Партизану и фронтовику Алексею Головацкому 99 лет. Он обожает декламировать стихи, помогает пенсионеркам‑соседкам добраться до поликлиники и магазина, а до недавнего времени был одним из самых сильных голосов ветеранского хора. Повзрослеть ему пришлось очень быстро: война пришла в его деревню в Наровлянском районе, когда ему было всего 16 лет. Вчерашним школьником он ушел в партизаны, освобождал Полесье, боролся с бандеровцами на западе Украины, а потом в рядах Красной Армии дошел до Берлина. Уже потом, через годы, он все это нарисует: и бои, и привалы, и автограф на Рейхстаге. По рисункам ветерана проследить можно не только его судьбу, но и путь всего народа.
Старожилы Головацкие
Для наровлянских краеведов и историков рисунки уроженца деревни Киров — настоящее сокровище. Здесь малая Родина представлена в таких деталях, которые не во всякой книге найдешь. Есть даже точный план восстановленной после войны деревни, в которой одних только магазинов насчитывалось восемь, а были еще пекарня, детсад и школа, клуб, столовая, контора хозяйства, мехдвор, сепараторный пункт. Алексей Головацкий перелистывает рисунки:— До войны мы жили на хуторе. Только у нас был такой камин, обмазанный серой глиной. До нас все ходили на вечерки. А вот таким прессом мы добывали льняное масло. Мы, малые еще, сидим ждем макуху — вместо халвы у нас была! За нашей ножной ступой приходили все — просо толкли. А вот кузня — мой дед кузнецом был, у него было 18 детей!
В семье Головацких все были старожилами. Дед Яков прожил 116 лет, Овдей — 110, Потап — 105. Прожили бы, может, и дольше…
— Дедов покололи мадьяры, когда палили село, — на миг прикрывает глаза ветеран.
Рисовать сельского парня никогда не учили, но этот талант, как и отменные певческие способности, все равно нашел выход. Дома у него не сохранилось и половины работ: что‑то дарил, что‑то отдавал на выставки. Мирные картины довоенной жизни особенно приходились по душе его землякам. И все же на большинстве рисунков — война. В 16 лет подросток уже помогал солдатам минировать мост, чистил винтовки.
— А потом пришли немцы... Но в нашей деревне больше всех лютовали полицаи.
Один из рисунков Алексей Александрович демонстрировать стесняется. Сюжет, надо признать, мог бы показаться совсем неприличным, если бы за ним не стояла история:
— Полицаи сделали у нас комнату для пыток. На двери там прибили портрет Гитлера. Как‑то полицаи уехали в Ельск помогать немцам грузить людей в вагоны для отправки в Германию. Так мы с другом Петей сорвали портрет и… справили на него нужду.
Пара черных женских туфель
На иные свои работы Алексей Александрович до сих пор не может смотреть без слез. Серия из трех рисунков рассказывает о самых страшных днях, которые пришлось пережить его родному Кирову.
Предательница из местных донесла на Чернецкую. За хранение этого номера «Правды», подарившего кировчанам надежду на освобождение, учительницу расстреляли. Ребят она так и не сдала. Ее детей закололи штыками: лишний раз не хотели выстрелами привлекать внимание партизан. Тогда же казнили и детей местного бухгалтера леспромхоза Бориса Лившица. У них с женой Полиной было трое ребят — ни одного не пожалели из‑за того, что отец был евреем.
На рисунке Головацкого — лесная дорога, по которой уходит обоз с карателями, а чуть в стороне на пенечке стоит пара черных женских туфель.
— Чернецкую и детей Лившица бросили в лесу, присыпали песком и ветками. С учительницы сняли туфли, поставили на пень, но, видно, так спешили, что забыли их. По этим туфлям местные жители потом тела и нашли, чтобы похоронить по‑человечески.
«Головацкий из Белоруссии»
В 1943‑м Алексей Головацкий вступил в партизанский отряд имени Жукова соединения Александра Сабурова. Помогал освобождать родное Полесье. А потом из Москвы прибыли чекисты, чтобы отобрать команду для борьбы с бандеровцами. Алексей Александрович был одним из тех, кого перебросили в Карпаты за линию фронта. От долгого лазания по горам полностью разорвались сапоги, ноги были истерзаны камнями, есть приходилось иногда раз в три дня. Страшные бои с бандеровцами остались «за кадром». На бумагу он перенес долгие переходы и восхитительное солнце над Карпатами.— Вот, нарисовал, как с Карпат нам навстречу везут раненых. Я выскочил из строя, схватил пачку из‑под махорки, на ходу написал письмецо. Отдал одному из раненых и попросил из госпиталя отправить домой.
Потом, когда уже он, получивший ранение, добрался до Кирова, оказалось, что письмо дошло, но деревню сожгли, мама умерла. Навстречу выбежали только две сестренки его друга Пети, с которым вместе уходили в партизаны. А он стоял и не знал, как сказать им, что Петя не вернулся, погиб в бою с бандеровцами в районе Ковеля.
— А один снаряд, который по нам выпустили, не разорвался, — ветеран тут же находит соответствующий рисунок. — Миллиметров 400 был. Я дождался, пока он остыл, и сел на него верхом! Сижу, отдыхаю... Полевая кухня, как увидела эту картину, сразу бросилась наутек! Вот такой он, мой Кюстринский плацдарм.
И самый главный рисунок в коллекции есть даже в нескольких вариантах. На нем простой боец из Наровлянского района 2 мая 1945 года осколком от снаряда выцарапывает на стене Рейхстага: «Головацкий из Белоруссии». Чтобы память осталась о каждом из 23 представителей семьи Головацких, ушедших защищать свою страну.
