Даже видавшие виды судмедэксперты были потрясены, когда к ним доставили тело погибшей. Оно представляло собой сплошной багровый синяк. В составленном спустя некоторое время заключении зафиксировали, что усопшей было нанесено 154(!) удара "твердыми тупыми предметами". Из них не менее 64 - по голове. Переломаны почти все ребра. 9 процентов кожи обожжено. Но не только это шокировало и ужасало.
Скорбный звонок
Хмурым ноябрьским утром в минской квартире 76-летней пенсионерки Анны Жуковской зазвонил домашний телефон. На проводе была племянница, ее тезка Анна Кищук. "Тетя Аня, приезжайте. На похороны. Мама умерла". Жуковская знала, что ее сестра, 67-летняя Мария Пашкевич, неизлечимо больна. 17 лет назад дали II группу инвалидности. Бессрочно. С каждым годом болезнь прогрессировала. Мария Григорьевна с трудом передвигалась - отказывали ноги. Временами впадала в беспамятство. И вот...
В деревню Курганы Минского района Жуковская приехала с невесткой Анной Лешкевич. Возле калитки дома сестры на улице Механизаторов женщин встретила круглолицая девушка. Наташа Назарова. Племянница познакомила Жуковскую с ней месяц назад. Когда приезжала в Минск поздравить тетю с днем рождения. В лице Назаровой, казалось, не было и кровинки: "Убитая она! Убитая!"
Мартовская надежда
Март брал разгон. В лесу, в придорожных канавах, в тени возле построек еще лежал ноздреватый потемневший снег. Но солнце уже заметно прогревало настывший за зиму воздух. И на густых царапких ветках старых антоновок в их усадьбе набухали влажные коричневые почки. Все вокруг просыпалось, радовало. И вселяло надежду на скорое тепло, яркий свет, буйное цветение. В эти благостные дни лучик надежды коснулся и сердца Марии Пашкевич. Только связана была та надежда вовсе не с набирающей силу весной. Возвратилась дочь. Из заключения. 4 года ее не было в родных стенах. Хотелось верить, что за это время сознание Ани переломилось. Что после сумеречной холодной зимы наконец-то наступит пронизанная животворящим солнцем, вселяющая веру в будущее теплая и нежная весна.
Она начала куролесить еще подростком. Училась через пень-колоду. Связалась со скверной компанией. Сбегала из дому. C трудом окончила 9 классов, затем - курсы операторов башенных кранов. Но по специальности не работала ни дня. В 18 родила сына. Казалось, это отрезвит взбалмошную неуправляемую Анну. Но так только казалось. Она не шла, а скользила по жизни. Была замужем. Развелась. Один за другим появлялись и исчезали сожители. Каждого такого "мужа" она в первую очередь рассматривала как собутыльника. Нет, алкоголичкой Анна не была. Просто любительница "шаркнуть по душе". Одно из таких "шарканий" едва не закончилось трагедией. Во время бурного застолья очередной сожитель разбил любимое зеркало зазнобы. Разобиженная Анна вонзила ему под левую лопатку длинный осколок обожаемой вещицы. Сожителя с трудом вернули с того света. Анну, учитывая наличие несовершеннолетнего ребенка, отправили на "химию". На три года. "Химичила" два. Все это время отлынивала от работы, выпивала, не ночевала в общежитии. И наконец вовсе сбежала. Задержали беглянку буквально через пару дней. Снова был суд. На этот раз Анну приговорили к двум годам исправительной колонии общего режима. Именно оттуда погожим мартовским днем она и возвратилась в родные пенаты. В отчий дом Анна привезла товарку. С которой познакомилась и подружилась в колонии. Какие флюиды связывали 37-летнюю Кищук и 24-летнюю Назарову, сказать сложно. Однако Мария Григорьевна ничего не имела против. Лишние руки в хозяйстве не помешают. Тем более что после того как год назад умер ее муж, отец Анны, оно пришло в полное запустение. Внуку, сыну дочери, 18-летнему Денису одному было не по силам ухаживать за тяжелобольной бабушкой и тащить груз домашних хлопот. К тому же он собирался уезжать из деревни в Минск, учиться в лицее.
Ледяная стужа
Оптимистические чаяния матери развеялись в пух и прах уже через пару недель. Когда робко поинтересовалась у дочери, куда она и ее подруга думают устраиваться на работу. Анна была в откровенном недоумении: "Какая работа? Ты же пенсию получаешь. На всех хватит". Сердце Марии Григорьевны обдало ледяной стужей. Она поняла, что весна вовсю бушевала только на улице. Состояние пожилой больной женщины резко ухудшилось. Теперь она уже почти не вставала с постели. Анну это волновало мало. Истосковавшиеся в колонии по разгульному веселью, они с товаркой отрывались на всю катушку. Пили. И гуляли. Ухаживал за Марией Григорьевной и хлопотал по хозяйству по-прежнему Денис. Он же пресекал посягательства на бабушкину пенсию. Но скоро Денис уехал в город. Теперь Анна могла беспрепятственно распоряжаться (читай - пропивать. - Авт.) деньгами немощной матери. От кровных Марии Григорьевне доставались крохи, которые шли на приобретение скудного питания для нее. Такого скудного, что буквально через пару месяцев она превратилась в обтянутый кожей скелет. Наверное, Анна вовсе оставила бы мать без внимания, если бы не запах. Увы, обессиленная физически и морально женщина почти полностью утратила контроль над собой. Дочь была вынуждена время от времени перестирывать ее белье и постель. Это приводило Анну в дикое бешенство. За непроизвольно совершаемые "проступки" она крыла самого родного человека трехэтажным матом. И била. Так продолжалось день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем.
...Накануне Анна, как обычно, забрала у беспомощной матери пенсию. Дни, когда Марии Григорьевне приносили небольшое пособие по инвалидности, для безбашенной дочери были чем-то вроде праздников. А праздники следовало соответственно отмечать. Отмечание началось с самого утра. После обеда продолжилось у деревенской знакомой Кищук Анны - Испенковой. Восвояси они с Назаровой возвратились поздним вечером. По дороге домой по какому-то пустяку разругались. Наталья отправилась ночевать в хлев. Проснулась от холода. Вышла во двор. И увидела... Марию Григорьевну. Женщина лежала в жухлой траве возле собачьей будки.
"Мама вышла подышать свежим воздухом и упала", - успокоила Кищук подругу. Затащила Марию Григорьевну в дом. Положила на пол. Вплотную придвинула раскаленный обогреватель. "Успокоенная" Наталья завалилась спать. Проснулась на рассвете. Мария Григорьевна лежала на своей кровати. Переодетая в свежие серо-черный свитер и клетчатую юбку. Анна мыла пол. "Умерла мама, - безучастно сказала она подруге. - Упала, ударилась. И умерла".
...Она почему-то была уверена, что до дикой истины никто не докопается. Перепачканная кровью одежда матери сменена. Материнская кровь на полу и на стенах тщательно замыта. Звонок тетке, по мнению Анны, железно подтверждал ее непричастность к смерти Марии Григорьевны. К тому же всем было известно, что иногда в беспамятстве несчастная женщина вставала, передвигалась по дому. И нередко, обессилев, падала. Версию о падении Анна упорно твердила и в милиции, и в суде. Нет, она не отрицала, что била мать. И в ту роковую ночь, и до того. Но била как бы понарошку: "Ладошкой по щеке. Чтобы отдыхать не мешала". А неимоверное количество смертельных травм головы и переломанные ребра - исключительно от случайного падения. Однако следствию не составило труда разобраться в примитивных уловках. Точки над "i" расставил Минский областной суд, приговорив Анну Кищук за убийство матери к 17 годам заключения.
Комментарий
Заместитель председателя Минского областного суда Геннадий Клещенок:
- Случай жуткий. Однако, увы, неисключительный. Пусть нечасто, но приходится рассматривать такие дела. И это страшно. В первую очередь потому, что, как известно, уровень морального здоровья общества измеряется отношением к людям преклонного возраста. Детей - к родителям. Таким образом, ситуация, изложенная в материале, как мне кажется, дает повод для глубоких и серьезных размышлений. О времени. И о нас.
