На минувшей неделе, за два года до окончания срока службы, ушел в отставку ректор Лондонской школы экономики и политических наук (LSE) Ховард Дэвис. Новость затронула меня не только потому, что LSE моя alma mater. Это событие отражает ключевую ценность британского общества — важность хорошей репутации — и показывает жертвы, на которые люди готовы идти ради нее.
Еще месяц назад отставка Дэвиса вряд ли кому могла прийти в голову. Успешный ректор, Дэвис пребывал на посту восьмой год. В отличие от некоторых предшественников (Ральфа Дарендорфа, Энтони Гидденса) он был не выдающимся академиком современности, а известным финансистом и управленцем. Запомнился он доступностью и человечностью: ездил на работу на велосипеде, бегал со студентами благотворительные марафоны, запросто ходил по кампусу. И главное — хорошо делал свое дело: при Ховарде Дэвисе LSE стала ведущим британским университетом по количеству исследований мирового класса и прочно держала свое место в тройке лидеров среди британских университетов (наряду с Оксфордом и Кембриджем). Ее репутация как ведущего университета в мире в сфере общественных наук оставалась широко известна и прочна. Именно сохранение репутации школы и стало причиной неожиданной отставки ректора.
LSE стала жертвой охоты на ведьм, вызванной противостоянием властей и оппозиции в Ливии. Когда 21 февраля сын Муаммара Каддафи Саиф заявил в телевизионном эфире, что режим его отца будет бороться за власть «до последней минуты, до последней пули», это больно ударило по репутации LSE, где Саиф написал докторскую диссертацию по роли гражданского общества в демократизации международных институтов. Школу стали осуждать за принятие пожертвования от фонда Саифа (уже после его защиты), за профессиональную подготовку ливийских руководящих кадров.
Обвинения против LSE исключительно моральные. LSE нигде не нарушила закон, и все их отношения с ливийским руководством были публично известными и прозрачными. Студенческий идеализм протеста не в счет: в Британии есть поговорка «Кто в 17 лет не марксист, у того нет сердца, а кто в 27 лет по–прежнему марксист, у того нет ума». Заявления о непорядочности принятия финансирования из недемократических источников нереалистичны: все британские университеты вынуждены изыскивать частное финансирование, и по крайней мере 8 получали гранты от стран Ближнего Востока, а 10 — от Китая. А образование чиновников других стран и вовсе считается инструментом британской внешней политики. Среди выпускников LSE 34 главы государств и большое количество видных государственных деятелей мира. Ректора Дэвиса поддерживали преподаватели и студенты, и, по большому счету, его отставки никто не требовал. Тем не менее он решил, что «по совести будет взять удар на себя и сохранить репутацию школы».
Ховард взял на себя ответственность за «неразумное решение» связаться с ливийским правительством, хотя и его действиях не было ничего противозаконного. В поступке бывшего ректора много мужества, но он не является из ряда вон выходящим. Скорее типичным. В Великобритании политики и чиновники, от которых пострадала репутация их организаций, как правило, берут на себя личную ответственность за происшедшее и добровольно оставляют пост. Поводом служит практически любой скандал, не говоря уже о серьезном происшествии. Так, один руководитель британской разведки ушел в отставку после того, что он по пути на совещание к премьеру лицевой стороной держал документ с деталями важной антитеррористической операции, проводимой на следующий день. Операция прошла удачно, но могла провалиться, поскольку пресса сфотографировала его с документом и террористы потенциально могли бы узнать о планах полиции.
На фоне коррупционных историй из СНГ такие отставки могут показаться маловероятными и даже нелепыми. Если там «не пойман — не вор», то в Британии хорошая репутация превыше рациональных интересов. Моральные нормы в обществе сильнее и временами жестче законодательных. Они не всегда разумны и иногда приводят к охоте на ведьм, жертвами которой могут быть порядочные профессионалы. Но чистая репутация остается для британцев незыблемой ценностью, ради которой они считают возможными любые жертвы.
