АЛЕКСАНДР Иосифович ДУБКО, Герой Социалистического Труда и Герой Беларуси (посмертно), по праву входит в элиту председательского корпуса Беларуси. Возглавляя колхоз «Прогресс» Гродненского района, он вывел его на «космическую орбиту».
Александр ДУБКО с женой Эммой
У него было неимоверно тонкое чувство увидеть в каждом человеке сокровенное, поддержать, раскрыть талант. Недаром его ученики сегодня удостоены самых высоких правительственных наград.
Александр Иосифович был человеком из команды Президента, и Александр Лукашенко доверял ему высокие посты в государстве, всячески поддерживал.
Председательский и крестьянский опыт Дубко поучителен. Именно поэтому в редакции посчитали возможным публикацию отрывков из документальной повести об Александре Дубко.
Сирота из Сиротино
Через полгода после смерти вождя всех времен и народов Владимира Ильича Ленина на озерной Витебщине был создан Сиротинский район. Центр его располагался в местечке Шумилино, где дружно жили белорусы, поляки, евреи, русские. Почти все разговаривали на «трасянцы», твердо выговаривая букву «р» и шипящие, а глаголы, как издавна повелось на Витебщине, заканчивали на еть: не идет, а идеть, не поет, а поеть.
Тем не менее понимали друг друга, хоть поляки, чтобы пофорсить и показать свою «гжечность», «припшеквали», а евреи в разговоре между собой сбивались на идиш. Это не помешало договориться о создании района, который по всем законам жанра должен был называться Шумилинским. Но не тут-то было. Какой-то «ошумиленный» житель деревни Сиротино (голь перекатная) предложил назвать район Сиротинским. Это, мол, по-большевитски: за царем и его слугами все были сиротами, а теперь — хозяева. Предложение, несмотря на сомнительную аргументацию, было принято на ура. И тридцать пять лет район горько жаловался на безотцовщину.
Шли годы. Несли свои воды Западная Двина, ее притоки Сечна, Оболь с Усысой, Черновка, Тенница; дремали озера Будовесть, Добеевское, Лесковичи, Мошно. Как и сотни лет назад, шумели леса и пущи. А вот люди менялись на глазах. Часто далеко не в лучшую сторону.
В 1939 году отличился Шумилинский НКВД. В самой большой деревне района Сиротино «бдительным» чекистам удалось раскрыть антисоветский заговор. Главным закоперщиком признали молодого председателя сельсовета Иосифа Дубко.
В том страшном для сиротинцев тридцать девятом многие семьи остались без кормильцев. Молодая мать Эмилия Дубко несколько ночей не спала. Ей все казалось, что вот-вот раздастся знакомый стук в дверь, она откинет крючок и бросится на шею ее Иосифу, Юзику.
Маленькому Саше было легче. Он еще учился говорить, ходить, бегать. Нескоро начнет расспрашивать мать и знакомых об отце. Через два года грянет самая страшная в истории человечества война. Фашисты сожгут деревню. В огненном пекле войны погибнет каждый третий сиротинец, более трехсот жителей.
Как удалось выжить Саше во время оккупации, трудно сказать. Голод, холод, эпидемии и никаких врачей. О лекарствах и говорить не приходилось. От вшей, блох пытались избавиться ветками полыни, а отварами чеснока и лука — от глистов, но это помогало как мертвому припарки. Варили даже самодельное мыло.
Рос мальчик, как придорожная трава: вольнолюбивый, озорной, крепкий физически.
Первый спортсмен школы. Играл в футбол, волейбол, выступал за школу по баскетболу. Трехочковые броски снискали юному спортсмену заслуженную славу среди сверстников. Саша любил историю, географию, белорусскую литературу, русскую. Зачитывался Дюма-отцом, Майн Ридом, Фенимором Купером, Джеком Лондоном, Якубом Коласом, Янкой Мавром. Мечтал, как робинзоны Мирон и Виктор, попасть на полуобитаемый остров, слиться с природой, воевать с контрабандистами.
Народ белорусский, хоть в семье не без урода, толерантный, можно сказать, жалостливый. Почти все бригадиры, а их меняли часто, как меняют при покупках крупные купюры на рубли, а рубли — на копейки, хорошо знали Сашиного отца. «Твой батька никому никогда ока не запорошил», — говорили один на один и посылали на более оплачиваемую работу: возить навоз, сено.
Еще в девятом классе юный Дубко определился с выбором профессии. Решил поступать в сельскохозяйственный вуз. Может быть, к этому располагала природа. Леса вокруг, озера, река-красавица с романтическим названием Черница, да и поля родного колхоза, где тянулось к небу жито, цвела бульба и радовал синевой лен.
После окончания школы Саша Дубко без колебаний отправил документы в Гродненский сельхозинститут, ныне университет.
Районные будни
Пока в Берестовице подыскивали для семьи нового начальника управления сельского хозяйства жилье, Эмма Никифоровна оставалась с двухлетним Александром в Гродно. Муж звонил на день по нескольку раз, но, к сожалению, реже, чем хотелось бы, приезжал домой. И это понятно: в районе, где двадцать колхозов и птицефабрика.
Александру Иосифовичу, чтобы объехать все хозяйства, понадобилось немало времени. А ведь надо разобраться, кто чем дышит, кто трудится на пределе и кто может прибавить.
Первый секретарь райкома партии, председатель райисполкома ввели в курс дел, познакомили с руководителями колхозов. И сам Александр Иосифович торопился поговорить с каждым из них. Он не корчил из себя большого начальника, беседовал спокойно, шутил, и в то же время старался завести собеседника, вызвать на откровение, понять, чем он живет, чего от него ждать можно.
— У нас вроде бы все председатели на своем месте, — сказал однажды первый секретарь, — но вот показатели — небо и земля. В одних хозяйствах они на высоте, а другие на ладан дышат, еле-еле душа в теле. Я вас очень прошу: присмотритесь, может быть, не все руководители на высоте. Через месяц приходите — поговорим.
— Проще всего ломать людские судьбы, — рассуждал Дубко, — снимать с работы нужно нерадивых, безынициативных хозяйственников, которых уже не исправить. А ведь есть и объективные причины: плохие земли, недостаток механизаторов, животноводов, добитая техника и долги, с которых, как с глубокой ямы, без помощи со стороны не выкарабкаться. Критиковать легче всего, труднее помочь дельным советом.
Веселый, улыбчивый, он умел расшевелить самых замкнутых людей, с которых, казалось, слово щипцами не вытянешь. Эта черта характера всю жизнь помогала Дубко найти общий язык как с руководителями самых разных рангов, так и с трактористами, водителями, доярками, пастухами, садоводами...
Все свои силы, знания Дубко отдавал району.
— За минусы по урожайности зерновых, надоям молока, привесам на откорме могут снять с работы, — повторял он прописную истину председателю колхоза, который был в долгах как в шелках. — Тут, слов нет, хлеб, мясо, молоко святое. А вот цены закупочные на них низкие. Тебе нужны деньги?
— Само собой.
— Верный ответ. Надо подновить технику, повысить людям зарплату, а то разбегутся, как мыши, завидев кота. И квартиры хорошие строить пора, и ремонтные мастерские привести в порядок…
— Это понятно. Только вот лучше бы вы подсказали, где эти купюры дожидаются бедных колхозников, где лежат…
— В земле.
— ?!
— Какое у тебя место по урожайности свеклы? Молчишь! Так вот — последнее. За зерном, молоком некогда организовать уход, сдачу корней. Ат, неосновная культура, а она, может, главнее главной, потому что денежная. Расширяй площадь, готовь технику, я помогу с семенами, свожу в Вертелишки, может, поймешь.
И таких разговоров было сотни. Дубко, как мог, помогал руководителям хозяйств, специалистам вырваться из вечного безденежья, почувствовать уверенность в своих силах. Бывало, за день объедет полрайона. Видно, в нем уже тогда жил рыночник. Сам учился и учил людей считать копейку. Один за одним, медленно, но верно некрепкие середнячки, а там и отсталые колхозы вылезали из долговой ямы. Конечно же, не только благодаря сахарной свекле. Стали давать более весомую отдачу и зерно, и картофель, что уж говорить о молоке и мясе.
— Так кого увольнять из руководителей? — спросил через месяц у Дубко первый секретарь.
— Да никого, — ответил тот. — Рановато делать выводы. Цыплят по осени считают.
Подсчитали — не прослезились. Из года в год росли показатели. Берестовица набирала силу. В обкомовских и облисполкомовских коридорах все чаще говорили, что Дубко достоин повышения. За четыре года ему удалось почти на треть поднять урожайность зерновых культур, картофеля, сахарной свеклы. У Александра Иосифовича брали интервью корреспонденты областной газеты, республиканской. Как правило, таких людей переводили тогда с повышением из одного района в другой, реже оставляли на месте. Дубко светила должность первого секретаря райкома партии, и, скорее всего, он бы согласился возглавить ставший родным район. Но, видимо, на этот раз звезды на небесах не сошлись, высокое начальство после долгих колебаний и сомнений отдало предпочтение первому секретарю обкома комсомола.
Все понимали: несправедливо обижать человека, который так много сделал для района, и нежданно-негаданно Александру Иосифовичу предложили должность директора специализированного треста молочно-овощных совхозов Гродненской области.
— Поедем в Гродно? — спросил у жены.
— С радостью, — улыбнулась Эмма Никифоровна, очень уж ее тянуло в ставший родным город, где жили мать и сестра. В душе надеялась, что больше путешествовать не придется, а на одном месте, как ни банально это звучит, и камень травой обрастает.
«Прогресс» ушел вперед лет на тридцать
В 1970 году страна праздновала столетие со дня рождения Ленина. У Александра Иосифовича и Эммы Никифоровны родился второй сын. Назвали Владимиром. Кто знает, может быть, в честь вождя всех времен и народов. Дубко-отца наградили юбилейной медалью.
— Это несправедливо, — смеялась Эмма Никифоровна, — сына родила я, а медаль вручили тебе.
— Так и быть, сделаю одолжение, дам поносить, — отшучивался Александр Иосифович.
Ничто не обещало перемен. Трест и его руководителя хвалили, он не лопнул, как у знаменитого американского писателя-юмориста.
И вдруг, как гром среди ясного неба, предложение первого секретаря Гродненского райкома партии Антонины Ивановны Беляковой возглавить колхоз «Прогресс».
— А ка-ак же Сень-нько, Фе-федор П-петрович? — растягивая слова, чтобы заполнить паузу, спросил Александр Иосифович.
— Герой Социалистического Труда товарищ Сенько пошел на повышение, — ответила Антонина Ивановна. — Он уже первый заместитель председателя облисполкома. Короче, соглашайся, да побыстрее. Такое предложение поступает раз в жизни.
На взлете карьеры Федор Петрович станет ни много ни мало заместителем премьер-министра СССР по сельскому хозяйству. А это одна из самых высоких должностей, которую когда-либо занимал в СССР белорус. Нынче Федор Петрович Сенько на пенсии, живет в Москве, а его младший брат Герой Социалистического Труда Илья Петрович Сенько возглавляет одно из лучших хозяйств Гродненщины — СПК «Обухово».
…Права была Белякова, желающих занять освободившееся место председателя правления колхоза «Прогресс» было пруд пруди. И еще не факт, что желание достопочтенной Антонины Ивановны и желание обкома партии совпадут. И тут последнее слово, скорее всего, было за Сенько, первым заместителем председателя Гродненского облисполкома. Он хорошо знал Александра Иосифовича, встречался с ним, беседовал, потому без особых колебаний поддержал Белякову. Не принять во внимание мнение авторитетных, известных не только в Беларуси двух Героев Социалистического Труда в обкоме партии не решились.
Последнее слово формально оставалось за колхозным собранием. Высокий, симпатичный, с русыми, зачесанными назад волосами, открытым славянским лицом, улыбчивый Александр Иосифович Дубко понравился колхозникам с первого взгляда. Проголосовали дружно «за».
Василий ШИРКО
Владимир САУЛИЧ, «СГ»
saulich@bk.ru
