Довоенное детство Александры Филипповны прошло в деревне Пархимковичи Кировского района. В семье было пятеро детей, Шура — вторая по старшинству. Всей семьей работали на земле. После трудового дня в селе раздавались звуки гармошки, молодежь собиралась на танцы. Однако вскоре все изменилось.
— Мне было десять лет, когда в наш дом ворвалась война. Отца забрали на фронт, — вспоминает Александра Филипповна. — Весной 1944 года, отступая на запад, гитлеровцы расположились в нашем селе. Мы перешли жить к соседям. Фашисты привозили и хоронили убитых, заставляя местных жителей копать могилы.
Холодной мартовской ночью все проснулись от шума вооруженных гитлеровцев во дворе. Выходить и передвигаться запрещалось, стреляли без предупреждения. Жителей деревни вывезли на железнодорожную станцию, погрузили в вагоны и направили в сторону линии фронта. Далее следовали пешком. Нацистские солдаты гнали нескончаемый поток женщин, детей и стариков, отстающих пристреливали. Дорога была устлана лучшими пожитками, какие люди успели взять с собой. Все упавшие вещи подбирали оккупанты.
— Через десятилетия не стереть из памяти ту ужасную картину: распластанных, втоптанных в грязь и снег детей, по которым проезжают немецкие машины! Дикие крики до сих пор стоят в ушах…
В болотистом лесу узников загнали на территорию, густо обнесенную колючей проволокой, периметр которой под прицелом держала охрана. Под сводами морозного неба в разных концах лагеря раздавались голоса матерей и детей, потерявших друг друга в пути.
— Мы были похожи на необъятное стадо животных в загоне, ожидавших своего часа. Все сильно замерзли, но немцы даже не разрешали развести костер. Постоянно слышны были звуки канонады, где‑то недалеко гремел бой. Мы не догадывались, что попали в жуткий рассадник болезней, узников намеренно заражали тифом. Куда ни повернешься — везде штабеля мертвых, сложенных по методу «голова‑ноги», высотой, насколько можно достать. Мы прятались за трупы от пурги и мороза. Недоумеваю, как смогли мы выжить в таких нечеловеческих условиях. От страшного холода и голода хотелось спать. Многие заснули навсегда. Казалось, лучше оказаться среди умерших, чем переживать этот ад. От безысходности за эти несколько дней бабушка лишилась рассудка. Мама до последнего старалась уберечь меня, двоих младших братьев и сестру. На наших глазах не выдержали и умерли дядя и тетя. Трое их малолетних детей остались одни.
Пленные в концентрационном лагере Озаричи. Март 1944 г. В одну из ночей на территорию лагеря пробрался советский разведчик. Он настоятельно рекомендовал двигаться, чтобы окончательно не замерзнуть. Мужчина очень просил потерпеть: мол, утром узников освободят, стрелять в мирное население не будут. И правда, на следующий день гитлеровская охрана исчезла. Людям приказали оставаться на местах: вокруг лагеря все было заминировано.
— Мать не знала, как поступить с осиротевшими племянниками. Военные предложили определить их в детдом. Помню, как советский солдат уносил маленькую девочку на руках, а ее истощавшие старшие братья плелись следом.
Было объявлено, что узников выводят из лагеря, но необходимо четко придерживаться дороги, не сворачивать и ничего не поднимать. Многие из тех, кто не выполнял указание, подрывались на минах.
— Мама тащила на себе кое‑какие пожитки и больную четырехлетнюю сестру, а я — пятилетнего братишку. Он обморозил ноги. Казалось, что от непосильной ноши не выдержит спина, мокрая от слез брата. Два дня передвигались. На одной из остановок встретили военных, уезжающих на фронт. Когда они услышали сплошной плач детей и взрослых и узнали, что это узники из лагеря смерти, поделились с нами горячей пищей. Это была первая еда с момента, как мы попали в озаричский лагерь.
На время, пока родное село было занято фашистами, семью Александры Филипповны приютили в костюковичской деревне Братьковичи. Расположились они в здании бывшего магазина. Он был разделен на две части: в одной стояла корова, а другая служила им жильем. Вроде бы все страшное уже было позади, но тут девочку свалил сыпной тиф. Двенадцать дней провела она в беспамятстве и с высокой температурой. Когда же болезнь отступила, Александра заново училась ходить.
— Затем заболела тифом мать. Ее отправили в районную больницу. Болезнь скосила и младшую сестру. Она, будто прощаясь с природой, просила по ночам отнести ее к реке, лесу. И я несла. В День Победы сестричку похоронили. Мама узнала о потере дочери, только выйдя из больницы.
После освобождения Пархимковичей бывшие узники вернулись домой. Еще долго обмороженные руки и ноги давали о себе знать. Кисти рук Шуры опухали так, что она не могла ни открыть дверь, ни держать в школе ручку. Война оставила свой черный отпечаток на семье Юхновец. Старший брат подорвался на гранате. С открытой раной вернулся с фронта отец. Не выдержав страшных испытаний, умерла мать.
Война больно расписалась в детских душах малолетних узников, и эта рана вечно будет кровоточить. Александра Филипповна признается, что многие ужасы тех дней не раскрывает в подробностях. Очень уж тяжело ей вспоминать.
