Наверное, у каждого журналиста, если он всерьез разрабатывает какую–то важную тему, постепенно образуется свой личный архив из разного рода документов, выписок, свидетельств очевидцев. А у меня тема поистине бездонная — малоизвестные или забытые страницы истории Великой Отечественной войны. Сколько еще здесь нераскрытого, непрочитанного, неопубликованного! Многие годы собираю, в частности, материалы, касающиеся наших легендарных полководцев. Конечно, одно из первых мест среди них занимает Константин Константинович Рокоссовский.
Несколько лет назад в «СБ» был опубликован о нем мой очерк «Звезды и тернии маршала Рокоссовского». Среди прочего там упоминался один эпизод из его военной биографии времен битвы за Москву. Вечером 8 марта 1942 года Рокоссовский, в ту пору генерал–лейтенант, командующий 16–й армией, работал в своей штаб–квартире в маленькой деревушке под Сухиничами. Внезапно за окном разорвался бризантный снаряд. Осколок угодил командарму в спину. У Рокоссовского это было уже третье ранение за время службы в рядах Красной Армии (два первых он получил в жарких схватках гражданской войны). Много лет спустя в своих мемуарах «Солдатский долг» маршал, будучи человеком крайне скромным, упомянул об этом эпизоде лишь вскользь: «Ранение оказалось тяжелым; по распоряжению командующего фронтом меня эвакуировали в Москву, в госпиталь...» И чуть ниже: «Досадно было, что на какой–то срок оказался вне строя и не мог участвовать в борьбе нашей армии, очищавшей от противника северный берег Жиздры. Помощь врачей и крепкий организм взяли свое — начал поправляться».
Только и всего!
Подробностей об этом тяжелом ранении командира в литературе я не нашел. И поэтому начал свой поиск. Сегодня читатели «СБ» могут познакомиться с воспоминаниями хирурга, оперировавшего Рокоссовского после ранения. Это заслуженный деятель науки Российской Федерации, хирург, травматолог–ортопед, доктор медицинских наук, профессор Аркадий Владимирович Каплан.
Справка «СБ»
Аркадий Каплан родился в 1904 году в Варшаве. Во время Первой мировой войны его семья бежала с отступавшими русскими войсками из Польши и поселилась в Белоруссии. В 1929 году Аркадий Владимирович успешно окончил медицинский факультет БГУ. По направлению вместе с женой, тоже врачом, работал в Петрикове. В начале 1930–х переехал в Москву, трудился в институте скорой помощи имени Н.В.Склифосовского под руководством выдающегося хирурга, академика Сергея Сергеевича Юдина. С 1933 года заведовал хирургическим и травматологическим отделениями и одновременно был доцентом факультетской хирургической клиники 3–го Московского института. В 1939 году в качестве хирурга участвовал в боевых действиях в районе Халхин–Гола. С
23 июня 1941 года по май 1945–го — в действующей армии на Западном и 3–м Белорусском фронтах. Сначала в качестве главного хирурга автохирургического отряда и армейского хирурга 29–й армии. С октября 1941 года — главный хирург фронтового сортировочного госпиталя первой линии на 3.000 коек. В период обороны Москвы оперировал тяжело раненных крупных военачальников — К.Рокоссовского, А.Еременко, Д.Лелюшенко, Н.Берзарина и других генералов. Лечил Г.Жукова и А.Василевского. В годы войны награжден пятью боевыми орденами, а также медалями...
«Командующий 16–й армией генерал–лейтенант Рокоссовский был ранен осколком разорвавшегося на улице снаряда где–то в 22 часа 30 минут 8 марта 1942 года. От сильного удара в спину командарма отбросило на середину комнаты. Сознание он не потерял. Жаловался на боль в спине. Первую помощь оказал ему штабной военврач 3–го ранга З.Ибрагимов. В полевой передвижной госпиталь (ППГ–556), расположенный в Козельске, генерал Рокоссовский поступил 9 марта в 8 часов утра. В тот же день генерала Рокоссовского эвакуировали санитарным самолетом в Москву в многопрофильный фронтовой сортировочный эвакогоспиталь 1–й линии СЭГ–2386... В то время я, военврач 1–го ранга, был главным хирургом этого госпиталя.
Генерал Рокоссовский прибыл к нам в восемь часов вечера. При первой встрече с ним я увидел перед собой смертельно уставшего человека. Это было неудивительно: в течение суток он перенес две перевязки, операцию и две трудные длительные эвакуации из одного госпиталя в другой.
— Я очень устал, — сказал он мне.
Общее состояние раненого было тяжелым.
При рентгеноскопии грудной клетки обнаружен металлический осколок прямоугольной формы 1,2х0,4 см справа на уровне 6–го ребра. Установлен диагноз: слепое проникающее ранение печени, диафрагмы и правого легкого. Перелом 12–го ребра справа, видимо, произошел от ушиба при падении раненого.
Состояние командарма меня очень встревожило. Назначив инъекции камфоры и морфия, я решил дать ему отдохнуть.
В палату к нему зашел через полтора часа. Константин Константинович не спал. Состояние его заметно ухудшилось. Решив, что откладывать операцию дальше нельзя, я тут же сказал об этом Рокоссовскому.
Операция была проведена мною 9 марта в 23 часа 40 минут. Ход ее подробно зафиксирован в истории болезни.
После этого для нас, врачей, начались беспокойные дни. 10 марта ночью позвонил А.Поскребышев. В течение многих лет он был главным помощником Сталина. Поскребышев и до этого неоднократно осведомлялся о некоторых раненых генералах, лечившихся в госпитале. На сей раз его интересовал Рокоссовский. Как обычно, он вслух повторял каждое слово моего ответа. Очевидно, записывал, что я говорю. Когда я сказал, что температура у Рокоссовского 38,7, чей–то громкий голос с явно грузинским акцентом спросил: «Почему температура?» Нельзя было не догадаться, что это голос «хозяина страны». Поскребышев повторил этот же вопрос, и я объяснил, в чем причина. Заканчивая разговор, Поскребышев предупредил меня, что завтра в это же время (было 3 часа ночи) он будет снова звонить.
В 8 часов утра тех же суток мне сообщили, что в госпиталь приехали какие–то «начальники» и требуют меня. Закончив операцию, я зашел в помещение, где меня ждали. В комнате находились трое военных. Один из них в овчинном тулупе сидел за столом, двое других стояли. Стоящего слева я знал. Это был К. — оперуполномоченный особого отдела. Я представился и поздоровался.
— Каково состояние Рокоссовского?
Я коротко ответил. Затем в том же тоне последовало:
— Сознаете ли вы ответственность за Рокоссовского? За его жизнь? Сделали ли вы все необходимое?
Не дожидаясь ответа, они ушли.
Через двое суток я случайно обнаружил, что из истории болезни Рокоссовского исчез заполненный мною вкладной лист. В нем содержалось описание состояния Рокоссовского через полтора часа после поступления в госпиталь. Было указано на ухудшение состояния его здоровья и в чем оно выражалось, изложены показания к операции и подробный протокол операции. На вопрос дежурной сестре, куда девался вкладной лист из истории болезни, она ответила, что не знает, и добавила, что оперуполномоченный К. часто навещает генеральское отделение и просматривает истории болезни. У меня мелькнула мысль: не он ли взял этот вкладной лист из истории болезни, причем по собственной ли инициативе или по указанию своего начальства? Я доложил об этом начальнику госпиталя, военврачу 1–го ранга Николаю Петровичу Рудакову. Его в госпитале любили и уважали. Это был энергичный, безукоризненно порядочный человек с тонкой душевной организацией. Выслушав меня, он сказал: «Да, вы правы, это дело рук К.». Я спросил, стоит ли восстанавливать украденное. Он подумал несколько минут и ответил: «Нет, не стоит, вызовет у них лишь подозрение».
Вначале, в первые пять дней, состояние раненого оставалось тяжелым. Но постепенно тревожные симптомы стали уходить.
25 марта Константин Константинович Рокоссовский впервые встал с постели и начал передвигаться по палате. В середине апреля он уже в сопровождении медицинской сестры гулял по Лиственной аллее и, как все мои пациенты, командиры Красной Армии, особенно — высокого ранга, стремился скорее вернуться в строй, к активной фронтовой жизни.
Однажды меня разыскал адъютант Рокоссовского Кульчинский и передал, что генерал просит зайти к нему. Оказалось, что к Рокоссовскому приехала жена Юлия Петровна. Константин Константинович представил меня ей, сказав:
— Вот мой спаситель.
28 мая Рокоссовский выписался из госпиталя и выехал на фронт. На этом можно было бы закончить рассказ о ранении командира. Но мне хочется добавить к нему несколько штрихов.
Рокоссовский, с которым я тесно общался в течение трех месяцев, часто удивлял нас, медиков. Он мужественно переносил страдания после тяжелейшего ранения. Всегда корректный, скромный и, я бы сказал, в какой–то степени застенчивый, он покорил сердца персонала, ухаживающего за ним.
Когда Константин Константинович начал выздоравливать, у него, как и у других раненых, появилась тяга к общению. Он часто беседовал со мной, рассказывал о своей жизни, военной службе, о том, что до войны был репрессирован. Однажды я спросил его, как долго еще продлится война. Он, не задумываясь, ответил:
— Немцы будут разгромлены, войну они проиграют, но это еще далекое будущее. Потребуется еще много сил и жертв для достижения победы. Но мы будем в Берлине. Когда? Возможно, через два–три года.
Эти слова его пророчески сбылись.
Мне посчастливилось видеть маршала Рокоссовского на Красной площади 24 июня 1945 года во время величественного Парада Победы. Парад принимал Маршал Советского Союза Г.К.Жуков. Командовал парадом Маршал Советского Союза К.К.Рокоссовский. Не скрою, в тот момент, когда я увидел это, волнуясь, подумал: а ведь оба прославленных полководца были моими пациентами в период битвы за Москву.
В общем, мне, хирургу, как и тысячам других медиков, довелось внести свой вклад в достижение победы. Войну мы выиграли среди прочих факторов и тем, что добились возвращения в строй 72,6 процента раненых».
Как сложилась дальнейшая судьба Аркадия Каплана? Вскоре после войны он тяжело заболел. Сказалось громадное физическое и нервное перенапряжение четырех лет. Демобилизовался. Известный хирург профессор Владимир Семенович Левит, в годы войны заместитель главного хирурга Красной Армии, предложил Каплану занять вакантное место доцента в возглавляемой им клинике 2–го Московского медицинского института.
Накануне войны Каплан сдал в ученый совет 1–го Московского института свою докторскую диссертацию, в которой описывал опыт оперирования и лечения переломов шейки бедра. К большому удивлению, диссертация сохранилась. В начале 1946 года состоялась ее защита.
Как рассказывал Аркадий Владимирович, каждый свободный час он отдавал написанию давно сложившейся в голове книги о современных подходах и методах лечения переломов костей, в которой широко использовал огромный опыт, полученный за годы войны. Неожиданно на пути издания этой работы возникли трудности. Каплана обвинили в преклонении перед Западом. По совету друзей пришлось внести во введение несколько фраз, показывающих преимущества советской медицины перед западной. Это оказало магическое действие. Книга «Техника лечения переломов костей» вышла в свет, а через две–три недели разошелся весь тираж в 20 тысяч экземпляров. Когда в январе 1953 года всю страну всколыхнуло «дело врачей–убийц», Каплан несколько месяцев был безработным...
Аркадий Владимирович 35 лет руководил клиникой травматологии Центрального института травматологии и ортопедии. За свою долгую жизнь — он прожил 97 лет — опубликовал множество научных работ. Некоторые из них стали настольным руководством для травматологов.
В заключение хочу сердечно поблагодарить родных и друзей Аркадия Владимировича за предоставленные материалы.
