Фото Артура ПРУПАСА.— Когда в 2008 году закончил со спортом, сразу встал вопрос «Что делать?». По первому времени, например, друзья устроили — грибами занимался... В Барановичах у них теплицы были, в них шампиньоны росли. Причем выращивали, как оказалось, чуть ли не со времен СССР, а уже потом создали совместную компанию. Я, правда, с ножиком и корзинкой по парникам не ходил: в основном возил директора на машине. То в Барановичи, то в Минск на совещания... Но потом понял, что долго так не смогу — нужно куда–то двигаться, развиваться. Посидел, подумал и решил вспомнить увлечение молодости. Я ведь с детства всякой техникой занимался, компьютеры сам собирал.
— На продажу?
— Нет, для друзей. Покупал комплектующие, собирал, улучшал... У кума фирма по ремонту компьютеров была, в свободное время между тренировками часто к нему заглядывал: посмотреть, помочь... Так и научился, а хобби, как оказалось, пригодилось. Сначала устроился в фирму по ремонту компьютеров, а потом открыл свою точку на рынке. Ремонтирую все, что угодно: хоть пылесос, хоть микроволновку — с любой техникой договориться можно.
— А не свербит в душе, что ты, некогда один из самых перспективных спортсменов, призер чемпионата мира, сидишь на рынке с отверткой?
— Я спортом наелся. 22 года ему отдал, причем последние несколько лет для меня сложились очень тяжело. Врачи никак не могли определить, что происходит с ногой. Начинаю восстанавливаться, готовиться к Олимпиаде в Пекине — травма. Только прихожу в себя — опять... УЗИ, делали, МРТ — все без толку. Решилось все только на сборе в Украине: тамошний массажист посмотрел на мою ногу и говорит: парень, так у тебя же разрыв мышцы! Самое интересное, что я после операции еще сумел вернуться, но когда перед чемпионатом мира на одной из тренировок снова почувствовал боль, все понял. Подошел к тренеру и сказал: «Спасибо, я ухожу».
— Пытался понять, из–за чего так получилось?
— Думаю, из–за перегрузок. Где–то пересушился, где–то недосмотрел... У меня ведь в то время по 15 стартов только в зимнем сезоне выходило.
— Зарабатывать пытался?
— Не только: соревновательную практику никто не отменял, соперников нужно было изучать. Но и деньги лишними в то время точно не были. А у меня семья, ребенок маленький, родителей в Минске, которые могли бы помочь, нет. Я ведь сам из Жлобина, перебивались по съемным квартирам. Пока молодой был, прыгал вообще везде, где предлагали. Потом стал более избирательно подходить. В то время составить себе удобный календарь несложно было. В Европе много стартов — только переезжай из одного города в другой.
— На этих турнирах можно было хорошо заработать?
— Вполне. Это сейчас, считай, из коммерческих турниров остались лишь Бриллиантовая лига да Гран–при. В те же годы, если ты сделал себе имя, то потом оно работало на тебя. На многих соревнованиях спортсмены, например, и вовсе получали «приездные» деньги. Как в теннисе: независимо от того, как выступил, какую–то сумму все равно получал только за появление в секторе. Неудивительно, что из Чехии, Словакии и Германии мы не вылезали. Там очень любят прыжки в высоту. Часто приходилось выступать даже в обычных баскетбольных залах: укладывали покрытие, включали музыку и продавали билеты. И, кстати, народу собиралось битком. Сейчас что–то подобное в Беларуси пытается организовывать Вадим Девятовский, проводя соревнования по прыжкам в торговых центрах. В нынешнем году, например, в «Столице» ребята выступали — люди интересовались. Для белорусов подобные шоу еще в диковинку, а я на этом с конца 90–х годов вырос. Застал и Чарльза Остина, и Хавьера Сотомайора... Эти ребята мне, тогда еще ребенку, казались вообще какими–то космическими пришельцами. Так, как Сотомайор прыгал, сейчас никто не может. Кубинец в атлетике чем–то напоминал Майкла Джордана в баскетболе. Как он разбегался! Грациозность, пластика, идеальное попадание в движение... Такие рождаются один на миллион, хотя общий уровень с тех пор заметно вырос. В последние годы появились Мутаз Баршим, Богдан Бондаренко, Иван Ухов, которые могут и на 2,43 взлететь.
— Самый загадочный персонаж из перечисленных, пожалуй, Иван Ухов...
— У нас с ним, кстати, один менеджер был. Поездили немного вместе по турнирам. Нормальный парень, очень умный, начитанный. Возможно, на экране он кажется специфичным и эпатажным, но в жизни с ним приятно общаться. Да и манера выступления у него своеобразная, силовая — он ведь начинал с метания диска.
— После твоего ухода прыжки в Беларуси оказались в глубокой яме, выкарабкиваться из которой начали лишь в последнее время...
— Тренеров–то нет. Валентин Курдюк в свое время, например, вел еще Олега Жуковского, который аж в 1995 году установил неизменный до сих пор рекорд Беларуси в помещении — 2,33. Потом Курдюк надолго уехал работать в Эмираты... Сейчас он вернулся — начали появляться результаты. А молодых специалистов так и не появилось. В длине и тройном аналогичная ситуация. Разве что в Гомеле Дмитрий Селиверстов работает — мой ровесник, с которым вместе когда–то учились.
— Сегодня чаще говорят про другого Селиверстова — Павла, который в 20 лет оказался одним из лидеров европейского рейтинга и бронзовым призером чемпионата Европы в Белграде...
— Павел очень впечатляет. Мы с женой смотрели по телевизору чемпионат Европы, очень за него переживали. Выдержать такую сложную квалификацию и финал на следующий день очень непросто. Селиверстов справился, и это, как мне кажется, весьма важный момент. Большинство из тех, кто впоследствии зарабатывал себе мировые имена в прыжках, начинали именно так, с места в карьер. Юниорский мировой рекорд серба Драгутина Топича, кстати, до сих пор стоит на уровне 2,37, а он его, между прочим, в 19 лет поставил.
