РОДИТЕЛИ Михаила Ковальчика к театру никакого отношения не имели уже потому, что жили в деревне. Мама, Мария Казимировна, знала несколько языков, литературу, прекрасно пела. Папа, Станислав Иванович, профессиональный водитель, играл на струнных инструментах. В Подлесейках в суровом 1943 году родился их первенец Миша.
Однажды утром отец ушел с группой партизан на задание, а к вечеру в деревню ворвались немцы. Фашист, размахивая пистолетом, выхватил из «калыски» грудного Михасика и остолбенел, услышав в полесской глубинке от простой белорусской женщины чистейшую немецкую речь. Мария Казимировна не сводила испуганных, полных слез и отчаяния глаз с малыша и, громко всхлипывая, без конца по-немецки причитала: «Господи, Господи, спаси мое ни в чем не повинное дитя!» Фашист зло швырнул в руки матери малыша и вышел. Такой подарок судьбы ребенку войны тогда был редкостью…
Только после Великой Отечественной семья перебралась в Барановичи. Там Михаил окончил школу, работал сначала киномехаником, а потом электрослесарем на швейной фабрике, стал актером народного театра.
Однажды девятиклассник Миша переступил порог Барановичского народного театра. С этого дня сцена станет смыслом его жизни, его судьбой, его отрадой и болью. Сначала он был зачислен в группу чтецов, потом покатили и премьеры. С аттестатом зрелости попытался штурмовать бастион театральной науки, но неудачно. Уже после армии стал студентом Белорусского театрально-художественного института и попал в экспериментальную группу ученицы Станиславского народной артистки РСФСР Веры Редлих, где режиссеры и актеры учились вместе. Уже позже выпускники попытались создать в Бобруйске молодежный театр, своего рода белорусский «Современник». На бобруйских подмостках с успехом прошел его дипломный спектакль «А зори здесь тихие…», который и стал точкой отсчета почти пятидесятилетней режиссерской карьеры.
В 1968 году режиссерам- старшекурсникам БГТХИ впервые разрешили за государственный счет стажироваться в Москве. Ученики Веры Редлих стали собираться в столицу. А Михаил Ковальчик замыслил ехать к Георгию Товстоногову в Ленинград. Не было главного — разрешения. Тогда он поехал в Киев. На два дня остановился в гостинице «Украина». Там Михаил в уголке на стульчике ждал выхода Товстоногова часов двенадцать, до глубокой ночи. Наконец о парне, ожидающем мэтра, сообщили. Георгий Александрович пригласил Михаила в номер и, широко улыбаясь как давнишнему знакомому, спросил: «Ну-с, чего вам все-таки от меня надо, молодой человек?» И когда услышал фразу: «Можно к вам на стажировку?», сказал: «Нет проблем!» Сел за стол, подвинул ближе стопку бумаги и написал: «Не возражаю в БДТ под моим руководством».
С Георгием Александровичем они сразу поладили. Вечером практикант всегда смотрел спектакли, а ночью оставлял в толстой тетрадке свои впечатления об интересных мизансценах, игре актеров и их костюмах, оформлении сцены, музыкальном сопровождении. Когда ему Георгий Александрович предложил подежурить на спектакле, согласился. Дежурный режиссер обычно следит, чтобы в спектакле не было сбоев. Это не просто «острый» глаз. Ему важно подметить в режиссерском воплощении шероховатости, которые позже поправляются на репетициях. Зафиксировать сценические огрехи легко. Можно запросто указать на ляпы осветителям, работникам сцены, звукорежиссерам, а вот заслуженным театралам — все равно что броситься в ущелье с горы. Но практикант все-таки собрался с духом и деликатно разложил по полочкам свои замечания. Думал: «Все, пора паковать чемодан…» Но знаменитости как-то легко признались в своих «грехах».
Однажды завлит театра Дина Шварц проговорилась, что Товстоногов задумал на малой сцене поставить только что появившуюся пьесу Александра Володина «С любимыми не расставайтесь». Она была опубликована в первых номерах нового ленинградского литературно-художественного журнала «Аврора». Михаил нашел этот журнал и за ночь не только прочитал пьесу, но и успел наскоро набросать сценический вариант. А после одной из репетиций он сказал Георгию Александровичу: «А у меня есть режиссерское решение». Товстоногов удивленно посмотрел на студента: «Ну что ж, давайте рассказывайте». Михаил минут двадцать излагал свое видение. Георгий Александрович слушал, а потом задумался и спросил: «Что надо сделать, чтобы вы у нас остались еще?» — «Скорее всего, достаточно вашего письма», — предположил Михаил.
И скоро в Большом драматическом театре Ленинграда висел приказ об утверждении постановочной группы и распределении ролей спектакля. Товстоногов был краток: «Сегодня мы начинаем работу над новым спектаклем. Прошу любить и жаловать — режиссер из Минска Михаил Станиславович Ковальчик, мой помощник. Не смотрите, что он еще совсем юный, он довольно талантливый!» Встал и ушел.
Три месяца общими усилиями конструировали и формировали спектакль. А Товстоногов пришел, посмотрел и спокойно сказал: «Так вот, с завтрашнего дня начинаем репетиции». Он не высказывал претензий, не возмущался. Но Михаил знал, что заложил основу, фундамент спектакля, сделал постановщику «рыбу», как говорят в театре, «размял материал». Репетировали еще месяц. Это была не просто школа режиссуры, а высший пилотаж театральной университетской науки на практике.
ДИРЕКТОР Брестского театра драмы имени Ленинского комсомола Беларуси, где после института работал Михаил Ковальчик, Леонид Волчецкий был краток: «Вот тебе, на мой взгляд, интересная и довольно забавная комедия для нашей сцены. Посмотри. Понравится — ставь». Оказывается, Михаил держал в руках новую пьесу Андрея Макаенка «Таблетку под язык». Она ему сразу же показалась довольно свежей по замыслу и интересной по содержанию. Это комедия-репортаж из кабинета председателя колхоза в течение одного рабочего дня. А за этот день в жизни хозяйства происходит столько событий, что его хозяину есть от чего класть таблетку валидола под язык. Головная боль — бегство молодежи из села в город и судьба «неперспективных» деревушек, где бабули и дедули оставались одиноко доживать свой век. Уже в момент чтения пьесы Михаил попытался «раздать» роли актерам труппы, где могло быть занято и старшее, и молодое поколение театра. Когда об этом сказал директору, тот отправил Михаила в Минск, к драматургу.
Андрей Макаенок приветливо встретил молодого режиссера и восторженно стал рассказывать о прототипе главного героя. Это была реальная, конкретная личность — Владимир Бедуля, председатель колхоза «Советская Белоруссия» Каменецкого района, Герой Соцтруда. Он как родился в крестьянской семье местной деревни Подомша, так и прикипел, врос корнями в родную землю. Потом Андрей Егорович вдруг поменял тему разговора: «Знаешь, в Московском театре сатиры премьера по моей пьесе. Я позвоню Волчецкому, пусть он тебя туда командирует, а после мы и поговорим о твоей постановке».
В вагоне Михаил твердо решил, что после спектакля тут же вечерним поездом отправится в Брест. В кассе театра ему дали забронированное автором место. Зрелище, конечно, было захватывающим, прошло на одном дыхании. Публика приняла его восторженно. Когда стихли бурные аплодисменты, Михаил пошел за кулисы поблагодарить Андрея Егоровича. А тот: «Я живу в гостинице «Москва». Приходи, там и найдем пару минут, а заодно и отметим премьеру». Михаил на встречу чуть-чуть припоздал: в гостиной люксовского номера застолье уже было в разгаре. Как всегда, щедрость Макаенка не знала границ, поэтому стол был богатым, а за ним — добрая половина труппы театра. Виновник торжества как-то тепло, уважительно представил гостям молодого земляка и посадил его рядом с собой. После очередного тоста Андрей Егорович пригласил Михаила на диванчик, и разговор незаметно пошел о будущем спектакле на сцене Брестского драматического театра.
Читайте также
Борис Иванович всегда считал, что спектакль может идти даже без декораций, но с живыми эмоциями, чувствами, с болью живого сердца. Через некоторое время Александр Михайлович все-таки одобрил инсценировку под названием «Возвращение в Хатынь». Труппа приступила к воплощению постановки. Михаила Ковальчика себе в помощь Луценко назначил вторым режиссером.
...Поначалу зрители оказались в замешательстве. Перед ними в центре зрительного зала вместо привычных театральных кресел возвышался внушительных размеров импровизированный сценический помост, где время от времени появлялись разные выгородки, а кресла от первого до десятого ряда «перекочевали» на сцену.
Когда на сцену вышел в темных очках Ростислав Янковский и белой тросточкой стал звонко постукивать перед собой, как бы прощупывая дорогу впереди, показалось, что зал затаил дыхание, предчувствуя какой-то знак беды. Его персонаж – Флориан Петрович Гайшун — ослеп от ран и болезней уже после войны. А тогда семнадцатилетний Флера пришел в партизанский отряд Косача. Смело воевал, полюбил Глашу, пережил смерть матери и двух семилетних сестер-близняшек, попал в руки карателей, вместе с сельчанами горел в амбаре, но чудом выжил — выполз в какую-то щель. Сейчас он вместе с партизанами отряда прибыл на открытие памятника сгоревшей деревне, и эта жуткая картина сожжения всплыла в его памяти.
«Возвращение в Хатынь» — спектакль о безумстве фашистских палачей и силе человеческого духа наших земляков, спектакль-предупреждение. Смот- реть его без комка в горле и без слез невозможно. Когда Женщина Александры Климовой рассказывала, как каратели стреляли в детей и бросали их в огонь, когда после амбара стали гореть хаты, как «веску всю вдруг осветило», казалось, кровь застыла в жилах и чувства присутствующих выплеснулись наружу... Даже Петр Миронович Машеров и Александр Михайлович Адамович, которые сидели рядом в третьем ряду партера, не сдерживали и не стыдились своих слез при просмотре.
В СЛЕДУЮЩЕМ году Михаила Ковальчика судьба свела с Василем Быковым. Театру предстояло сначала сделать инсценировку, а потом поставить спектакль по его повести «Пойти и не вернуться». Надо было получить согласие автора. Василий Владимирович на встречу с постановщиками пришел, но сказал: «Я не очень люблю театр. Кино как-то правдивей показывает моих героев. Но вы делайте все, что надо. Я посмотрю сценарий позже». И Михаил для начала сделал «болванку» инсценировки, а шлифовал ее – вносил правки в диалоги и добавлял постановочные эпизоды — уже Борис Иванович. Быков дома ее прочитал, одобрил и отнес на согласование в Министерство культуры.
Минкульт не только дал добро на постановку, но и оценил пьесу самым высоким материальным вознаграждением — 3000 рублей. По тем временам это была большая сумма. Быков позвонил и предложил встретиться. Василий Владимирович был растроган: «Спасибо вам, ребята, за такую прекрасную пьесу по моей повести. Министерство ее одобрило. Поэтому я хочу с вами поделиться скромным гонораром». И тут же вручил каждому по конверту. Попытку отказаться от конвертов он решительно отклонил: «Пьесы писать я не мастак, а за такой кропотливый и специфический труд вам надо воздать должное. Мало того, я обратился в агентство по авторским правам, чтобы они защитили наше с вами авторство. Отныне этот спектакль везде будет значится так — по повести Быкова, а инсценировка Луценко и Ковальчика». Когда после ухода писателя режиссеры открыли конверты, были ошарашены: Быков министерский дар распределил поровну. Это был жест неслыханной щедрости, на который авторы инсценировки и не рассчитывали.
Нелишними оказались и авторские права. Тогда хорошие пьесы были нарасхват в театрах всех союзных республик. Упоминание в афишах авторов в то время было обязательным для любого театра, который ставил этот спектакль. Как-то Михаил Ковальчик признался: «Помню, пошла полоса неудач. Пару дней сами сидели на воде и хлебе. И вдруг в почтовом ящике извещение на 670 рублей. И тут мы с благодарностью вспомнили дальновидность Василия Владимировича».
ЕЩЕ в Бресте Михаил прочитал в журнале «Наш современник» новую повесть Валентина Распутина «Последний срок», и у него сразу екнуло в груди: «Так это же о моей родне». Тут же загорелся инсценировать ее. Почти через десять лет ему удалось осуществить свою идею, которую поддержал худрук театра Борис Луценко. Спектакль был включен в репертуарный план, и режиссер-постановщик Михаил Ковальчик полетел в Иркутск, чтобы встретиться с автором, получить его разрешение и собрать этнографические сведения, материал по быту жителей Сибири для пущей достоверности спектакля. В самолете готовился встретить этакого сноба: как же, ведь уже знаменитость, его запоем читал весь Советский Союз. А Михаила встретил на своей «Волге» очень застенчивый человек.
На следующий день он пригласил гостя к себе домой. Потом они на барже по Байкалу переправились на другой берег. Жили в маленькой таежной деревеньке, откуда родом почти все герои этой повести. Пришлось окунуться совсем в иной мир. Все было необычно — и уклад деревенской жизни, и традиции, и характеры людей. Удивил и сам Распутин. Он не любил писать ручкой: у него наготове всегда был карандаш с твердым грифелем. Умело делал тыквенный пирог, оказался гостеприимным хозяином и приятным собеседником. Инсценировку одобрил: «Да, это моя повесть, ничего лишнего здесь не вижу». Хотя Михаилу пришлось дописывать некоторые диалоги, переставлять местами сцены и подстраивать текст под реальные театральные возможности. Это была хорошая проза. Поэтому она не сковывала фантазию постановщика.
Спектакль получился жизненным. Председателем приемной комиссии был Андрей Макаенок, который разволновался почти до слез. И все восхищался: «Ах, как зрело… Просто не по годам зрело». А потом объявил: «Сегодня у нас родился интересный режиссер».
РЕКТОР Белорусской государственной академии искусств Ричард Смольский предложил Михаилу Ковальчику набрать курс для музыкального театра. Михаил Станиславович засомневался: «У меня же еще работа в Волгограде, а это — не ближний свет». Но Ричард Болеславович уговорил. Пришлось несколько лет с Эмилией Михайловной, женой, вояжить по маршруту Волгоград—Минск. Смольский в шутку называл супругов спонсорами академии, потому что их зарплата была меньше, чем стоимость билета до Волгограда. Но Ковальчики тогда вдруг почувствовали щемящую ностальгию по родному дому. Потом они окончательно перебрались в Минск.
В 2012 году музыкальный театр Минска впервые проводит недельный фестиваль музыкального искусства «Наталия Гайда приглашает…». И тут Михаил Станиславович встречается с художественным руководителем театра Адамом Мурзичем, который через пару дней попросил: «Не могли бы вы прийти в театр? Тут Кондрусевич написал одну любопытную вещицу — белорусский мюзикл. Надо его послушать и высказать свое мнение». Владимир Петрович показал свой новый мюзикл «Софья Гольшанская». Адам Османович предложил доработать спектакль. Это было неожиданное приглашение в театр на разовую постановку. Режиссер и композитор трудились весь год. А когда спектакль вышел, он сразу же «потянул» на две престижные театральные премии Беларуси: «Лучший спектакль музыкального театра» и «Лучший режиссер спектакля музыкального театра». После чего Михаила Ковальчика зачислили в театр очередным режиссером и поручили ему поставить еще один мюзикл — «Шолом-Алейхем! Мир вам, люди!» по повести Шолом-Алейхема «Тевье-молочник». Премьера этой постановки — в декабре 2014-го, а уже в конце месяца директор Александр Петрович подписал приказ о назначении Ковальчика Михаила Станиславовича главным режиссером Белорусского государственного академического музыкального театра.
Владимир ЛАНДЕР
Фото из архива Михаила КОВАЛЬЧИКА
