Из любой страны всемирно известный художник Матвей Басов всегда возвращается в любимую мастерскую на улице Максима ТанкаВ Израильском культурно–просветительном центре с аншлагом прошла выставка белорусского художника Матвея Басова «Путь, которым я иду». Знатокам представлять Басова не нужно. Его отца, Израиля Басова, искусствоведы называют вторым Шагалом. Сегодня сын и продолжатель династии Басовых выставляется в галереях и крупнейших залах России, Украины, Голландии, Германии, Австрии, Бельгии, Испании, США...
Иногда он живет в Америке по полгода. Но всегда возвращается в свою скромную светелку — мастерскую на десятом этаже в заметном красном кирпичном доме на улице Максима Танка.
Американская пресса так пишет о Матвее Израилевиче сегодня: «Среди художников–ньюйоркцев Басов стоит особняком. В Нью–Йорке он показывает на выставках свои неординарные работы и заслужил такое признание, какого удостаивается не каждый художник: его приезда ждут, его работы охотно покупают, о них спорят». Мы же продолжаем считать Матвея Басова белорусским художником.
Не «второй Шагал», а первый Басов
— Никогда не хотели остаться в США навсегда?
— Нет. Мне очень хорошо работается в моей мастерской в Минске, в Беларуси. Хотя предлагали очень хорошие контракты в Америке. Но я не хочу. Если мне надо куда–то поехать, я еду. Свобода для художника обязательна. В идеале художник должен много ездить и много видеть. Быть свободным в своем мышлении, видеть разное искусство...
— Но примеры счастливых эмигрантских судеб у вас наверняка есть?
— Да. Скажем, Эрнст Неизвестный. Я был на его последней выставке в Нью–Йорке, разговаривал с ним. Он полностью себя реализовал. И это очень хорошо. Правда, кроме всего прочего, на момент отъезда у него уже была создана репутация диссидента. Но я считаю, что художник должен делать себе имя не на политике, а на творчестве.
— То есть вы не согласны с тем, что в топку успеха можно бросить все?
— Для меня очень важна чистота творчества. Видимо, я так был воспитан своим отцом. В Москве его коллеги делали себе громкие имена. Их называли диссидентами, сегодня они всем известны. А мой отец всю жизнь тихонечко работал у себя в мастерской.
— Кто–то из критиков написал, что ваш отец в искусстве осознанно выбрал путь изоляции...
— Я бы это так не назвал. Это не был путь изоляции. Он единственный из всех белорусских художников делал то, что умел, и так, как это понимал. Даже Заир Азгур ему говорил: «Ну напиши какой–нибудь индустриальный пейзаж! Тебе будет легче». На самом деле мы ведь плохо жили, всегда не хватало денег... Но он не ломался. Я думаю, понимание его творчества придет в ближайшее десятилетие. Через два года мы будем отмечать 90 лет со дня рождения отца. Надеюсь, Министерство культуры выделит средства на хороший каталог.
— Израиля Басова часто называют вторым Шагалом...
— Правильно. Но это не второй Шагал. Это — Израиль Басов. И я мечтаю, чтобы его наследие сегодня не растащили. Чтобы оно жило здесь.
— А что, есть такая опасность?
— Конечно. Все мы не вечны. И я беспокоюсь об этом. Хочу, чтобы люди видели работы отца в первую очередь здесь.
Обмануть художника может каждый
— Фактически ваш отец получил широкое признание после смерти, а вы — после того, как ваши работы вызвали ажиотаж за рубежом.
— Возможно... Нет пророков в своем Отечестве. Но я считаю, что признание, которое заслуживает талант отца, он еще не получил... Да, я нес этот крест, связанный с отцом, конечно. Когда он умер, у меня забрали мастерскую в центре города. Я был членом Союза художников, у меня не имели права ее забирать. Это грязная история, все художники о ней знают... За границей меня часто спрашивают: «Как к вам относятся в Беларуси?» Я всегда отвечаю — прекрасно. И это правда. Но вот этот факт, который болью лежит на моем сердце, я там не расскажу. Потому что эта несправедливость была связана прежде всего с господствующим на то время направлением в искусстве.
— А как вашу живопись воспринимают в Америке?
— Очень хорошо. У меня много статей, положительных рецензий, предложений. Это при том, что в одном Нью–Йорке — 350 тысяч художников. Выставиться там считается за счастье...
— А вы научились себя продавать?
— Нет, я не умею этого делать. Я умею стоять у мольберта. Заниматься продажей должны другие люди. А художника вообще легко обмануть. Можно взять у него, например, десять картин и «забыть» об этом. А как ему жить, об этом никто не думает. Говорят: «Ой, ну ты же такой известный, а картина такая маленькая, ну подари нам ее». Иногда даришь. Мне трудно отказывать людям. Особенно пожилым. Но никто не думает о том, как художнику платить за аренду мастерской, за что покупать краски... Хотя богатство я ненавижу. Главное, чтобы денег хватало на то, чтобы творить дальше.
Искушение рынком
— Сегодня многие художники поддались искушению рынка, — говорит Басов. — Да, надо жить, выживать. Но в то же время важно устоять перед соблазнами. Если ты делаешь то, что нравится всем, — задумайся. Благословение Господь дает один раз. И если ты его продал... Я считаю, что компромисса в искусстве быть не должно. Как ты понимаешь, как чувствуешь, так и должен работать...
И еще, надо все время учиться. Я это делаю каждый день, несмотря на то, что, мягко говоря, уже немолод. Все время экспериментирую. Если картина у художника получилась именно такой, как задумывалась, — это не мой стиль. Я — за эксперимент. Иначе пойдут повторы...
Эпилог
День клонился к закату, у мастера на холсте сохла новая работа. Пейзаж... Сегодня его ждут в Нью–Йорке — в центре Манхэттена на Пятой авеню у Матвея Басова скоро откроется новая выставка, потом — выставка в Москве. Ведутся переговоры с Францией... Сегодня ему по праву суждено испить чашу славы, не доставшуюся в свое время его отцу...
