В Россию недавно вернулась историческая реликвия — спускаемая капсула корабля «Восток 3КА–2», побывавшая в космосе в ходе последнего испытания перед полетом Юрия Гагарина. Этот аппарат на аукционе Sotheby’s выкупил бывший гендиректор ОАО «Связьинвест», а ныне председатель инвестиционного фонда имени А.С.Попова Евгений Юрченко.
В тот день капсула была единственным лотом торгов аукционного дома Sotheby’s в Нью–Йорке. Его цена составила 2 миллиона 882 тысячи 500 долларов. Торги были приурочены к 50–летию полета Юрия Гагарина в космос. Последнего владельца реликвии — анонимного американского бизнесмена — хозяева торгового дома несколько лет уговаривали выставить аппарат на аукцион. К слову, в 1996 году эксперты Sotheby’s оценили его в сумму от 800 тысяч до одного миллиона долларов.
Для главного специалиста по управлению пилотируемыми полетами Ракетно–космической корпорации «Энергия» имени С.П.Королева Виктора Благова это не просто музейный экспонат, а живая страница космической эпопеи, в которой есть и его строки. Благов один из тех, кто стоял у истоков российской космонавтики. В 1959 году после Московского авиационного института он пришел на работу в засекреченное предприятие оборонной промышленности в подмосковном Калининграде — так тогда назывался город Королев.
— К этому времени, — вспоминает Виктор Дмитриевич, — по указу Н.Хрущева многие НИИ и заводы артиллерийского вооружения были расформированы, часть вместе с оборудованием, полигонами, специалистами передана в распоряжение Королева для космических программ. Так я оказался в группе, которая занималась конструированием космического аппарата.
Наш космос практически весь вышел из военной промышленности. Ракета — военная, только приборы для ручного управления пришлось изобретать. Я, к примеру, получил задание на разработку прибора для резервной — ручной — ориентации. Придумал его с тремя коллегами. Мой прибор был принят, он летал в космосе и в него смотрел Гагарин. Для молодого инженера это было очень важно. Нет таких денег, которые дороже гордости, самоуважения. Прибор до сих пор летает на «Союзе», летал на «Востоках». У меня есть патент на него, хотя сейчас прибор, конечно же, модернизирован.
— Говорят, у вас секретность была такая, что в Калининграде даже сигареты «Полет» и «Ракета» не продавались, чтобы не вызвать в разговорах ассоциаций.
— Может, сейчас, со стороны, это и выглядит нелепо, но именно такая секретность помогла нам быть первыми: американцы не знали, что мы хотим запустить не просто космический корабль, а спутник. Не знали они и возможной даты, когда мы хотим запустить человека в космос. Поэтому 12 апреля 1961 года получили настоящий шок.
Вырваться вперед нам помогло многое. Когда встал вопрос о форме спускаемого аппарата, разработчику Константину Феоктистову пришло на ум несколько светлых идей по конструкции. Аппарат должен быть в виде шара, предложил он. Это позволило сэкономить время на исследовании аэродинамических свойств. У российских ученых уже был запас данных по поведению в атмосфере шаровидных объектов. Кроме того, у шара при одинаковых размерах с другими предметами поверхность всегда меньше. Значит, меньше количество материалов и вес. Если центр тяжести внизу — шар летит, как пуля, мягко входя в атмосферу. Так кресло пилота расположилось в середине шара, а свободное место внизу с тяжелыми предметами стало приборным отсеком.
Американцы остановились на конусе. Им пришлось долго собирать информацию о его аэродинамических свойствах, на этой теории они некоторое время и «буксовали».
В качестве теплозащиты летательного космического аппарата был выбран природный материал — асбестотекстолит. Прессованные листы ткани пропитывались смолой и наносились на шар. От нагрева он не горит, а спекается в слои. Теплозащита тоже из технологии производства баллистических боеголовок атомных зарядов. Американцы же теплозащиту обеспечили при помощи тяжелых титановых листов, что тоже отодвинуло их по времени от нас.
Интеллект русских конструкторов был живой, находились нестандартные решения. К примеру, идея сделать космический аппарат двухсекционным была просто гениальной. Все ненужное на спуске было помещено во второй отсек — телеметрические приборы, система управления кораблем. Он не возвращался на Землю, а отстреливался и сгорал в слоях атмосферы. Нам здорово повезло, что ракета «Восток», которая делалась под атомную бомбу и носила имя Р7, могла поднять 4,5 тонны. Многие наши приборы — хотя это и электроника — были громоздкими, но высокая грузоподъемность ракеты позволяла закрыть на это глаза.
А у американцев имелась возможность поднять только 1,5 тонны. Они много времени потратили, чтобы значительно уменьшить приборы в размерах, сделать их более легкими. Конечно, потом это им здорово пригодилось. С уменьшением размеров и веса оборудования мы затем американцев догоняли. Но тогда их космонавт г–н Глен сидел в корабле, скрючившись в три погибели.
— До гагаринского полета были пуски с гибелью людей?
— Как человек, который занимался конструированием корабля от изобретения и до первого пуска, утверждаю: никто до Юрия Гагарина, кроме собак и двух манекенов по имени Иван Иванович, не летал. Собаки летали по двое, а манекен был с мышами и черепахами внутри, облеплен датчиками.
Но трагедии случались. Во время тренировок в барокамере погиб летчик из первого гагаринского набора. Это случилось за 19 дней до полета Юрия Гагарина. В барокамере было холодно, и в углу стояла электроплитка с открытой спиралью. После окончания медицинских тестов летчик снял с себя датчики, закрепленные на его теле, протер места, где они были, смоченной в спирте ватой и отбросил ее. Вата попала на спираль электроплитки и мгновенно вспыхнула. В атмосфере чистого кислорода огонь быстро распространился на всю камеру...
Трагедия — цепочка случайностей, которые ни предусмотреть, ни вообразить. Потом анализируешь и удивляешься: как так могло совпасть. Погибшего летчика Валентина Бондаренко заменили Германом Титовым.
Строго говоря, полет человека в космос был запланирован на декабрь 1960 года. Но за два месяца до намеченной даты случилась трагедия на Байконуре — взорвалась ракета «Сатана», погибло около 100 человек. Было нарушено главное требование безопасности проверки ракеты: погибшие стояли слишком близко. После трагедии остановили все запуски, снова стали проверять надежность объекта.
Требования у Сергея Королева к надежности были жесткие. Хотя американцы и дышали нам в затылок, но, если бы при первом полете что–то случилось с космонавтом, нам про космос пришлось бы забыть надолго. Так что мы с декабря до апреля занимались проверкой системы обеспечения надежности. А она была многоступенчатая. Вначале отбор электроники на заводах, потом ее сборка «на столе» и проверка наземная. И только потом — сборка на корабле и проверка работы всей техники без запуска в космос, но в реальных условиях. Благодаря чему, считаю, мы и смогли отправить Юрия Гагарина в космос. Он сделал исторический виток вокруг Земли и вернулся живым и невредимым.
Хотя полет не был безоблачным. Казалось бы, все перепроверили на Земле и на двух последних беспилотных полетах. Однако в реальности нас ожидал неприятный сюрприз. Вывели корабль с Гагариным на орбиту — получилось на 100 километров выше... Кроме того, из двух дублирующих систем управления работал только главный режим, а резервный, ручной, — пропал. Но космонавт не успел осознать, что там происходит с техникой. Мы — на Земле — отвечали за его жизнь, и полет прошел нормально.
— Удивительно: тогда, в середине прошлого века, вы ракету выдумали, «списать» было просто неоткуда. Возможно ли сегодня, на новом эволюционном витке, повторение того космического феномена?
— Думаю, мы находимся в начале новой эпохи — назовем ее посткоролевской. Феноменальный прорыв в космос во многом заслуга Сергея Королева. Он был блестящий организатор (ему подчинялось более 1.000 заводов, НИИ и т.д., он лично отвечал за безопасность Гагарина), ответственный и увлеченный человек. Королев так работал не потому, что КГБ мог взять и снова в Магадан его отправить. Как мужчина, как инженер он не мог себе позволить не выполнить то, что наметил.
Мы при Королеве сделали ракету, которая используется уже почти 50 лет. Корабль «Союз» — 40 с лишним лет летает. Мы сидим на энергии королевской фирмы, пользуемся его достижениями и идеями. Сейчас еще два шаттла слетают, и мы до 2018 года будем монополистами в космосе. Можем помогать и американцам доставлять экипажи на орбитальную станцию. Но хочется, чтобы с 2018 года на смену пришел новый корабль.
Сейчас мы выиграли транш и сделали проект — это 150 томов бумаги — нового пилотируемого корабля. У него и ракеты рабочее название «Русь». Пока держим на орбите два корабля одновременно — для всего экипажа. Когда будет новый, на шесть мест, он сможет один дежурить — и не полгода, а год. Это тоже шаг вперед. Меньше надо будет тратить средств и усилий на безопасность.
Думаю, это в прошлом веке космос был сферой соревнования. Теперь он должен стать сферой совместного исследования. Мы научились за эти годы работать вместе. Сейчас надо рискнуть и тоже вместе замахнуться на Марс. Не надо нам гонки и соперничества — давайте к Марсу совместными усилиями два корабля запустим. Пусть они идут рядом, если что случится, можно людей спасти. Магеллан, как известно, взял четыре корабля, а пришел к цели один.
Я верю, что увижу старт космического корабля, который направится к Марсу. Пусть это будет 3 января 2036 года, в день моего столетия.
