. И вот последний удар…

Работа Бельясова по проектированию молодежного центра, над которой он трудился три года, была выдвинута на государственную премию. Было известно и мнение руководства страны по этому комплексу, так что в комиссии по премиям Павлу Арсентьевичу намекнули, что проблем с присуждением награды не будет. Но они неожиданно возникли… И откуда? Из родного министерства. В последний момент в комиссию по государственным премиям пришло письмо за подписью нового министра отозвать работу П.А. Бельясова, хотя к тому времени она уже прошла все согласования. В комиссии лишь пожимали плечами, и один из давних знакомых Павла Арсентьевича сообщил ему об этом. Тогда он и поехал в родное министерство, обиженный и недоумевающий.

В приемной ждал недолго. Худая, быстрая, как огонь, Ксения Егоровна Лесевич сама вышла из кабинета и пригласила к себе Бельясова.

— Не обижайтесь, Павел Арсентьевич, — начала она без обиняков, — но я считаю вашу последнюю работу откровенно слабой, потому и отозвала ее из комиссии. Она состарится, прежде чем сегодняшние студенты получат дипломы. Да и от предыдущей вашей работы, спортивной арены, я не в восторге. Сегодня уже так не проектируют и не строят.

— А как сегодня, позвольте полюбопытствовать, уважаемая Ксения Егоровна, проектируют? — прищурив глаза и внутренне напрягаясь, спросил заслуженный архитектор.

— Я вам в подсказчики не нанималась. Мы вам, конечно, дадим доработать до пенсии…

— Не надо мне делать одолжение, уважаемый министр, — спокойно, взяв себя в руки, произнес Бельясов. — Вы случайный человек в нашей отрасли. И я не собираюсь из-за вашей дурости бросать любимую работу даже на пенсии. Замечу лишь, что касается проекта молодежного центра, то на утверждении его одобрил премьер-министр, знаю и мнение администрации…

— Они живые люди и могут заблуждаться. Наша задача воспитывать вкус даже у таких высоких чиновников, как премьер.

— Ну, милая, так вы далеко пойдете…

— Не знаю, как далеко пойду я, но вы, Бельясов, пока я министр, точно никуда не пойдете со своим замшелым восприятием современной архитектурной мысли.

— Ну что ж, разрешите в таком случае откланяться, — язвительно произнес Павел Арсентьевич и вышел из кабинета.

Бельясов повернул ключ зажигания в салоне своего светлого «мерседеса», но не торопился покинуть стоянку. Его все еще трясло от злости и возбуждения, охвативших сразу после того, как покинул кабинет министра. Набрал номер Андрея Викторовича Котова, помощника вице-премьера, курировавшего в правительстве их отрасль. Не раз в одной компании они выбирались на охоту. Андрей был намного моложе Бельясова, но они симпатизировали друг другу, почти дружили. О Котове шла молва как об очень влиятельном человеке, умеющем решать даже самые проблемные дела в своем чиновничьем окружении.

— Надо посоветоваться, Андрей, — начал Бельясов.

— Срочно?..

— Да, пока я еще не остыл.

— Приезжай.

— Уже…

Элегантный, благоухающий дорогим парфюмом Андрей Викторович даже вышел в коридор встретить Бельясова,  демонстрируя таким образом свое почтение более старшему приятелю.

Павел Арсентьевич рассказал об истории с госпремией и своей беседе с министром. Котов сделал несколько пометок в блокнот.

— Решим мы этот вопрос, — симпатично улыбнулся Андрей Викторович, делая очередной глоток кофе, который принесла им секретарша. — Сегодня же поговорю с шефом. Свое заключение, насколько знаю, комиссия должна вынести уже через два дня, — глянул на календарь Котов. — Документы на новую кандидатуру еще не успеют подготовить. А не присудить премию в этой номинации, сам понимаешь, — ЧП, скандал, можно сказать. Так что зря, Павел Арсентьевич, запожарил.

— Да это не я запожарил. У мадам Лесевич зажглась паперка в одном месте, вот и подняла бучу.

— Ну прости ее, Павел Арсентьевич, она ведь всего-навсего женщина. К тому же, согласись со мной, недурна собой, — вновь улыбнулся помощник вице-премьера. — Премия будет ваша, — пожимая руку Бельясову, завершил беседу Котов.

Машину Павел Арсентьевич припарковал далековато от здания Дома правительства, но сейчас не жалел об этом. Приятно было идти пешком, дышать сентябрьским воздухом и осознавать, что у тебя есть влиятельные друзья, которые не дадут в обиду, а при случае и серьезно подсобят. Министр — неглупая женщина и скоро наверняка поймет, что воевать с ним, известным и заслуженным человеком, не только бесполезно, но и опрометчиво для карьеры.

Обычно время для Бельясова пролетает мигом. Но эти несколько дней тянулись, как вечность. В пятницу вечером он удобно уселся в кресло перед телевизором и стал ждать новости на главном канале страны. Должны были сообщить имена обладателей государственных премий по всем номинациям. Хотя что-то и продолжало свербить внутри, Бельясов все же почти на девяносто процентов был уверен, что сейчас прозвучит и его имя.

Но… Вот уже огласили весь список, а он своей фамилии так и не услышал. Неприятный холодок пробежал по телу. Дальше журналист беседовал с председателем комиссии, известным ученым, и тот неожиданно прокомментировал, что на этот раз премию в области архитектуры решили не присуждать.

Первым порывом Бельясова было позвонить Котову. Но что это даст? Да и вряд ли к нему сейчас дозвонишься.

Павел Арсентьевич вышел на балкон. Закурил. «Вот и первое твое серьезное поражение», — сказал он сам себе вслух.

Спалось в эту ночь плохо. Вернее, не спалось вовсе. В очередной раз вышел на балкон и закурил сигарету. Город уже давно и основательно погрузился в сон. И все же в жилых домах нет-нет да и виднелись огоньки. Наверное, бодрствовали такие же горемыки-неудачники, как и он. Но ведь до сих пор ему не изменяла удача! И тут же внутренний голос говорил: «А сколько так может длиться? Всему бывает конец…»

Бельясов по жизни был силен тем, что мог рассуждать трезво, не витать в облаках, когда надо было реально и конкретно оценить ту или иную ситуацию. Вот и сейчас, работая пронзительно и безжалостно, мысль привела к признанию того факта, что ведь, по большому счету, министр права. В молодежном центре, который он спроектировал и запустил в жизнь, все вроде бы правильно и грамотно. Есть даже неожиданные элементы. Не чувствуется только устремления вперед, в будущее. Или предыдущий проект — спортивная арена. В ней вообще много казенщины. Никакой романтики. Обычная рабочая площадка. Где и когда — а ведь это было еще недавно — он утратил в своих работах неповторимый шарм, дерзость. Этот только свой, неподражаемый стиль?..

Не так уж важно, где и когда утратил. Просто не заметил, как звездная болезнь, самодовольство усыпили, разнежили. Ну ладно, — все больше отдаляются дети. У них своя жизнь. А куда делись друзья, с которыми еще вчера гоняли, как молодые, мяч, парились в сауне? Осталась небольшая кучка энтузиастов, с которыми выезжаешь на охоту. Но ведь они — чужие люди. Все себе на уме. Вот и Котов… А что ты хотел? Ни один чиновник не рискнет оказать кому-то серьезное содействие, если это может бросить тень на его карьеру. А многим ли ты сам помог в последние годы?.. А ведь просили, обращались. Теперь перестали.

Что-то ушло из тебя, Бельясов, серьезно и основательно, а ты и не заметил. Но, может, еще не поздно все изменить? Павел Арсентьевич зажег новую сигарету и лихорадочно думал, думал…

Вдруг он вспомнил, как когда-то впервые по-настоящему ощутил крылья. Это было там, в пустующей усадьбе лесника. Когда родилась та редкая гармония души и тела, стремление не только удивляться красоте окружающего мира, но и самому удивлять других его обитателей. Что теперь стало с тем огромным пустующим домом за излучиной небольшой речушки, на краю леса и луга? Далековато. И не сезон. Но надо ехать. А вдруг вновь эта волна накроет, подымет силы душевные. Подарит крылья…

Едва забрезжил рассвет, Павел Арсентьевич стал собираться в дорогу. Проверил ружье. Сделал бутерброды, кофе. Позвонил жене, отдыхавшей в санатории. Та удивилась и самому звонку, и намерению мужа ехать в такую даль. Ожидала, что сегодня он навестит ее, как и договаривались ранее. Но она давно привыкла ему не перечить. Да и кто вообще мог сейчас остановить Бельясова?

Несколько раз Павел Арсентьевич останавливался передохнуть и выпить кофе. Почти четыре часа добирался до тех мест. Наконец, свернул с трассы и три километра ехал лесной дорогой. Вот один хутор, другой, третий… Теперь лесная дорога шла вдоль озера и вела к речушке, вытекавшей из него, чтобы, попетляв по лугу, заросшему олешником и бурьяном, влиться в соседний водоем. Вокруг ни души. Машину оставил на высоком холме и пошел к речушке. За эти годы окрестные кусты высоко поднялись, но все же Бельясов заметил часть дома на другом берегу. В одном из наиболее узких мест через воду были переброшены стволы двух деревьев. Они и служили мостиком. Осторожно ступая по ним с ружьем наперевес, Павел Арсентьевич перешел на другой берег и по траве и кочкам добрался до более высокого места, где располагалась усадьба когда-то жившего здесь лесника. Боже, что сталось с хатой, сараем… За два десятка лет все пришло в упадок. Перекосились ставни, за грязными окнами виднелись еще не сгнившие, выцветшие занавески. Серый сентябрьский день делал былое жилище еще более неприветливым. Некогда богатый сад тоже пришел в упадок. Яблоки на деревьях были мелкими, изъедены паршой. Странно, подумал Бельясов, что этот дом вообще сохранился. Местный люд мог растащить его хотя бы на дрова. Да, видать, никому и они не нужны.

За несколько метров до порога Павел Арсентьевич остановился как вкопанный.  Перевел взгляд со ржавого замка, едва державшегося на полусгнившей клямке, и непроизвольно ахнул… На черно-сером цементном порожке, скрутившись в кольцо, лежала огромная то ли гадюка, то ли уж… Присмотревшись, решил, что это, скорее всего, беременная ужиха. Но в эту пору… Непонятно, пробормотал Бельясов. Такой огромной особи на своем веку он еще не видел. Рептилия, похоже, не собиралась покидать свое место, и только когда нежданный гость взялся за палку, чтобы ее потревожить, медленно поползла в сторону сарая.

Любопытство взяло верх, и Бельясов все же решил войти в дом и убедиться, что пару десятилетий сюда не ступала нога человека. Отворил дверь, легко скрипнула первая половица. Щели у окон, видно, позволяли проветриваться помещению и потому воздух здесь не казался таким уж затхлым, каким мог быть. Удивительно, но почти все сохранилось нетронутым: кровати, столы, стулья… Когда-то здесь жили люди. Мечтали, любили, ели… Странные, чудные мысли и чувства наплывали на Бельясова. Он легонько, на всякий случай, толкнул дверь, ведшую в пристройку, служившую скорее всего кладовой. Вошел внутрь и… неожиданный, тревожный грохот обрушился на него сразу сверху и чуть спустя с обеих сторон. В небольшом помещеньице все начало рушиться. Закрыв глаза и обхватив голову руками, Павел Арсентьевич ждал, когда, наконец, закончится этот кошмар. Показалось, что на какое-то время потерял сознание. Но вот он ощутил, что не стоит на ногах, а лежит, и толстая, увесистая балка прижимает ему грудь. Попытался встать. Не получается… Вот так западня. Бельясов попытался успокоиться и привести мысли в порядок. Ситуация — жуткая. Сам он отсюда уже не выберется, каждая попытка усиливала боль и отнимала еще оставшиеся невеликие силы. Наплыла предательская мысль: а надо ли освобождаться из плена? Похоже, это судьба. Вот и ужиха на пороге предупреждала — не ходи… Не послушался, прогнал. И так ли стоит цепляться за эту жизнь, когда душа незаметно выгорела и стала все больше напоминать этот заброшенный, давно никому не нужный дом?

А если взвесить шанс на спасение? Подумав, решил, что он есть. Как это ни удивительно, но ружье лежало рядом и ничто не мешало им воспользоваться. Места здесь заповедные, выстрел обязательно услышат. Наверняка минут через десяток в эти места заявится егерь или кто-то из инспекторов по охране животного мира. Увидят машину, пойдут по следу. Выходит, правда, что всегда есть шанс зацепиться за жизнь. И еще Бельясов подумал, что если пальцы не закоченели, не подведут — позволят нажать на курок, и спасительный выстрел прозвучит, он не станет больше злиться на злую и худую женщину в министерском кресле, не станет переживать, что пролетел мимо госпремии. Да мало ли на что еще можно плюнуть, махнуть рукой в этой непростой, безумной жизни, чтобы от души и искренне радоваться восходу солнца, лучезарному полудню, загадочным теням и краскам вечернего заката…

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter