Василий Андреевич медленно поднялся по ступенькам на второй этаж, открыл свою квартиру и, переступив порог, не раздеваясь присел на стоящее прямо здесь, в небольшом коридорчике, старое кресло. Поставил рядом небольшую авоську с продуктами, купленными в ближайшем магазине, отдышался. «Сдаешь, гвардеец, — сказал сам себе по привычке одиноких людей. – Уже пакет кефира с батоном становится в тягость. Крепись, старина, опереться тебе не на кого».
В дверь позвонили. «Открыто», — сказал Василий Андреевич и начал снимать куртку, слегка намоченную первым снегом. Дверь тихонько открылась и в квартиру осторожно зашел мужчина средних лет. Хозяин не сразу узнал Федора Лесика, школьного друга его сына Игоря.
— Федор, это ты? – присмотревшись к вошедшему, спросил Василий Андреевич. – Вот молодчина, что зашел. Проходи, чайку попьем.
Василий Андреевич хорошо помнит семью Лесиков. Жили тогда по соседству, дружили, все праздники отмечали вместе, делились, если у кого-то была нужда, последним рублем. Родители радовались, что мальчишки тоже друзьями стали. Вместе в детский сад бегали, вместе среднюю школу окончили. Игорь – с золотой медалью, Федор немножко недотянул. Решили было в военное училище поступать, но почему-то передумали. Федор пошел в политехнический, а Игорь, как медалист, сдав экзамен на «отлично», стал студентом исторического факультета университета.
Василий Андреевич с женой Анной Матвеевной были бесконечно рады за сына. Связались с друзьями в столице, чтобы те помогли с общежитием, купили Игорю новый костюм, модный кейс и даже гитару. «Что за студент без гитары!» — махнул тогда рукой отец и выложил все свои премиальные за последний месяц.
Правда, у самого Василия Косача студенческих лет, можно сказать, и не было. Суровая война оставила глубокие шрамы на родной земле и в душах людских, искорежила многие судьбы. Отца Андрея Петровича Косача, как активиста советской власти, фашисты расстреляли вместе с другими в первые дни оккупации западных областей Беларуси.
После освобождения родных мест от фашистской нечисти осенью 1944-го Василия призвали в армию. Словно кадры кинохроники промелькнули месяцы армейской службы: запасной стрелковый полк, который, однако, в силу сложившейся ситуации оказался вскоре на передовой, первый трудный бой, тяжелое ранение, госпиталь, где рядовой Косач и встретил День Победы.
После демобилизации устроился на работу в депо, пошел в вечернюю школу, много читал. Без особого труда поступил в педагогическое училище. Здесь же он и встретился с Анной, ставшей через несколько лет его женой.
Лишь год проучился Василий в педучилище. Ситуация сложилась так, что пришлось возвращаться из областного центра в свой небольшой городок. Тяжело заболела мать, нужно было помогать ей по хозяйству, да и младшие сестрички требовали заботы и внимания. В их небольшом городке был лишь железнодорожный техникум, куда Василий перевелся на заочное отделение.
Федор знал основные вехи биографии отца своего друга. Василий Андреевич несколько раз выступал в их школе, рассказывая о Великой Отечественной войне, да и дома нередко вспоминал прожитое и пережитое. Но сегодня Федор пришел к ветерану по другому поводу.
Василий Андреевич выключил закипевший чайник заглянул в холодильник, достал из авоськи батон, начал резать сыр.
— Не беспокойтесь, дядя Вася, я на минутку, — Федор, не снимая куртки, присел на табурет, стоящий у стола. Завтра еду с соседом в Германию. Он дальнобойщик, а я, как вы знаете, после банкротства завода ушел с должности инженера и занимаюсь кое-какой коммерцией. Вот едем за товаром. Дело муторное, но что-то заработать можно. Жена не работает, Сашка уже в девятый класс ходит. И знаете, сколько всего надо для пацана в таком возрасте!
— Знаю, не понаслышке знаю, — Василий Андреевич налил чаю, пододвинул к столу скрипучий стул и, словно что-то вспоминая, произнес: — Кажется, совсем недавно вы с моим Игорем тоже бегали в школу, а вон, гляди, ваши сыновья уже какими вымахали! Мой внучек Женька уже на голову выше меня вырос. Жаль, что непутевым отцом оказался Игорь, проклятая бутылка сгубила. Когда женился на Светлане, мы с Анной Матвеевной рады-радехоньки были. Девушка славная, красивая, любила его, с нами такая обходительная была. И он успешно работал учителем истории в школе. Но все чаще заглядывал в рюмку. Анна Матвеевна не дождалась внука — сердце больное у нее было. Как ни старались врачи, спасти не удалось после инфаркта. А сын хотя бы из чувства сострадания переменил свое отношение к семье. Как пил и безобразничал, так и продолжал. Уволили из школы, с моей помощью устроился сотрудником в музей. Но и там недолго продержался. Пропали какие-то старинные монеты, и его обвинили в воровстве. Светлана с Женькой после развода и размена квартиры переехали в другой конец города. Теперь внучек редко заглядывает ко мне, хотя я для него ничего не жалею. А Игорь живет в пригородном совхозе, прибился к какой-то молодице. Люди говорят, что живут тоже не ахти.
— Знаю, Василий Андреевич, — Федор согласно кивнул головой, — знаю обо всем. И с Игорем не единожды говорил об этом, пытался устыдить, да где там!
Они несколько минут сидели молча. Федор как-то неловко чувствовал себя, что-то угнетало его, мешало высказаться. Поблагодарив за чай, он засунул руку во внутренний карман куртки, достал аккуратный целлофановый сверток, торопливо развернул его и выложил на стол содержимое.
— Возьмите, дядя Вася, – как-то виновато выдавил Федор.
Василий Андреевич непонимающе смотрел то на Федора, то на лежащие в беспорядке на столе ордена, медали, всевозможные знаки отличия, юбилейные значки. Придя в себя, Василий Андреевич медленно поднялся и вышел в комнату. Вернулся со шкатулкой в руках, бережно поставил на стол.
— Таких бесценных реликвий и у меня есть немало, дорогой Федор Иванович. – Вот смотри.
Ветеран осторожно открыл шкатулку. Она была… пуста.
Василий Андреевич, хватая воздух побледневшими губами, тяжело опустился на стул. Федор вмиг подхватился, поддержал ветерана, чтобы тот не упал, стал торопливо, как ребенок, успокаивать:
— Не волнуйтесь, дядя Вася, извините, я не желал вам ничего плохого. Успокойтесь.
— Где ты взял эти награды? – дрожащим голосом спросил Василий Андреевич.
— Дядя Вася, я все расскажу, только вы не переживайте, — Федор торопливо раскладывал награды, чтобы ветеран лучше видел их. – Он сказал, что эти безделушки вам не нужны, а за бугром, мол, стоят больших денег. Я дал ему на несколько бутылок водки, а остальное пообещал отдать валютой, вернувшись из поездки за границу. Продавать я не собирался, как можно, но…
— Кто тебе их дал? – сурово повторил свой вопрос Василий Андреевич.
— Ваш Игорь, — хрипло выдавил Федор, отводя глаза в сторону.
— Спасибо, дорогой Федор Иванович, — упавшим голосом сказал ветеран. – Спасибо за бесценные для меня реликвии. И за правду спасибо…
Когда дверь за Федором тихонько закрылась, Василий Андреевич поднялся и пошел в свою единственную комнату, в которой уже хозяйничали ранние зимние сумерки. Включил лампу, стоящую на тумбочке у кровати, и, не раздеваясь, лег на холодную постель. Сердце колотилось. Словно в кинохронике проплывали в памяти его годы, светлые и суровые, радостные и не очень, но всегда наполненные жаждой жизни, справедливости и чести.
В такие минуты почему-то чаще всего вспоминается война. Первая дерзкая атака на фашистские позиции, поливавшие свинцом наступающую цепь советской пехоты, захлебнулась. Оставшиеся в живых повторили бросок. Василий помнит, как добежал до бруствера траншеи, бросил гранату, затем вторую в пулеметное гнездо. И... провалился в темноту.
Очнулся рядовой Косач в медсанбате. Раскалывалась голова, нестерпимо болела левая нога. Пожилой хирург лишь сказал: «В сорочке родился, юноша».
День Победы встретил в военном госпитале в Подмосковье. Израненную пулеметной очередью ногу хирурги сложили в полном смысле этого слова по косточкам, извлекли осколок из плеча. Еще долго потом лечился, восстанавливая силы после ранений и контузии. Здесь и нашла Василия самая почитаемая у солдат медаль «За отвагу» — за ту незабываемую атаку. А уже после демобилизации, дома, вручили ему вторую медаль – «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
Старый приемник проводной сети пожелал спокойной ночи и затих. Василий Андреевич разделся, выключил лампу, поправил твердую подушку и лег на правый бок, как советовал врач-кардиолог. А на стене его любимые с детства часы-ходики отсчитывали свои тик-так, провожая в небытие секунды человеческой жизни.
Василию Андреевичу вспомнилось, как за трудовые достижения вручали ему орден «Знак Почета», тогда он впервые после войны побывал в столичном театре. Через пятилетку получил второй — орден «Дружбы народов», затем медаль «За трудовое отличие», золотую и серебряную медали ВДНХ СССР, как участник войны, награждался юбилейными медалями. По итогам каждой пятилетки отмечался знаком «Победитель соревнования». Когда уходил на пенсию, ему присвоили звание «Почетный железнодорожник» с вручением красивого нагрудного знака. За каждой большой и малой наградой – отрезок жизни, страничка биографии, оценка его личности.
И вот на склоне лет пришлось столкнуться с таким вопиющим отношением к его личным святыням. Василий Андреевич всего мог ожидать от непутевого сына, но чтоб такое! Обидно, горько было на душе. Все ведь делали для него родители, с детства обожали и баловали сыночка. Стоп! Баловали. Не в этом ли их воспитательная ошибка, обернувшаяся со временем во вседозволенность, бессердечие и безволие Игоря.
Далеко за полночь размышлял Василий Андреевич над превратностями бытия, и лишь под утро бессонница смилостивилась, погасила костер его воспоминаний…
Прошло несколько зимних месяцев. Василий Андреевич потихоньку залечивал душевную рану, старался забыть обиду на сына, стал меньше бывать дома в одиночестве. Вместе с соседом, тоже бывшим железнодорожником, чаще выходили в ближний скверик погулять. Несколько раз забегал Игорь, как всегда, просил дать взаймы денег (и как всегда, не отдавал долги). Василий Андреевич знал это, но из родительской жалости давал десятку-другую, иногда покупал сыну что-нибудь из одежды. Как-то попробовал было сказать, что из квартиры пропадают вещи, но сын лишь буркнул: «Поищи лучше», — и ушел.
В то утро Василий Андреевич собирался особенно тщательно. Как ветерана войны и труда, его пригласили на встречу с родным коллективом. Придется выступить, рассказать и о военных годах, и о работе в депо.
Щелкнул дверной замок, и дверь потихоньку открылась. Василий Андреевич знал, что это Игорь, у него свой ключ от квартиры. Когда сын вошел, отец стоял перед зеркалом и повязывал галстук.
— Ты куда это наряжаешься? – спросил Игорь.
— Проходи, пей чай без меня, — сказал Василий Андреевич. – Ты, по-моему, тоже знаешь, что через несколько дней великий праздник – День защитников Отечества. Вот иду на встречу с молодежью.
Он зашел в комнату, надел фирменный парадный мундир железнодорожника и вышел в кухню. Игорь глянул на отца и от неожиданности поднялся со стула. На груди ветерана аккуратными рядами теснились друг к дружке начищенные до блеска ордена и медали, почетные знаки и юбилейные значки. Василий Андреевич молча смотрел на сына. Тот опустил глаза, очевидно, что-то тронуло его очерствевшую душу, а может, просто догадался, что отец каким-то образом вернул свои награды. И впервые за многие годы Игорь глухо сказал:
— Прости, отец.
Василий Андреевич посмотрел на сына отцовским всепрощающим взглядом, но сказал со вздохом:
— Не верю…
