Я только сейчас поняла, какая удивительная у меня была Ирина Николаевна, учитель русского языка и литературы. В пятом классе она разделила нас на две группы и затеяла дебаты: нужно ли было Александру Сергеевичу вызывать на дуэль Дантеса или правильнее было бы отправить примирительное письмо? Предварительно педагог провела допзанятия для каждой из групп, снабдив подробностями и фактами. Мы еще сами неделю выискивали в библиотеке нужную информацию, отмечая, что «вот теперь мы их замочим!». Были выбраны основные ораторы и составлен план ведения диалога. В назначенный день мы прибыли в кабинет литературы.
— Вам капец! — пригрозил «наш» Гришин.
Вообще, вести спор о Пушкине для Гришина было делом непривычным, и особенно неприятно он себя чувствовал, когда Ирина Николаевна сообщила, что переходить на личности, оскорблять, унижать и применять физическую силу в дебатах недопустимо. За это она обещала дисквалифицировать участника и наложить штраф на всю группу. Мы знали, Гришин — слабое звено, потому на всякий случай пообещали его «прикончить, если сорвется на хамство».
— Все будет нормально, — неубедительно буркнул Гришин и налился кровью.
Тишина. Ирина Николаевна зачитывает информацию об историческом эпизоде.
— 27 января (8 февраля по старому стилю) на окраине Санкт–Петербурга, в районе Черной речки близ Комендантской дачи...
Я сижу и повторяю про себя факты, которые толкнули «Пушкина — наше все!» на этот поступок, и думаю, что он не мог поступить иначе. Дантес — провокатор, не было бы второго вызова, случился бы третий. Они слишком хорошо знали страстный характер поэта.
Оппоненты отвечают нам фактами, доказывающими, что Пушкин был еще тот задира. И дело не в провокации, он де сам искал ТАКУЮ смерть, иначе не ввязывался бы в дуэли почти два десятка раз, правда, из всех им инициированных поединков состоялось только четыре. И в этот раз можно было бы избежать стрельбы. И нужно было!
Гришину дали слово.
— Ну... Пушкин... Великий русский...
Кто–то из противников захихикал.
— Гришшшин, — зашептали мы. — Не отвлекайся!
— ...Даже смерть Пушкина стала символом и вошла в историю. Мог ли он прожить до седин и умереть от старости? Написать больше, чем написал? История не знает приставки «бы». 29 января 1837 года (10 февраля по старому стилю) Пушкина не стало. Он прожил недолгую жизнь. Но все знают: гениальность стихов в том, что там нет ничего лишнего. Эта дуэль была последней строкой жизненной поэтической истории Александра Сергеевича Пушкина. И, видимо, иначе быть не могло. По крайней мере, в судьбе великого русского поэта.
Мы всей группой писали речь Гришину, и он ее прочел отлично. Просто, может, немного волновался и заикался, но в этом было столько трогательности. Мы выиграли дебаты с небольшим отрывом. А вечером возле школы Гришин уже валялся в снегу с пустившим опрометчивый смешок Костиком. И надавал ему по первое число.
Я вспомнила эту историю на днях, когда задала на своей странице в соцсети вопрос друзьям, какой же из ноутбуков мне приобрести для работы и досуга. И вот когда жаркие дебаты между любителями «яблочной» линейки и всеми остальными пользователями портативных компьютеров стали накаляться, я поняла, что ввязалась в нешуточную драку. Горячее было только тогда, когда я стала спорить с мамашами о целесообразности прививок от гриппа. И еще один раз полыхнуло, когда сцепились веганы и мясоеды. Ах, это захватывающее ощущение стремительно меняющегося мира и падения масок, когда аргументы и факты, только что произнесенные вполне вежливо, спустя минуту переходят в разряд весьма доступных для всеобщего понимания определений типа «глупая курица» (в случае с прививками) и «безмозглые понтовщики» (любителям «яблок»). Это вам не технические характеристики выслушивать! Про веганов вообще было сказано: «У вас латук вместо мозгов!»
Ирина Николаевна учила нас вести спор, забыв совершенно, что есть такая народная забава — на досуге «убить» друг друга из–за расхождений во мнениях. И Гришин отменно проиллюстрировал всю широту, весь диапазон славянской души — и Пушкина в споре отстоял, и дал в нос противнику. Это еще хорошо, что мы выиграли тогда, потому что проигрыш мог быть Гришиным не понят и вовсе. А тогда уже не один нос был бы бит.
И не то чтобы мы темные какие–то, дремучие. Просто спорим не для того, чтобы выслушать противника и принять его мнение. Нам только один вариант подходит — чтобы приняли НАШЕ! Иначе в снег... Как Пушкин и Гришин.
Т.С.
sulimovna@rambler.ru
Советская Белоруссия № 237 (25119). Пятница, 9 декабря 2016
