Расследование по «зову предков»

НИКОЛАЮ КЛИМОВИЧУ об их дворянском происхождении говаривал еще в детстве отец. Упоминал и о Радзивиллах, которые тоже не раз бывали в здешних краях, и о русских, воевавших с наполеоновской армией и потерпевших тут крах. Но то пересказы. Мало ли кто из родственников языком почесать любил?! А когда фамилией жены заинтересовалась одна столичная фирма по составлению родословной и восстановлению дворянства, в Николае что-то пробудилось. Он живо взялся за семейное расследование и «раскопал» не только историю своего знаменитого рода — рода Нестеровичей, но и родной деревушки. Кстати, своей тезки.

Четырнадцать поколений разделяют Николая Нестеровича из Березинского района от первого владельца их семейного герба!

НИКОЛАЮ КЛИМОВИЧУ об их дворянском происхождении говаривал еще в детстве отец. Упоминал и о Радзивиллах, которые тоже не раз бывали в здешних краях, и о русских, воевавших с наполеоновской армией и потерпевших тут крах. Но то пересказы. Мало ли кто из родственников языком почесать любил?! А когда фамилией жены заинтересовалась одна столичная фирма по составлению родословной и восстановлению дворянства, в Николае что-то пробудилось. Он живо взялся за семейное расследование и «раскопал» не только историю своего знаменитого рода — рода Нестеровичей, но и родной деревушки. Кстати, своей тезки.

Герб-эксклюзив

— Фирма эта на самом деле «аферистская»: за деньги продадут любую информацию, а если подходящей нет, то и придумать готовы, — объясняет Николай Климович. — Но именно они подвигли меня на поиски, «зацепили», что называется! За определенное вознаграждение мне вручили грамоту, подтверждающую, что в 1607 году на сойме Речи Посполитой Нестеру Уреки выдали герб. Кстати, все 1217 цветных и несколько сотен черно-белых гербов значатся в книге «Польские роды шляхетские». Оттуда, по всей видимости, и срисовывали наш. К чести сказать, для многих, даже самых знаменитых лиц (например, Сапегов), герб мог быть и на триста фамилий. А у нас персональный, эксклюзивный. Страусиные перья означают, что его обладатель был командиром и ехал впереди хоругвии на коне. Польская корона с рубиновыми звездами и медаль причисляли хозяина к польской знати. А вот защитный рыцарский шлем и щит просто незаменимы для настоящего воина, готового к новым победам. Стрела же, пронизанная через подкову, вероятнее всего, говорит о том, что на этого человека можно было положиться в любой ситуации.

Кресты-хранители в огороде и на пуне

Ответы на другие волнующие вопросы Николай Климович искал сам. Ведь за новую и весьма ненадежную информацию нужно было платить большие деньги. Тем более что аферисты могли повести по неверному пути. И он решил начать свое собственное расследование. Архивное.

— По «Ревизским сказкам» я добрался до некого Сельвестра Нестеровича, который умер в 1811 году. И даже кое-что раздобыл о его родителях, — хвастается своими достижениями Николай Климович. — Отца звали Ерошко (Ерофей на русский лад), и родился он примерно в 1710 году. Получается, что до основателя нашего рода — Нестера Уреки — осталось всего ничего: каких-то двести лет!

Вести семейные раскопки Николаю помогала мать — Анна Карповна, за которой он всю жизнь, вплоть до ее смерти, ухаживал и даже переехал ради этого из столицы в родную Нестеровку. Женщина была хоть и деревенская, малограмотная, но все традиции и обряды свято чтила. И даже при нынешних благах цивилизации им не изменяла.

— Когда я начал перелопачивать историческую литературу, искать наши корни, то обнаружил удивительное совпадение: литовские традиции, которые описывали прибалтийские ученые, точь-в-точь как те, что чтила мама, — ведет рассказ мой собеседник. — Положим, первый сноп жита от нового урожая определяли в кут. Или крестики, которые ставили угольком на сарае или бане. У нас они до сих пор нарисованы на пуне. Это еще от язычества сохранилось. Каменные кресты непременно ставили на въезде в деревню и в огороде. Считалось, что так злые духи не смогут навредить хозяевам. А какой у нее был словарный запас. Вот «угрунем» что означает, знаете? А «пуня»?

— Сеновал, — отбиваю «атаку» собеседника расшифровкой второго слова.

— Знает, — удивляется он. — А вот первое вряд ли расшифруете? Делаю подсказку, «бегчы угрунем» — значит, очень быстро.

Балтские корни

Так Николай Климович пришел к выводу, что нестеровичский род — балтского происхождения. А когда подкрепил свою теорию книгой Вадима Деружинского «Тайны истории Беларуси» и обнаружил, что их расследования во многом совпали, еще увереннее заработал в этом направлении.

— И никакие мы не славяне, пишет автор. Украинцы — потомки балтийского и сарматского народов. А белорусы — западные балты или, как их раньше называли, литвины, которые бежали от крестоносцев в здешние края по Неману из Пруссии, Мазурии и Неметчины и жили здесь столетиями, — говорит он. — Этому даже есть свидетельства — тринадцать курганов-могильников в соседней деревне Любашаны. Да и названия окрестные — сплошь балтского происхождения. Взять хотя бы наше родовое гнездо Варикоще (по моей версии, деревня получила название от фамилии нашего предка: Уреки — Вареки — Варикоще, хотя в народе звали Варикощи). Для лингвистов тут поле непаханое. То же слово «маскаль». Первоначально мне толковали, что так в ВКЛ называли «расейских» служак, воинов. Ан нет! Это балтийского происхождения слово, которое обозначает гнилое, топкое, болотистое место с кладкой. Москва ведь тоже на болоте строилась.

Варикощинские «осколки»

Однако до наших дней родовое гнездо Нестеровичей, увы, не сохранилось: осталась только земля, где теперь местное хозяйство засеяло новый урожай. А ведь по тем временам село было большое: в 1811 году здесь насчитывалось 37 дворов против двенадцати в Маческе, где сейчас располагается сельсовет. Но деревню разогнали (где-то в промежутке с 1812 по 1830 гг.), и нестеровцы осели в Нестеровке. Кто именно — Николай Климович еще не докопался, но что был среди переселенцев Иван, сомнений нет.

— Местные до сих пор кличут Нестеровку Ивановским, хотя по документам такого названия нигде не значится. В 1811 году еще были Варикощи, а в 1840-м — уже русские запишут Нестеровка, Карбовское, Рубеж, Вьюновка. Маленькие «осколочки» прежней деревни, — поясняет местный знаток истории. — Тогда же вышел указ вести все церковные документы по российским «лекалам» и хорошенько «прочесать» дворянскую прослойку. И тех, кто не имел документов, подтверждающих свое знатное происхождение, отправляли на перевоспитание, в рекруты. Ивану удалось как-то спастись. По моим подсчетам, он — внук того самого Сельвестра.

Чистокровная родословная

Мало того, что нестеровичское древо весьма ветвистое и запутанное, так оно еще породистое! Думаете, преувеличиваю? Отнюдь. По крови — чистая родословная, ведь и у Анны Карповны, и у Клима Никоновича (родителей Николая) — фамилия Нестерович. Более того, бабушка и дедушка по линии матери имели не только одинаковую фамилию, но и отчество! Чуть ли не брат с сестрой, шутили в деревне.

— А вот Александровичи, Жуковские, Самец — это все примаки, — знакомит с родней Николай Климович. — У Нестеровичей-то земли было много. И вместо того чтобы девушек отдавать в семью мужа, мы, наоборот, к себе заманивали. Потому и многолюдно было в деревне, целыми общинами жили. Это теперь здесь  человек семь постоянно живущих наберется. А прежде жизнь кипела! Вот бы взглянуть хоть одним глазком, что здесь творилось при, положим, том же Сельвестре!

Тайное звено

Сельвестр прожил 76 лет и воспитал троих сыновей. У старшего Мельяна был Иван (уже упомянутый) и Кондрат, от которого, похоже, берет истоки родовод Анны Карповны: ее прапрапрадед звался Мосеем Кондратовичем. Второго сына Сельвестра звали Фома. Он «ведет» отцовскую линию. Кстати, знаменитый академик Трофим Георгиевич Нестерович — прапраправнук Фомы. И младший сын Игнат.

— Но в этой цепочке есть одна тайная связка, — интригует Николай Нестерович. — По метрикам получается, что Фома во второй раз женится на вдове… своего сына Сергея (то ли тот умер, то ли в рекруты «скрутили») — Устинье, которая на 20 лет была его моложе. У них рождается Мартин, у того — Марка — Никан — Клим, а затем уж я.

Кстати, и дед Никон Маркович после смерти бабушки (Пелагеи Наумовны Ермолович) повторно женился. После смерти отца Клим остался за старшего: братья подрастали, нужно было строить дома, потому и за дивчиной было некогда приударить. Да и мачеха Прузына не давала рано жениться.

— А отец уже давно за мамой приглядывал, — смеется Николай. — Она была его на десять лет моложе. Смотрит, сваты к ней уже идут. Думает, ну все, капут мне: уже под тридцатник, один останусь. Так он все бросил, Анну за руку взял и повел домой.

Дубец с «душой»

Нелегко пришлось в жизни молодым: земля досталась болотистая, трудно было здесь что-то сеять. Да и дом, который отец только-только построил и обставил необходимой мебелью, дотла сгорел при пожаре. Как, впрочем, и вся деревня. Анна Карповна еще пыталась что-то спасти, а Клим Никонович взял шинель, лег на выгоне и заплакал.

— Отец всегда очень бережно относился к природе, считал, что у каждого растения есть душа, — вспоминает семейный «следопыт». — Помню, мы как-то с ним по лесу шли, я маленькую березку одним махом шахнул топором и дубец отменный сделал. Отец меня тотчас пристыдил: зачем лишил деревце жизни, боль причинил? А дуб и вовсе считал святым. По языческим поверьям, именно под этим деревом лечили всякие болезни, а из желудей делали лекарства. У нас за домом такие вековые дубравы были! Наверное, и Радзивилла видали. Местные старожилы говорят, что в Любушанах некогда был фольварк Потоцкого, где пан любил гулять в старинном парке. Места здесь очень красивые, тем более что рядом проходил шлях на Могилев. Неспроста и мои предки-дворяне поселились здесь. Жаль, конечно, что деревья не дожили до нашего времени: их сожгли при советской власти.

Дурной характер

Но если деревья они запросто уничтожили, то выжить голубую кровь и дворянский характер оказалось не по силам. Благородство, честность, открытость и правда — фамильные «драгоценности» Нестеровичей.

— А по-другому я просто не мог, — признается Николай Климович. — Соврать никогда не получалось, да и по справедливости подходил к любому вопросу и на работе, и в жизни. Причем частенько эта доброта и честность играли против меня. Многие друзья и коллеги считали меня глупцом, а характер — дурным. Что ж поделаешь, я и дочерей своих — Кристину и Настю — учу жить по таким же семейным принципам. И мечтаю когда-нибудь в этой небольшой березинской деревушке устроить Нестеровский фэст: чтобы все мои свояки, которые некогда разъехались кто куда, вновь вернулись, пусть и ненадолго, на свою родину. Уверен, так и будет. Ведь в переводе с греческого имя «Нестер» звучит как «возвращенный на родину». Видать, неспроста…

Надежда ЯНЧЕНКО, «БН»

НА СНИМКАХ: Николай Климович показывает, где прежде были Варикощи; восстановленный фамильный герб; Анна Карповна вместе с внучкой.

Фото автора и из семейного архива

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter