Пожалуй, до тех пор пока в телеэфире будут появляться фильмы Александра Сокурова, у телевидения останется надежда не превратиться окончательно в бессмысленное слайд–шоу, быть не только «ящиком развлечений», но иногда — еще и тонким психологическим инструментом, очищающим наше сознание, заставляющим всматриваться, вслушиваться, вдумываться во все заново... На XV Минском международном кинофестивале «Лiстапад» прошла обширная ретроспектива игровых и документальных работ Сокурова, а самого Александра Николаевича пригласили в качестве почетного гостя — на прошлогоднем «Лiстападзе» премьера его картины «Александра» с Галиной Вишневской в главной роли стала действительно событием.
Последний раз Сокуров приезжал в Минск еще в 1990 году, показывал минской интеллигенции свой фильм «Советская элегия». Его визит тогда особенно не афишировался — сокуровское кино, десятилетиями лежавшее «на полке», только начинало пробиваться к зрителю...
— Вообще, я даже рад, что пришлось нарушить какие–то планы и приехать в Минск, — признался Александр Николаевич. — Так давно я здесь не был!
— Еще год назад, посмотрев «Александру», мне захотелось вот что у вас спросить... Свой фильм вы снимали в Чечне, хотя наверняка можно было найти подходящую натуру в другом месте, даже у нас под Солигорском, как это делают другие режиссеры. Ради чего вы так рисковали?
— А как вы сами думаете — ради чего?
— Вообще–то эмоционально ваш фильм очень цепляет...
— Вот! Для проявления истины мы и не стали строить декорации, искать похожие пейзажи. Больше того, я считал, что не имею морального права на это. Это была моя принципиальная позиция — находиться там, где все происходило. Вдобавок в создании этой картины не только актерская братия приняла участие, но и другие разные люди: граждане Чеченской Республики, солдаты... Общими усилиями все случилось.
Конечно, риск был... Поэтому предприняли все возможные и невозможные усилия, чтобы уберечь Галину Павловну от покушений, похищений. Усилия министерства иностранных дел, министерства обороны, ФСБ. Ведь мы снимали как раз в то время, когда был уничтожен Басаев, обстановка накалилась до предела...
— Кстати, как, на ваш взгляд, XXI столетие может породить диктаторов? В своих картинах «Молох», «Телец», теперь еще и «Солнце» эту тему вы изучили как будто досконально...
— Вы знаете, собственно властители интересуют меня в последнюю очередь. Гораздо интереснее проявление в них человеческого... Опять же человек, упивающийся властью, — понятие растяжимое. К такого рода диктаторам можно отнести и людей, разработавших ядерное оружие, например. Однако, думаю, новостей о новых диктаторах мы не получим. Как мне кажется, на этом поприще все самые ужасные злодейства уже совершены. Да и, по большому счету, не в диктаторах дело, а в народах, в их укладе культуры, национальном характере...
— Интересно, какие–то специфические сложности во время съемок фильма о японском императоре у вас были?
— Отнюдь. В Японии я впервые увидел универсальных актеров. Это уникальная деликатность, блестящая работоспособность, профессиональная готовность — постоянная! Способность работать в любых условиях — и в самых изысканных пластических и смысловых формах, и в самых современных и неуемных вариантах европейского театра и кинематографа. Они умеют все! Человек абсолютно неподходящих комплекции и возраста сделает что угодно. Помню, как на съемках, во время довольно тяжелого перелета, когда все дико устали, один из артистов предложил: «Давайте я покажу вам, как умирает дракон». Разделся до белья и 8 минут показывал съемочной группе, как это происходит...
— Вы дружили с Тарковским, а после получили премию его имени...
— У нас действительно были очень близкие, искренние, дружеские отношения. Помню наши бесконечные разговоры — для меня они и сейчас полны важного человеческого смысла... Правда, как только мы переходили в область кинематографа, начинались жесткие разногласия, хотя мне никогда не хотелось огорчать друга, поскольку я очень его любил и люблю. Был у нас один серьезный конфликт, о котором могу рассказать. Когда я признался, какое огромное впечатление на меня произвела картина Феллини «Репетиция оркестра»... Ответную реплику не буду приводить, она была слишком резкой. Тарковский заговорил об ошибках и заблуждениях маэстро. У меня вырвалось: «Мне бы его ошибки!» Андрея Арсеньевича это сильно обидело... На мой взгляд, Тарковский не очень любил кино, но он любил его делать. Опять же не в пример другим точкам зрения могу сказать, что отношение к Андрею государства, советской власти было гораздо более приоритетным, чем он об этом думал. Ни в одной стране мира невозможно остановить съемки, получить огромные ассигнования и еще раз переснять фильм, как это было в случае со «Сталкером»! А когда во время съемок «Жертвоприношения» остановилась камера, в Швеции денег уже никто не дал, с ним вообще не стали разговаривать, мол, сами сделали брак, сами и выходите из положения. Поэтому с жизненными кругами Тарковского не все так просто... Пожалуй, главной проблемой было отношение к его кино коллег, профессионалов. Если бы оно было более уважительным, понимающим, думаю, он не остался бы во Франции. Уехал Тарковский вовсе не от советской власти, а от той жуткой атмосферы, созданной вокруг него режиссерской братией.
А вообще, знаете, что меня беспокоит? В культуру перестали попадать люди из так называемого провинциального русского пространства. В вузах сейчас очень мало людей из провинции. У меня это вызывает тревогу, потому что всякое обновление в России — общественное, экономическое, политическое, художественное — всегда шло от силы провинциалов. Этот процесс должен быть непрерывным, не связанным ни с какими политическими или экономическими трудностями. Даже в советской неустроенности, в условиях террора государством собственного народа все равно был этот круговорот: наука, культура, общественная деятельность постоянно обновлялись такими людьми. А что я вижу сейчас? Неконкурентность внутри молодежи, отсутствие конкуренции в гуманитарной среде. Вот это меня особенно беспокоит...
