Рассвет над Полесьем, или Записки из сельского дневника

Пироги, зефир в шоколаде и мост к Лондону (Продолжение.
Пироги, зефир в шоколаде и мост к Лондону

(Продолжение. Начало в NN 30 - 31.)

Деревня просыпается рано. В половине шестого утра, когда еще темно и звуки обострены до крайности, слышно, как в соседнем дворе хлопает калитка, по улице, громыхая колесами, катится телега, сонно и лениво начинает лаять собака. В сенях бабушка гремит ведрами, под окнами хрустит снег - дедушка несет охапку дров, чтобы растопить печь. Когда огонь разгорится в полную силу, туда отправятся чугуны с картошкой, которые еще с вечера были ровными рядками выставлены на полу, - дневной рацион для домашней живности: буренки и трех поросят. Позже "на десерт" бабушка мелко накрошит корове-кормилице брюквы, припудрит ее комбикормом. Буренка уже старая, но послушная и благодарная - каждый день исправно дает по 5 литров молока. Старикам хватает вдоволь: и напиться, и масло взбить, и творог приготовить. Когда поленья почти выгорят, останутся одни жаркие угольки, бабушка ставит сковороду, чтобы печь пироги - традиционный в деревне сытный завтрак. По сути, пироги - те же блины, замешанные на молоке, яйцах и муке. Но на вид и по вкусу - ни с чем не сравнимое блюдо! Пышные, толщиной в полпальца, желтые, как яркое солнце, блестящие от растаявшего на них кусочка масла. Пироги можно есть как угодно: с медом или запивая сыродоем, густо обмакивая в сметану или закусывая хрустящими выжаренными шкварками, - вкусно. Главный "ингредиент" в этом блюде - жаркая деревенская печь, на газовой плите это чудо кулинарии не получится ни при каких стараниях. Я пыталась, знаю.

...Каждое утро в деревне начинается одинаково, независимо от того, будний ли это день, выходной или праздничный.

После завтрака собираюсь прогуляться по деревне, а заодно зайти в магазин за хлебом. Всю ночь непрерывно шел снег. И без того огромные сугробы вдоль заборов выросли почти до невероятной высоты. Зато день выдался на удивление солнечным. Тысячами блестящих снежинок-искорок переливаются на деревьях ослепительно белые - аж глазам больно - снежные шапки. На улице тишина, ни единой живой души, только изредка подают голос собаки, сидящие на цепях, учуяв в прохожем незнакомца. Захожу в сельмаг, где, кроме продавщицы и меня, - никого. С интересом рассматриваю товары, выставленные на прилавках. На одних аккуратно расставлена мелкая хозяйственная утварь - лампочки, дуршлаги, миски, несколько хрустальных бокалов, стопками разложены постельное белье, мужские трусы и майки, женские халаты. На других - продукты: выбор, конечно, не супермаркетовский, но тоже впечатляет. Учитывая, что в деревне мясо и овощи в основном свои, ориентир местного сельпо на продукты "к мясу и овощам" вполне оправдан. В полном ассортименте крупы и макароны, консервированная кукуруза и селедка слабого посола, а также не по-деревенски богатый выбор сладостей и возбуждающих аппетит горячительных напитков - от дешевого "чернила" до дорогого полусухого и шампанского.

- Да-а, покупательский спрос, судя по всему, невелик, - решаюсь обратиться к продавщице, намекая на отсутствие покупателей.

- Хвастаться особо нечем, - женщина за прилавком, уже не скрывая своего любопытства, рассматривает меня. - Оттого и с планами в конце месяца не всегда лады.

- А детские смеси покупать есть кому? - задаю вопрос с демографическим подтекстом, глядя на выстроенные в ряд пять пачек "Беллакта".

- Так мы их много не берем, потому списывать не приходилось. Кто-то малому покупает, но чаще бабушки - на блины, - раскрывает секрет универсальности отечественных молочных смесей продавщица.

- А это что, конкуренты? - мы обе поворачиваемся к окну, сквозь которое видно, как возле магазина раскинула палатку чета торговцев-предпринимателей, аккуратно выкладывая на прилавок товар, мало отличающийся от сельповского.

- Да, приезжают иногда из Кожан-Городка. Но они нам погоды не портят, хотя, впрочем, и не делают.

Наконец, я прошу дать мне два "кирпичика" свежего, но почти по 700 рублей хлеба. И в качестве "контрольной закупки", рассчитывая на непопулярность продукта, а потому надеясь уличить продавцов в торговле товаром не первой свежести, - две пачки зефира в шоколадной глазури. Вынуждена признать, мои подозрения оказались несостоятельны: все условия и сроки хранения лакомства были выдержаны в полном соответствии.

- А гостинец деду? - лукаво улыбается продавщица и выставляет на прилавок пол-литровую винную бутылку с жидкостью неестественного розового цвета под названием то ли "Миледи", то ли "Магдалена".

- Ну я не знаю, может, он такое не пьет, - замираю я в нерешительности.

- Пьет. Такое в деревне все пьют.

Сраженная столь веским аргументом, выкладываю 1.300 рублей и забираю "гостинец".

Чтобы не обидеть "конкурентов" из Кожан-Городка, в палатке покупаю еще полкило печенья с кокосовой посыпкой и попутно узнаю у миловидной женщины, что чаще двух раз в неделю в Цну со своим товаром ездить невыгодно.

Мороз на улице держится крепкий, но все-таки я решаюсь прогуляться в... Лондон. Так местные жители называют меньшую - в три десятка дворов - часть деревни, что находится за рекой. Говорят, много лет тому назад Цна вышла из берегов и почти вплотную подступила к домам, а когда паводок закончился, влага долго не могла испариться из земли, и даже летом в воздухе все еще витал запах сырости. Тогда эту часть деревни и назвали Лондоном. Несколько лет тому оба берега соединял хлипкий, без перил, накрененный мостик, не больше полуметра шириной. Помню, ходить по нему было страшновато, казалось, что от неосторожного движения он может запросто рухнуть в воду. Сейчас с одного берега на другой перекинут широкий (чтобы проехали и телега, и машина), прочный деревянный мост. Про него еще вчера староста Нина Потурай вспоминала. Может, так бы и висела над рекой Цной хлипкая кладка, грозя развалиться прямо под ногами незадачливого путника. Да 3 года назад Нина Степановна бросила клич сельчанам: помочь обустроить переход через реку - ни в бюджете сельсовета, ни в районной казне денег на такое грандиозное сооружение не нашлось. Строили мост по старинке, толокой, каждый помогал чем мог: кто-то добывал бревна, кто-то заколачивал сваи, кто-то сбивал доски. А теперь любой из сельчан по праву гордится плодом труда своих рук.

Если в центральной части деревни царят покой и умиротворение, то за рекой - почти девственная тишина, едва нарушаемая шумом густых деревьев, среди которых надежно спрятались от чужого глаза избушки "лондонских" полешуков. На цивилизацию, увеличившую бы параллель с европейской столицей, нет и намека. Дороги от снега здесь никто не расчищает, потому что их нет (есть хитросплетения тропинок-ниточек, которые причудливо петляют между деревьев), и сугробы до оттепели покоятся в том же состоянии, в каком их изваяла матушка-природа. Живописцу и влюбленному лирику это место наверняка бы навеяло не один сюжет для своих шедевров. Но человека, далекого от сельской жизни, оно повергло бы в шок своим немым безмолвием и отрешенностью от бурного, кипящего, переменчивого мира.

...А вечером за ужином с толченой картошкой и солеными огурцами оказалось, что с гостинцем для деда я все-таки прогадала. Вино с 17 процентами алкогольных градусов дед не пьет. Слабовато, однако...

(Продолжение в следующем номере.)
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter