Сейчас в скульптурах, которые Андрей Капустников дарил близким ему людям, птицы вьют гнезда

Нельзя сказать, что Андрей Капустников был равнодушен к славе, не замечал, что наперекор всякой логике становится актуальным, даже «статусным» художником. Художником он себя никогда не называл, предпочитая другое определение — ремесленник. И популярности избегал — она его напрягала, навязывая правила игры, участвовать в которой он не собирался. На своей первой выставке, устроенной друзьями в минской галерее «Университет культуры», пытался остаться неузнанным, прятался за очками полярного летчика, стараясь не попасть в эпицентр гостей, пока журналисты в прямом смысле не загнали его в угол, как дикого зверя. А когда к его работам стали серьезно относиться не только искусствоведы и галеристы, но и коллекционеры и покупатели, внезапно ушел «в серые холмы» — так друзья объясняли его отсутствие на последней выставке, ставшей мемориальной. Сейчас в скульптурах, которые живут своей жизнью у близких ему людей, птицы вьют гнезда. А те, что приобретались для модных интерьеров, возможно, напоминают своим владельцам о той честной внутренней свободе, которая была когда–то у них самих, умело прятавших за иронией еще не загрубевшую душу. Ей–богу, не для контраста, не по приколу эти небедные люди покупали ржавое железо Капустникова.



Сегодня у него много эпигонов. Создавать искусство из лома и хлама модно, перспективно. Мусора много. Однако для Андрея Капустникова «железо кончилось» еще раньше той последней выставки, которую так и назвали. Тогда, в 2010 году, галерея «Ў», обратившись к друзьям Андрея и владельцам его работ, впервые показала скульптуры Капустникова из дерева, найденного им в заброшенных деревнях — материал ему нужен был не любой, а непременно «с памятью». В поисках подходящего Андрей бродил по мусорным полигонам, а чаще по полям, откуда много лет притаскивал детали отслуживших свое механизмов. Но Минск разрастался, свалки в пределах пешей доступности стали исчезать, и эту фразу — «железо кончилось» — Капустников повторял все чаще. И стал пытаться делать себе новый мир из дерева, которое поначалу казалось чужим.

Горы

Немногим художникам удается остаться честными до самого конца. Ни разу не попытаться угодить публике. Не привыкнуть к мысли «я гений — прочь сомненья», когда работы становятся востребованными. Поменять вполне налаженную, благополучную жизнь ради невнятных поисков новых смыслов с сомнительной перспективой. Андрей Капустников делал это не раз. Он ведь действительно не был профессиональным художником, много лет работал зубным техником. Но в 1990–е, вместо того чтобы получать свои бонусы от первых ростков частной медицины, окончательно погрузился в искусство. До которого в те годы вообще мало кому было дело.

Тот самый камень

Он очень любил и чувствовал Беларусь, хотя назвать ее родиной не мог. Родным для Андрея был Северный Кавказ, город Черкесск, где он появился на свет. До 7 лет он там и жил, переехав в Минск с родителями, но каждое школьное лето возвращался к бабушке, к горам. Отголоски тех гор он находил здесь в меловых и песчаных карьерах, на свалках, где разыгрывал свои воображаемые «пластилиновые войны», снабжая игрушечных человечков миниатюрным оружием, стреляющим по–настоящему. Фиксируя на фотопленку настоящий огонь и бутафорскую кровь. В его войнах не было победителей... Один из наших первых гламурных журналов однажды опубликовал несколько кадров этого нестандартного арт–проекта с текстом о Капустникове, озаглавив страницы «Его хобби — война». Как вспоминает художник Жанна Капустникова, которая 20 лет была его женой, Андрея тогда это очень задело:

— Он был просто вне себя. Уцелел единственный экземпляр журнала, который купила его мама, все остальное Андрей разорвал. Я уже давно мечтаю выставить эти фотографии, выпустить хороший альбом с текстами — остался довольно большой архив, он все фотографировал. Ну то, что ценил. Что не ценил — выбрасывал без сожаления. Вообще, это очень хорошее качество художника — уметь отказываться. Свойственно далеко не всем. Андрей же уничтожал результаты своих усилий очень безжалостно, если считал, что это недостаточно хорошо. Иногда в его «мясорубку» попадали вполне достойные вещи.

В его пластилиновых войнах не было победителей

Тушканчик

Перформансы, то, что сейчас называют видео–артом, — здесь он также был одним из первых. Когда открылись границы, его друзья Юрий Игруша и Иван Пинигин, с которыми Капустников воплотил немало безумных идей, возили это кино на международные фестивали. А Андрей стал создавать альтернативную реальность в рыцарском клубе, реконструировать доспехи, предметы быта и украшения. И делать из зуботехнической проволоки и пластмассы первые поделки. В том числе на продажу, хотя чаще своих «мальков питона» все же дарил. А потом, как говорит Жанна Капустникова, в рыцарском клубе случился «счастливый ремонт»:


— В здание, где ребята ковали доспехи, а Андрей делал средневековое оружие, пришли рабочие варить батареи. И он решил воспользоваться их сварочным аппаратом. Тогда и появились первые крупные скульптуры. Позже он познакомился с Дмитрием Сурским (уже тогда председателем Белорусского союза дизайнеров. — Авт.). А художники — они ведь очень хорошо видят, с чем имеют дело. И Дима предложил помочь продать несколько работ. Андрей, конечно, обрадовался — в те годы мы снимали квартиру и жили очень тяжело, как в общем–то многие в 1990–е. Это никому не показалось авантюрой — у Сурского был авторитет, а скульптуры обладали такой харизмой и энергетикой, что зрителю было легко поверить, что это действительно ценность. В них влюблялись сразу. Это я точно знаю. Был случай, когда кто–то из знакомых прислал бизнесмена, чтобы он посмотрел «железо», которое стояло у нас дома, занимая большую часть квартиры. Капустников тогда был где–то на рыцарском фестивале. Я ему позвонила, рассказала про покупателя. «Ты только тушканчика не продавай», — предупредил Андрей. Пришел человек — и почему–то сразу захотел именно тушканчика. Услышав, что он не продается, начал буквально сорить деньгами. Положив на спинку кресла огромную сумму, от которой я не смогла отказаться, позвонил своему водителю, и вдвоем они потащили этого заржавленного тушкана вниз. В полной растерянности я смотрела в окно, как они его грузят. В черный БМВ с белым кожаным салоном, царапая сиденье хвостом, сделанным из ржавого троса. Не выдержала, спустилась вниз, предложила намотать на хвост тряпку. Дальше мне рассказывали, как тушканчика отправляли в Москву. В купейном вагоне с отдельно купленным билетом.

И железо, и дерево для скульптур всегда были «с памятью»

Кумир

— Его скульптуры не были первичны, Андрей это знал и никогда не скрывал. Когда мы только поженились и была возможность часто ездить на выставки в Москву, он увидел работы Жана Тэнгли, которым был очень впечатлен. Поначалу даже брал с него пример, но позже, как я считаю, перерос Тэнгли. И без сожаления подарил кому–то его альбом, хотя с годами он сильно вырос в цене. Но Андрей никогда не держался за то, что было ему не дорого. Вообще, был минималистом в жизни.

Перформансы, то, что сейчас называют видео-артом — здесь Андрей Капустников также был одним из первых

Скажу сейчас чистую правду. Временами с ним было очень тяжело, я обижалась, всякое переживали. Но когда он серьезно занялся скульптурой, простила, что отказался от денежной работы в клинике. И сказала (моим словам есть свидетели), что согласна работать одна, только чтобы Андрюха реализовался, потому что он настоящий художник.

Камень

Его смерть была внезапной и неожиданной. Андрей готовил новую выставку. Ту самую, с названием «Железо кончилось»... Конечно, никакого письменного завещания он не оставил. Друзья и родные, вспоминая слова, сказанные Андреем когда в шутку, когда всерьез, приняли решение, с которым он вряд ли стал бы спорить. Близкие отправились на Кавказ, в горы, куда он так часто возвращался с друзьями, женой и сыном, где был счастлив. И там, на слиянии двух горных рек, Санчары и Лабы, развеяли его прах. Не оставив никакого мемориального знака с датами 07.02.1963 — 15.01.2010. В тот самый момент они и нашли в воде камень с четко прорисованной стихией буквой А. Как подтверждение того, что все было сделано правильно. Сейчас этот камень у сына, Георгия Капустникова, который, как когда–то его отец, бродит с фотоаппаратом по заброшенным и странным местам.

cultura@sb.by