Утверждение, что мир тесен, нуждается в уточнении. Не думал, что он тесен настолько. А все началось в далеких уже семидесятых годах прошлого века, когда прочитал книгу Наполеона Ридевского «Парашюты на деревьях».
Разве мог тогда подумать, что спустя почти сорок лет судьба сведет меня с героем этой книги, участником легендарной группы «Джек» Геннадием Владимировичем Юшкевичем, единственным из оставшихся в живых среди всех своих товарищей. Но это еще не все. Партизан и диверсант-разведчик, он воевал в моих родных краях, был лично знаком с будущим Героем Советского Союза Маратом Казеем и его сестрой Адой. И вот убеленный сединами ветеран сидит рядом и вспоминает дни военного лихолетья.
В войну Геннадий Юшкевич находился в специальной разведывательной группе «Чайка» воинской части 83462 разведотдела Западного фронта. Она дислоцировалась и действовала в Дзержинском, Узденском и Копыльском районах Минской области. Прежде чем перейти непосредственно к миссии группы «Джек», Геннадий Владимирович рассказал, как для него, двенадцатилетнего паренька, началась война.
— В тот день было очень тепло и солнечно. Жили мы тогда в Минске по улице Шорной и играли с соседскими ребятишками — Лисовских и Тарасевичей — во дворе. Чуть позже решили пойти на открытие Комсомольского озера, которое в числе других минчан копали и мои родители. Но смотрим, почему-то все взрослые вышли на улицу и стоят толпой. И тут к нам подходит сосед Пейсахович и говорит, чтобы мы не баловались — началась война, и сейчас будет выступать товарищ Молотов. Тогда даже радио было не у всех. Он вынес «тарелку» в окно, и мы услышали эту страшную весть. Из всех городов, которые бомбили немцы, почему-то запомнился Киев и то, что германские войска перешли нашу границу на протяжении от Балтийского до Черного моря. Настоящая бомбежка Минска началась 24 июня. Мы с ребятами выбежали во двор, услышав мощный и незнакомый гул. Стали вглядываться в небо, а оно было такое чистое и ласковое. И тут видим, как с запада на нас летит множество самолетов. Мы стали их считать. У кого-то получилось 47, у кого — 46. Я успел насчитать 45. И тут будто стала проваливаться земля. Все вокруг выло, тряслось, горело, и стало черным синее небо. Мы разбежались кто куда.
— Вы упомянули о знакомстве с Маратом Казеем.
— Мы были одногодками. Встречался часто и с ним, и с его сестрой Адой. Он же был разведчиком в бригаде Рокоссовского. Однажды ранним утром в мае 1944 года я вместе с Борисом Цыпушкиным отправился на лошадях в Теляково. Слышим, стрельба возле деревни Хоромицкие. Спустя некоторое время нам навстречу едет партизан и говорит, что там нарвались на засаду. И только потом я узнал, что в том бою погиб Марат.
— Вернемся к началу войны. Что было дальше?
— Ну что было? Война во всех своих проявлениях. Сначала в городе не было теперь уже известного Минского подполья. Только начинали формироваться патриотические группы, в состав которых входила и моя мать. Ее арестовали и казнили 26 октября 1941 года. Почему это произошло, теперь сказать трудно. У нас в то время уже стоял телефон. А немцы ведь не дураки были. Знали, что связь в первую очередь устанавливали ответственным работникам. Достаточно было просто пролистать телефонную книгу, и все адреса становились известны. К нам в форточку бросили записку от мамы, текст которой до сих пор помню дословно: «Сынок, если можешь, помоги хлебом и передай что-нибудь тепленькое». Стоял и трехзначный номер камеры, но запомнились только две последние цифры: 96. Соседи отговорили нас с сестрой идти к маме, мол, и вас арестуют. Может, это спасло нам жизни.
— Сестра тоже была в сопротивлении?
— Юля стала подпольщицей. И однажды тоже оказалась на волосок от гибели. Она вместе с подругами — сестрами Галей и Малей (от слов Маркс — Ленин) Лоцмановыми шла на явку. Мать девочек не успела подать условный сигнал, что квартира провалена. Сестры вошли в дом первыми, а Юля осталась осмотреться. И только потом она увидела сигнал опасности: задернутые занавески, это и спасло ей жизнь. А сестер схватили и казнили в Тростенце. Потом мать поехала туда, но нашла только котелок, на котором было нацарапано: «Галя и Маля»…
— Минск был освобожден, но, как я понял, для вас война на этом не закончилась?
— Конечно, нет. Мы поехали в Смоленск, в свою часть, где формировалась группа «Джек» (такой был позывной у нашего командира). Но меня в ее состав не включили по малолетству. Обидно было до слез. Отправили в зенитную батарею. И вот иду я по Смоленску с сопровождающей меня молоденькой девушкой и вдруг слышу из полуторки, обогнавшей нас, голос: «Генка». Смотрю, а там ребята наши, с которыми воевал. Не раздумывая, бросился вдогонку, залез под брезент грузовика, оставив на обочине растерянную барышню, у которой были все мои документы. Вместе решили, что я добавлю себе несколько лет до совершеннолетия. Вот так я и оказался в группе. В ее состав входили Наполеон Ридевский, Павел Крылатых, Николай Шпаков, Иван Мельников, Иосиф Зварика, Иван Целиков, Иван Овчаров, Зинаида Бардышева (радистка) и Анна Морозова, ставшая впоследствии Героем Советского Союза посмертно.
— А какие задачи ставились перед группой?
— Сейчас такой вопрос звучит естественно. А тогда… Был приказ Сталина подготовить диверсионные группы для заброски их в Восточную Пруссию, которая для нашей разведки оставалась белым пятном. Нужны были люди, имевшие опыт диверсионной работы. Мы подходили по всем параметрам. Наша группа была не единственной. В тыл врага забросили две тысячи человек, из которых процентов девяносто погибли. Взлетали мы с полевого аэродрома под Сморгонью. А добирались туда из Смоленска на грузовом составе. Я попросил командира разрешения ехать через Беларусь на цистерне.
— Зачем?
— Хотел своими глазами убедиться, как прошла операция «Багратион», в осуществлении которой пригодились и разведданные группы «Чайка». Так и ехал всю дорогу, привязав себя покрепче, чтобы не свалиться. Кстати, в Сморгони состав не останавливался. Прыгали на ходу. Сели в «Дуглас» и только уже в полете узнали, куда и для чего летим.
— Работа в тылу врага предполагает знание немецкого языка...
— Я отлично говорил по-немецки.
— Когда вы успели его выучить?
— У меня проявились колоссальные способности к языкам. Знаете, какое первое иностранное слово я выучил? Слушайте, смешной был случай. В самом начале войны шел я по улице Колхозной к деревянному мосту через Свислочь. Там уже стоял немецкий часовой. Я иду, а он орет: «Хальт! Хальт!» Слушаю его и продолжаю топать дальше. А он надрывается криком. Потом подбежал ко мне и как дал сапогом под известное место, я просто кубарем свалился в речку, в самую грязь. И только тут понял смысл этого слова. А дальше пошло — поехало.
— Каковым было задание?
— Задача ставилась сложная и понятная одновременно. Необходимо было отслеживать передвижения войск врага, фиксировать базы снабжения немцев, выявлять скопления техники и складов с боеприпасами, узнавать, где находятся аэродромы и оборонительные сооружения. Обычная и привычная для нас работа. Все данные оперативно передавались в штаб, где они одновременно с информацией других групп анализировались. Нам был определен свой сектор, за который мы отвечали. Это сейчас все кажется простым. А тогда после каждого сеанса связи нас немцы пеленговали. И если бы мы оставались на одном месте, то участь наша была бы предопределена. Приходилось постоянно маневрировать. Повезло, что мы встретили семью антифашистов. Это были отец Август Шиллят и его сын Отто. Они приносили нам еду и теплые вещи. Соорудили под выворотнем две землянки, утеплили и замаскировали их. Данные мы продолжали собирать вплоть до встречи с регулярными частями нашей армии. В тылу врага продержались с 22 июля 1944 года по 22 января 1945-го. Небывалый срок.
— До конца войны оставалось еще четыре месяца…
— Группа вернулась в свою часть, а меня направили в запасной 208-й полк в подразделение разведчиков. И вот самый конец войны, май 45-го. Мы проводили зачистку окраин города Гумбиннен. Зашел я в один дом, а там пианино стоит. Хоть я учился в музыкальной школе по классу виолончели, умел играть на гармошке, думаю, какая разница, дай-ка сыграю. И сыграл. Вместо аккорда прогремел взрыв… Инструмент был заминирован. Жив остался просто чудом. Потом пошли госпитали, сначала в Инстербурге, потом в Горьком, Москве. Врачи сделали все возможное, спасли даже глаз, хотя тогда и сейчас зрение — один процент. Вернулся в Минск. Закончилась моя боевая эпопея. Мирная жизнь, поверьте, самое лучшее, что может быть. Это я вам говорю ответственно, как последний участник группы «Джек»…
О герое интервью Геннадии Юшкевиче можно еще продолжать разговор. Воспоминаний достаточно. Этот человек — сама история. Геннадий Владимирович написал две книги: «Джек»: увидеть Пруссию и умереть» и «Последний из группы «Джек». Найдете в библиотеке — почитайте. И тогда вы точно поймете, почему нельзя предавать забвению подвиги наших отцов и дедов.
