Георгий Лойко о буднях военного художника: «Для меня важнее не «рисовать танчики», а изображать людей, личность»

Реалист

Георгий Лойко — художник известный и, как принято говорить, успешный. И дело не в звании заслуженного деятеля искусств: достаточно знать, что его картины хранятся во множестве частных собраний в Европе. В этом году Георгий Валентинович отмечает 75-летний юбилей. Для художника возраст, можно сказать, юношеский: мастера кисти, как известно, на пенсию не выходят, а жизненный опыт и умудренный взгляд позволяют им создавать по-настоящему серьезные работы. 


— Из абстракционистов шагнуть в реалисты — как у вас это получилось? Обычно из коммерчески выгодных направлений так просто не уходят.

— В 1990-е годы я, наверное, был первым в Беларуси художником, который активно работал в — не говорю абстрактном, скорее, экспрессионистическом направлении. И работал достаточно успешно. Но надо признаться, что вся моя учеба и в Минском художественном училище, и в академии искусств — это в общем-то академическая подготовка, которая давала о себе знать. Наверное, я чувствовал, что чисто философски недостаточно готов к абстрактным работам, и в то же время на меня повлияло мое окружение в нашей секции Белорусского союза художников — и объединение «Традиция», в которое я вхожу, и Студия военных художников при Министерстве обороны, так что я легко вернулся к реализму. Но не сказать, чтобы как таковому: я считаю, что сегодняшний реализм — это в том числе тот авангард, который присущ началу ХХ века и искусству советского периода. Ну скажите, тот же «суровый стиль» Мая Данцига — что это? Не совсем реализм, но это то, что мне всегда было близко. Кроме того, я много лет занимался исторической живописью и в целом люблю тематическую картину — мне это нравится. 


— А ведь тематическая картина — совершенно невыгодная вещь, непродаваемая.

— Абсолютно непродаваемая, особенно после развала ­СССР, когда государство перестало делать закупки. Ну, коллекционеров особых у нас в Беларуси никогда не было, а если они встречаются, то покупают натюрморты, пейзажи… Много лет я ездил в Европу, посещал очень много частных собраний. Когда у человека свой замок (а есть любители вешать картины сверху донизу), то там найдется место всему. У нас, к сожалению, нет таких покупателей. Ценители-то, вероятно, есть, но у них не хватает возможностей, а у кого есть возможности, те не всегда разбираются в искусстве.


— Вопрос «Почем метр живописи?» вам когда-нибудь задавали?

— Такие вопросы могут быть. (Смеется.) Тем более что у меня работы достаточно большого формата. Почему — потому что я не очень люблю выписывать детали, мне хочется, чтобы была понятна моя идея.


— Пишете широкими мазками?

— Ну, я же не зря приводил в пример Данцига. Стремление к монументальности в живописи у меня было всегда. 
Картину делаешь всегда эмоционально, но прежде всего идет все-таки мысль, идея, то, что я должен передать в этой работе. 
И чисто лирические сюжеты я, наверное, делал редко, какую-то сентиментальность я сознательно убираю — меня интересует человек более цельный, жесткий, яркий, у которого есть какой-то стержень, тогда с ним интересно работать.


— Ваше увлечение военной темой, армией, все эти поездки на учения, которые проводит Минобороны, — скажите, в чем кайф? Это чисто мужская страсть ко всему, что стреляет?

— Чтобы делать какую-то работу всерьез, в первую очередь надо знать предмет. Я бы с удовольствием ездил в войска регулярно, хотелось бы, чтобы Мин­обороны нас вывозило почаще. К слову, рисовать технику я страшно не люблю — меня больше интересует человек. Солдат, генерал — не важно, но я стремлюсь сюжет выкрутить так, чтобы зритель в первую очередь видел именно человека. Танчики рисовать только для того, чтобы показать, что ты умеешь изображать бронетехнику и знаешь, где какая гайка, — это неинтересно. 


— Что побуждает вас обращаться к теме Великой Отечественной войны? От ваших коллег по Студии военных художников и объединению «Традиция» можно нередко услышать, что для них военная тема — часть семейной истории…

— Отец у меня воевал, дошел до Будапешта. Мама пережила блокаду Ленинграда, ее вывезли в начале 1942 года, ей повезло. Но после этого, как она говорила, даже торт с хлебом ела. Я стараюсь пропускать через себя историю, но впрямую, специально каких-то сюжетов, связанных с родителями, не писал. Хотя история семьи, конечно, как-то отразилась во мне и в моих работах, начиная с дипломной картины «На защиту республики». 


— Если вернуться к истокам, как вы начали заниматься живописью?

— Даже не знаю, что именно побудило, но если мне с чем-то повезло в жизни, так это с хорошими учителями. Еще в школе (сейчас это гимназия № 75 им. Павла Масленикова), в 3—4-м классе, я занимался в студии у Виктора Версоцкого, был такой очень интересный художник. Эту студию оканчивали Василий Сумарев, Григорий Нестеров, художник-монументалист Юрий Богушевич — все мы там были. Потом я занимался у Сергея Каткова, так что мне дали хороший толчок. В училище у меня первые два года преподавал Леонид Щемелев, а затем Альгерд Адамович Малишевский, я его боготворил. Мы все его любили, называли Мольберт Подрамович. Он меня «выгнал» из училища в институт, когда узнал, что я получил аттестат зрелости в вечерней школе. Мама не верила в то, что я стану художником, она сама медик и настаивала, чтобы я серьезным делом занялся. Заставила окончить вечернюю школу. Как только Малишевский об этом узнал, тут же отправил поступать в академию искусств (в те годы Белорусский театрально-художественный институт. — Прим. авт.), буквально за ухо привел. И здесь тоже мне повезло: я попал к Натану Воронову. 
Все мои учителя были замечательными художниками, которые также оказались и прекрасными педагогами, что не всегда совпадает.
— Вы ведь и сами много лет преподаете…

— Я никогда категорически не хотел зависеть от того, купят мою картину или не купят. Доводилось видеть художников, которые готовы сделать и так, и эдак, как угодно заказчику, лишь бы купили. Принципиально этого не хочу, а преподавание всегда позволяло зарабатывать и сохранять независимость. Покупайте, но то, что я сделаю сам, выбрав тему. Так что я начал преподавать и делаю это уже много лет — за это время стал специалистом, профессором, кафедрой вот заведую… 


— Насколько я знаю, вы также занимаетесь книжной иллюстрацией.

— Да, не так давно вместе с Леонидом Данелией иллюстрировали роман писателя Владимира Липского «Царь». Сейчас работаем над еще одним проектом: историк Артур Зельский, руководитель мемориального комплекса «Хатынь», подготовил книгу «Казкi i паданнi горада Мiнска», издать их планируется на русском и на белорусском языках, последние полгода занимались созданием иллюстраций. 


— С каким настроением встречаете юбилей? 

— Хочется еще многое сделать. Мне кажется, у меня сейчас в некотором роде переходный период. Через какое-то время надеюсь сделать выставку, посвященную истории Беларуси, — от древних славян до современности. Это не значит, что я сейчас занимаюсь только исторической тематикой, но, наверное, это основное русло. Я ведь, по сути, достаточно ленивый человек, поэтому стараюсь делать то, что мне действительно нравится. Думаю, через три — пять лет у меня довольно интересная выставка получится, хотя боюсь загадывать на перспективу.

ovsepyan@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter