Румыния в проекте Инессы Плескачевской «Без железного занавеса». Часть 2

Румыния. Особый путь

(Продолжение. Начало в № 24.)

2. Рассказ о потерянном времени

В то, что Бухарест был когда-то маленьким Парижем, сегодня верится с трудом. Но с легендами всегда так: «Я говорю: нет, мы маленький Стамбул, и вот это интересно», — смеется писатель Василе Ерну. И после этих его слов я смотрю на Бухарест уже по-другому — то там, то здесь замечая восточные элементы, на которые сразу не обратила внимания. Бухарест — город, конечно, особенный, здесь действительно смешались Восток и Запад, Стамбул и Париж. Но это совсем не удивляет, если знаком с румынской историей. А если хочешь понять эту страну (как, впрочем, и любую другую), историю знать надо. Не тот вариант, который придумал Николае Чаушеску — что румыны прямые потомки даков и блестящего Древнего Рима, — а тот, что был на самом деле.

Василе Ерну

Тридцать лет назад сила ветра перемен в Румынии достигла штормового уровня. В шторм не всегда выживают сильнейшие, выживают те, кто не сдался, кто умеет плавать и кому повезло больше, чем другим. Практически все мои собеседники именно такие.

Сегодня президент Союза двусторонних торговых палат Румынии Насти Владю — человек государственный, а потому избегающий резких оценок — признается: «Период перехода всегда очень сложный. К сожалению, румыны не понимали, как это трудно — трансформировать страну из централизованной экономики в частную. Даже если ты идешь правильной дорогой и эффективно работаешь, трансформация трудна и занимает время. А если сворачиваешь то налево, то направо с правильной дороги, это занимает больше времени». Но ошибки признавать не спешит: «Я не могу говорить об ошибках. Мы старались найти кратчайшие пути. Хорошо известно, что экономике нужно время, чтобы вырасти на реальной и сильной основе. Поэтому, думаю, наши кратчайшие пути были не слишком реалистичны и мы потеряли время. И разрушили некоторые очень хорошие отрасли промышленности. В сельском хозяйстве мы вернули землю людям, прежде чем они поняли, что земля должна быть в коммунальной собственности, чтобы сельское хозяйство было успешным. Чтобы восстановить экономику после этой децентрализации, возвращения собственности, нужно много времени. Сначала мы разрушаем, а потом создаем новое. Это проблема». Владю, большой улыбчивый человек, расхваливает минеральную воду, которую наливает: «Это наша румынская, в ней серебро и золото, будете пить и молодеть!» У Румынии большой потенциал, я помню. Пью обогащенную драгоценными металлами воду из горных источников и молодею.

Насти Владю.

Корнелиу Гаваняну занимается частным бизнесом с 1994 года и признается: «Если бы я ушел с государственной службы в 1990-м, сегодня мог быть в десять раз крупнее. Потому что самый большой бизнес был в 1991, 1992 и 1993 годах». Но Гаваняну не жалуется: он владеет портом Галац и крупной компанией «Металл­рейд групп». Миллионер, конечно, но и у него за страну болит: «Что произошло в Румынии с металлургическими заводами? Когда они были приватизированы, 35 из 50 тысяч человек были уволены, а сегодня там 5 тысяч».

Неудивительно, что люди бегут. Несколько моих собеседников говорили одно и то же: может быть, я ошибаюсь, но из Румынии уехало 4 млн человек (некоторые говорили, что и 5 млн). «И это активные люди, — размышляет писатель Василе Ерну, — и люди, которые думали, что мы будем пять лет работать, а потом приедем обратно и тут все будет хорошо, а сейчас поняли, что хорошо не будет. Работать на Западе — это не так уж хорошо. Там ты черный человек, третий сорт, самые сложные работы за очень низкие цены, очень сложно все. Я приехал из Франции, был в разных регионах, где наши и молдавские гастарбайтеры работают, там все эти деньги на крови держатся, на очень трудной работе». И это особенно обидно, если вспомнить, что в новую жизнь Румыния, в отличие от всех остальных бывших социалистических стран, вошла без долгов. «Когда 30 лет назад началась эта новая страница, у нас было 3 млрд долларов на счету, никаких долгов, — напоминает Корнелиу Гаваняну и объясняет, почему при таких хороших стартовых условиях страна — вторая беднейшая в ЕС: — Мое мнение: правительство слишком легко поддалось на некоторые удовольствия, которые пришли из-за границы, и приватизировало то, что было у Румынии в большом количестве — газ, нефть, древесину, медь. Мы слишком легко вели дела с очень большими компаниями и каждый раз проигрывали позиции, проигрывали деньги. Мне кажется, за хорошие вещи нужно хорошо платить. Лучшее, что у нас было, — это «Дачиа», она и сейчас работает, а ведь это было организовано еще при коммунизме. Это была хорошая сделка».

Корнелиу Гаваняну  и порт Галац.

Перед началом проекта «Без железного занавеса» я спросила читателей, какие бренды бывших социалистических стран они помнят. Мне ответили: румынская мебель и автомобили «Дачиа». Услышав про румынскую мебель, Лариса Андреевна Маня, проработавшая полжизни в румынском политическом издательстве, машет рукой, и в этом жесте тоска и даже немного отчаяния: «Нет сейчас румынских мебельных фабрик, нет. Итальянские все. Приехали итальянцы, закупили, дешевая рабочая сила, древесина, вырубили всю Румынию. Катастрофа». Ну хоть с «Дачией» ситуация получше, облегченно вздыхаю я, вспоминая румынские автомобили на наших дорогах.

Но вот Флорин Лупеску не испытывает большого оптимизма даже в связи с выжившей «Дачией»: «Это не совсем румынский завод, он развивался совместно с французами. А вот у нас были внедорожники «Аро» (ARO, Auto Romania). Это был 100-процентный румынский завод, и очень успешный». Вздыхает. Первый автомобиль (построен на базе советского автомобиля ГАЗ-69, так что корни у завода не на 100 процентов румынские, но я не буду разубеждать господина Лупеску) был выпущен в 1957 году. 90 процентов автомобилей шли на экспорт (ну вы же помните экономическую политику Чаушеску: минимум импорта, максимум экспорта) более чем в 100 стран мира. В 2006 году завод обанкротился: «И это было сделано нашими людьми, не Чаушеску, — сокрушается Флорин Лупеску. — Сейчас кто-то пытается снова этим заняться, но построить завод с нуля очень трудно».

Флорин Лупеску.

У Флорина Лупеску за родину тоже болит. И, в отличие от Насти Владю, он говорит об ошибках. Многочисленных, неоправданных и непростительных: «Возможно, худшая из них — все, что связано с предыдущим режимом, должно быть разрушено. Промышленные предприятия были или закрыты, или проданы за копейки. Много людей из-за границы пришли, потому что это была хорошая возможность — купить задешево землю, фабрики. За несколько лет почти половина промышленности если и не была закрыта, то сократила производство, множество людей потеряли работу, поэтому так много румын уехало. Около 30 — 40 процентов промышленности никогда не восстановится. Я работаю в химической и текстильной промышленности. До 1990 года Румыния была крупнейшим производителем и экспортером текстиля в Европе, мы работали для больших модных домов. Сегодня около 20 процентов этой промышленности еще работает. Мы шьем для модных домов, но больше не производим, например, волокно. Партнеры привозят ткань, дают дизайн, а мы просто шьем».

Когда в Румынии произошла революция, Флорин Лупеску, как и Корнелиу Гаваняну, работал за границей. Оба вернулись в страну через несколько лет и стали предпринимателями в тех областях, которые лучше всего знали и в которых много лет работали: Лупеску и сегодня занимается текстилем и химией, Гаваняну — металлами. Говорит, что начинал в 1994-м с 50 тысячами долларов, одолженными у друга, «который работал со мной в Париже, но в сфере туризма».

— Когда вы смогли их вернуть?

— Через два месяца.

— Всего два месяца? Очень быстро.

Владелец порта Гаваняну согласно кивает — быстро, но тут же поясняет: «Я сконцентрировался на сфере, для которой был готов, шел шаг за шагом, инвестировал все свое время. Нужно было работать, чтобы сохранить людей».

Флорин Лупеску уже несколько лет успешно сотрудничает с белорусскими компаниями, но признается: началось это сотрудничество не от хорошей жизни: «Мы покупаем сырье в Беларуси, потому что в Румынии его больше нет. Лен — очень ценное волокно, и до 1989 года Румыния была крупным производителем. Сейчас мы это сырье импортируем. У нас еще есть небольшие текстильные фабрики, где мы обрабатываем лен и коноплю и экспортируем конечный продукт. Но у нас больше нет производства сырья. У вас в Беларуси это есть, берегите, потому что это очень хорошие продукты. Я покупал в Могилеве сырье, которое используется для производства ткани. Но теперь это сотрудничество прекратилось, потому что мне больше не для кого покупать сырье: один из крупнейших заводов в Европе, который находился в Румынии, закрылся. Это очень плохая сторона этой так называемой революции. Да, многие из наших предприятий не были эффективны. Я работал в экспорте и знаю, что была очень конкурентоспособная продукция, но много и неконкурентной. После 1989 года нужно было сделать выбор: это хорошо, это мы можем развивать, этому нужно сменить профиль, а вот с этим ничего поделать нельзя. Но не эта политика, которая в результате получилась: продать, продать, продать. Или хотя бы: хорошо, я продаю тебе эту фабрику, но ты должен ее развивать. Да, тебе не нужна тысяча рабочих, но ты должен сохранить многих. А не просто продать и положить деньги в какой-то карман. Было сделано много ошибок. Молодые люди думают по-другому, но они не знают, что мы потеряли. Перемены должны были произойти, но люди, которые пришли к власти, не действовали в интересах страны. В Румынии много — и когда я говорю «много», я говорю о тысячах — текстильных фабрик закрыто из-за неправильной политики государства. Все государственные предприятия были закрыты, потом проданы разным людям, в большинстве иностранцам. Я ничего не имею против иностранцев, я с ними работаю. Но многие из них пришли, купили — я не хочу комментировать цены, но они были очень низкими по сравнению с другими компаниями. Они не развивали производство, не инвестировали, но через 4 — 5 лет закрыли компании и продали оборудование. Задешево продали, потому что купили за копейки. У них осталась земля, и на земле построили магазины и всякое такое».

Услышав про «магазины и всякое такое», я сразу вспоминаю, как бывший президент Чехии Вацлав Клаус, известный евроскептик, при котором его страна вступила в Европейский союз (жизнь, знаете, полна неожиданных поворотов), говорил о таком развитии событий с нескрываемой горечью: «Я думал, что к нам придут не только супермаркеты». Хотя в Чехию пришли не только они: на границе с Германией (а я живу именно в этом регионе и вижу своими глазами) иностранные компании построили немало фабрик. Им это выгодно: рабочие в Чехии квалифицированы не хуже, чем в Германии, а вот платить им можно куда меньше.

Последние годы Румыния показывает отличные темпы экономического роста: в 2017 году ее ВВП вырос на 7 процентов, и это на редкость высокая цифра для Европы. С тех пор рост замедлился, но по-прежнему впечатляет: на 4,1 процента в 2018 году. Спрашиваю у президента Союза двусторонних торговых палат Румынии Насти Владю:

— Как вы этого достигли?

— Этот рост, — говорит он, — происходит в основном за счет сферы строительства, сельского хозяйства, туризма и информационных технологий — это большая четверка нашего развития. Будет очень хорошо, если мы найдем решение для большего экспорта, будет лучше, если мы не будем слишком много импортировать. (Услышав это, я понимаю, что наследие Николае Чаушеску действительно живет не только в Доме народа, зданиях и проспектах, им построенных, политика жесткой экономии — никакого импорта, максимальный экспорт — крепко сидит в головах людей, выросших при «националистическом коммунизме» Чаушеску. — И.П.) Потому что у нас все здесь есть.

Тут я, конечно, вспоминаю Флорина Лупеску и его рассказ о том, что Румыния, имея текстильную промышленность, потеряла ее сырьевую составляющую. Но Насти Владю настаивает: «У Румынии очень, очень хороший потенциал. С точки зрения умного развития у нас есть двенадцать очень важных секторов, в которых потенциал особенно хорош: туризм и экотуризм, текстильные и кожевенные фабрики, деревообработка и производство мебели, креативная индустрия, производство автомобилей и запчастей, информационные технологии, продукты питания и напитки, фармацевтическая продукция, энергетика и менеджмент окружающей среды, биоэкономика (я имею в виду сельское хозяйство, рыболовство), биофармацевтика и биотехнологии, оборонная промышленность и средства безопасности, образование и исследования». И уверяет меня: у Румынии светлое будущее. И, похоже, в это верит не только он: четверть роста ВВП страны происходит за счет иностранных инвестиций. Напоследок Насти Владю говорит: «У Румынии очень большой потенциал, но многое зависит от людей». Я говорю ему, что в любой стране все зависит от людей. И спешу на следующую встречу — чтобы поговорить с новыми людьми о Румынии и ее потенциале.


1. Вспоминая декабрь 1989 года 
К СВЕДЕНИЮ

Завтра в 12.30 на центральной площадке Минской международной книжной выставки состоится творческая встреча с нашим автором Инессой Плескачевской.

Прямо сейчас она завершает работу над книгой «Без железного занавеса», со многими материалами которой читатели нашей газеты могли познакомиться в последние годы. Книга об изменениях, которые произошли в бывших социалистических странах за последние 30 лет, будет издана ИД «Звязда». Хотите узнать, какими Болгария, Венгрия, ГДР, Польша Румыния и Чехословакия стали после революций 1989 (спойлер: выжили не все)? Приходите на встречу с Инессой Плескачевской, спрашивайте у автора и ждите книгу! Обещаем: будет интересно! А читатель, задавший самый интересный, по мнению Инессы Плескачевской, вопрос, получит приз от автора!

(Продолжение следует.)

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter