«Гнойный против Оксимирона» — для моего уха это звучит еще хуже, чем «Корявый против Припадочного». С другой стороны, книжки с такими героями выходили еще лет 20 назад нехилыми тиражами. Как и немаленькие залы собирают выступления героев современных. В чем прикол? Или, как однажды спросили у моего коллеги, «какова степень модальности» их выступлений и «афористичности текстов»?
Я далек от мысли, что все в мире решает публика. Спрос. Сиюминутная востребованность. И размеры гонораров. Во всяком случае, с точки зрения искусства. «Не это поднимает ввысь», — сказал неоспоримо большой поэт. Чтобы не вступать в бесполезную в большинстве случаев дискуссию, что считать искусством и на каких основаниях, давайте сойдемся вот на чем: время расставляет все по местам. Но подумать над феноменом быстрой и устойчивой популярности мне показалось небезынтересным.
Для начала стоит вспомнить «лихие девяностые»: для большей части населения все лихо катилось в пропасть, «право силы» неожиданно стало торжествовать во всей своей обнаженной простоте — до высоких ли материй тут? И четверостишия Игоря Губермана, в которых нецензурная лексика прямо–таки напоказ перестала быть табуированной, были тогда, пожалуй, тем же, чем теперь стали песенки Шнура или речитативы Гнойного. Если я непонятно выражаюсь: матом говорить стало можно и модно! Особенно в рифму и коротко. Пару виртуозных «гариков» просто обязан был знать каждый из «читающих», а их в нашей стране было еще достаточно.
Звезда Сергея Шнурова стала уверенно разгораться с середины «нулевых». Когда он устал–перестал, уж простите, крыть матом окружающий мир. Лексика, правда, не изменилась, изменился подход: Шнур стал делать кино про нас. Не про свои принципы, не про мысли о правильном общественном устройстве, не про «так жить нельзя», а про нас. И саундтреками к этому трехминутному кино ставить свои же песни — хулиганские, нецензурные, афористичные. Пока поколение нынешних 25 — 45–летних будет узнавать в этих микрофильмах себя и окружающих и ржать над этим, Шнур для них останется кумиром.
А 10 лет назад Сергей Шнуров пел то же и, по большому счету, так же, что и как сегодня «читает» Мирон Федоров (Oxxxymiron). Чтобы сменить подростково–гневное «там, где нас нет, — море и рубиновый закат!» на спокойно–ироничное «а на даче — все иначе...», нужно для начала какой–то отрезок жизни прожить. Но не «срок отбыть», а осмысленно: думая, постигая, как она устроена, заставляя себя анализировать, взрослея. У еще одного «культового» питерского персонажа (блогера и переводчика Дмитрия «Гоблина» Пучкова) есть целая теория о том, что в ипостаси «малолетнего дебила» человек может оставаться до седых волос. И это, кстати, тоже тема для размышлений — других, не этих.
Читайте также
А это бизнес, детка. Просто бизнес, в котором и Мирон–Окси Федоров, и Вячеслав Машнов–Гнойный — очередные продукты. Как и многие–многие другие. Чтобы из продюсерского объекта стать «субъектом», нужно иметь силы и талант, осмысленно прожить один кусок жизни и «с начала» начать другой, да еще при этом «себя не потерять». Как думаете, Владимир Маяковский в возрасте «горлана–главаря», зажигая в «Бродячей собаке», сильно был похож на будущего «поэта и гражданина»? И если ваш сын или дочь пройдут по пути Гнойный–Шнур–Губерман–Пастернак–Маяковский — вы же, наверное, только порадуетесь?
Мой коллега, кстати, чуть не запил после того — начального — вопроса, будучи не в силах понять, в каком именно месте в его репортажах студентка–дипломница увидела «афористичность» и как транспонируется слово «модальность» в дискурсе предлагаемой амбивалентности. Но, думаю, пройдет лет десять, и студентка на себе почувствует весь юмор ситуации вместе с ее же безысходностью. Если, конечно, останется в профессии и вдумчиво проживет это время, за которое на сцене как раз и успеет появиться новое поколение.
Не самый добрый зритель из ложи бенуара.
mukovoz@sb.by
