Константин Кузнецов: хорошие артисты получаются из тех, кому приходится все время что-то доказывать

Проза и поэзия балетной жизни

О достижениях народного артиста Беларуси Константина Кузнецова можно говорить долго. Как и перечислять все партии, исполненные им на сценах Музыкального и Большого театров, или страны, где он гастролировал, или балеты и хореографические миниатюры, в постановке которых участвовал… Вот только сам Константин не любит высокопарных слов. Говорит, что просто с удовольствием делает работу, которая ему интересна. Сам или в паре с женой — балетмейстером-репетитором Юлией Дятко. Мы поговорили с ведущим мастером сцены Большого театра Константином Кузнецовым о табу в хореографии, сотрудничестве с Раду Поклитару, семейных традициях и многом другом.


— Константин, чтобы заниматься балетом, вы уехали из Смоленска в Минск. Была настолько сильная любовь к танцу?

— Все более прозаично. Впрочем, как и все в моей жизни. Хотя со стороны и кажется, что балет — это сплошная романтика. Просто родители хотели, чтобы кто-то из их детей танцевал. И в Смоленске, где мы жили, меня и старшего брата отдали в народный театр балета. У брата с танцами как-то не сложилось. Вся надежда оставалась на меня. О наборе детей в хореографическое училище в Минске узнали от белорусских родственников — они прислали вырезку из местной газеты с объявлением. «А давай поедем», — предложили родители. Я и не сопротивлялся. Не совсем понимая, зачем это делаю, прошел все экзаменационные комиссии, а конкурс в то время был больше десяти человек на место. И вот так совершенно случайно в возрасте 10 лет я оказался в общежитии в Минске. 

— В одном из интервью вы вспоминали, что 8 лет в минском хореографическом училище были лучшим временем в вашем детстве и отрочестве. Но ведь вы были в незнакомом городе, среди чужих людей… Вас, мальчишку, это не пугало?

— Это было так интересно! К тому же жизнь учащихся была очень грамотно организована. Мы находились под постоянной опекой воспитателей. В общежитии нам помогали старшеклассники. Учили нас стирать, утюжить и так далее. И, честно говоря, сиротливой тоски по дому я не ощущал. Возможно, потому, что некогда было. Учеба занимала очень много времени. И сегодня будущие танцоры так же занимаются. Старшая дочь Анна учится в хореографической гимназии-колледже: уходит к 8 утра, приходит в 6—7 вечера, если нет репетиций и спектаклей.

— Когда пришло осознание, что балет — не просто увлечение, что вы обязательно свяжете с ним свою жизнь?

— С первых дней в училище нам пытались донести, что мы получаем элитную профессию. Мы этим очень гордились. В то время как наши сверстники ходили в обычные школы, у нас были студенческие билеты. К тому же в средней школе в классах было по 30 и больше человек, а у нас учились 8 мальчиков и 8 девочек. Мы чувствовали себя избранными. Понимали, что нам дана путевка в другую, особую жизнь. Ведь я мог учиться в ПТУ и стать, скажем, хорошим сантехником. Но судьба распорядилась по-другому. А вот созревание «балетных мозгов», назовем это так, произошло намного позже. Если бы мозги того артиста, который пришел после окончания училища в театр, дали мне в середине обучения, думаю, результат был бы еще более впечатляющим.



— Говорят, есть ребята, по которым сразу видно — они обязательно добьются успеха на сцене. Другим же приходится все доказывать. Вы к кому себя причисляете?

— По правде говоря, не всегда угадаешь, получится из танцора хороший артист или нет. Бывает, приходит мальчик, смотришь на него — премьер. Но начинаешь с ним работать — ничего не выходит. Нет ни характера, ни стержня… Ребята, одаренные природой, привыкают, что им все легко дается. Но без тренинга, наработки они быстро изнашиваются, ломаются и уходят из профессии. Как правило, хорошие премьеры получаются их тех, кому приходится все время что-то доказывать.

— И вам, я так понимаю, приходилось как раз доказывать? 

— Да, и прежде всего самому себе. 

— Когда вы переступили порог хореографического училища, судьба определила не только вашу профессию, но и личную жизнь. Именно там вы встретили свою будущую жену Юлю. Сразу выделили ее из тех 8 девочек, что учились с вами в классе?

— Я бы мог придумать красивую историю: «Как только наши взгляды встретились…» Но когда мы познакомились, нам было по 10 лет. И чувства родились, конечно, намного позже, уже во второй половине обучения. Причем все было как-то естественно, просто и понятно. Тем более ближе к выпуску из нас начали формировать пары — по росту, весу, темпу… Мы с Юлей совпали. И выпускались уже парой. Считаю, нам очень повезло друг с другом. Все достижения в профессии у меня случились благодаря тому, что Юля всегда была рядом. И наоборот, думаю, тоже. Все наши конкурсы, премьеры, постановки, гастроли — мы всегда были рядом, работали вместе.

Алексей Каренин в премьерной постановке Ольги Костель по роману «Анна Каренина».

— В Музыкальном театре, куда вас пригласили сразу после выпуска, вы проработали с Юлей около пятнадцати лет. Чем особенно дорого это время?

— Мы тогда попали в очень благодатную среду, когда создавалась практически с нуля балетная труппа Музыкального театра. У нас был очень сплоченный коллектив. Главный балетмейстер Нина Николаевна Дьяченко сумела собрать единомышленников. Мы понимали, что делаем что-то, чего в Беларуси никогда не было, а именно вторую профессиональную балетную труппу. Мы с Юлей стали центром этой труппы. Участвовали в первых спектаклях, первых гастролях, первых конкурсах... На нас Раду Поклитару начал ставить первые современные постановки. За что ни возьмись — все было в первый раз. А в Большой театр мы уже пришли зрелыми танцовщиками со сложившимися репутацией и репертуаром. К слову, мы стали первыми солистами балета, кого пригласили из Музыкального театра в Большой.

— А как началось ваше сотрудничество с Раду Поклитару?

— Нашу труппу пригласили на «Бетховенские вечера» в Бонн. Нина Николаевна Дьяченко должна была поставить хореографическую миниатюру. Не помню, по каким именно причинам у нее не получалось сделать нам с Юлей дуэт. Нина Николаевна предупредила, что приедет хороший парень и поработает с нами. Раду в это время учился на хореографа в Белорусской академии музыки. Он приехал и поставил нам дуэт. Потом еще и еще… Нам нужны были номера, ему — артисты, на которых он мог бы показывать свои студенческие работы. Так и закрутилось.

Константин Кузнецов и Юлия Дятко в балете «Дон Кихот» Л. Минкуса.
Фото из архива Большого театра Беларуси

— Сейчас с Раду общаетесь?

— Конечно! В ноябре провели шикарную неделю в Витебске. Я был приглашен в жюри XXXII Международного фестиваля современной хореографии, Раду был председателем. 

— А что подвигло вас самому взяться за постановки? Была некая внутренняя потребность?

— Я мог бы сказать, что каждый художник мечтает выразить себя, но нет… На самом деле возникла вынужденная ситуация. Был период, когда многие артисты ездили на конкурсы. Обязательным условием участия было наличие одного-двух современных номеров. Купить хореографию можно, но она стоит денег. Если заказать постановку именитому хореографу, придется ехать в другую страну, а это опять же лишние расходы. При этом не факт, что получится номер, ведь хореограф должен хорошо знать артистов. Были у нас в театре молодые ребята с хорошим потенциалом, которые собирались на конкурс. Но современных номеров у них не было. Денег тоже. Мы с Юлей готовили их как репетиторы. Не бросать же ребят! Одному сделали номер, второму… 

Гара-Мелик в балете Ольги Костель на музыку П. Бюльбюль оглы «Любовь и смерть».

— А планы на будущее есть?

— Планов много. Вплоть до эскизов у нас расписан балет «Семь смертных грехов», пытались замахнуться на «Отелло»... Но как-то все затормозилось. Собрано несколько хореографических миниатюр. Но нет артистов, которым нужны такие номера. Сейчас в труппе Большого театра такой период, когда молодые горячие артисты выросли из конкурсов, а новички, которые приходят в театр, еще недотягивают до конкурсных уровней. Да и фанатиков, которые готовы ездить на конкурсы, самостоятельно готовить номера, репетировать по ночам, с каждым годом всем меньше.

— Есть у вас как у хореографа некие табу?

— Есть некая профессиональная этика — скажем, нельзя брать чужое. А все табу определяются вкусом хореографа и возможностями исполнителя. Иногда бывает, хореография хорошая, но танцовщик никакой, поэтому выглядит все плохо. А бывает, номер простенький, но как артист его исполняет!

— Остались мечты-спектакли? Или понимаете, что все, что могли, уже станцевали?

— Как говорил Ирек Мухамедов, «можно станцевать Ромео и в 45, но ему 16». ­По-хорошему, я уже натанцевался. Но интересно было бы повозиться с какими-то пластическими, характерными ролями. Повезло поучаствовать в балете «Анна Каренина». Я выходил на сцену и Карениным, и Стивой. Это не столько танцевальные роли, сколько эмоциональные.

— В «Анне Карениной» вы не только танцевали, но и выступали в качестве ассистента постановщика. Каково быть и по одну, и по вторую сторону спектакля?

— Это очень интересный и полезный опыт. Считаю, танцовщику намного проще, чем хореографу. В большинстве своем исполнитель пришел в зал, выполнил поставленную задачу и ушел со спокойной душой домой. А хореограф постоянно думает: дома, по дороге на работу, после репетиций… Когда начинаешь сам что-то ставить, репетировать с другими, понимаешь, как должны работать связки постановщик — артист, репетитор — танцовщик.

  Сцена из балета «Корсар».   Шут в «Лебедином озере» П. Чайковского.


— Вы много работаете как педагог-репетитор. Как считаете, вы строгий учитель?

— Я незлой. Но рявкнуть иногда могу. Не люблю, когда на репетиции сопли жуют и тратят эмоции впустую. Поэтому обычно репетиции проходят на позитиве. Пришли, отработали в темпе, ушли. Но если накануне у танцовщиков был тяжелый спектакль — большой отдачи не жди. И рычать на них бесполезно. Сломать артиста, заставив работать тогда, когда он не может, очень легко. Поэтому педагог должен быть немного психологом и чувствовать своих учеников. Вообще, считается, что эффективно работать в зале танцовщик может только час. Потом внимание притупляется. Ты можешь заставить танцовщика работать, но на следующий день он все забудет, и придется повторять заново.

— Константин, вы выступали на театральных площадках разных стран. Балет везде воспринимают одинаково?

— Все зависит от традиций стран и даже городов. Взять для примера Москву с десятками балетных трупп. Зритель там избалован. Он может выбрать, на какое «Лебединое озеро» ему пойти, и потом еще кривить носом: этот артист танцует как-то не так. Наш зритель более благодарный. В то же время он достаточно консервативен, приучен смотреть спектакли в одной и той же стилистике на протяжении многих лет. Если сейчас рванем в модерн, нас просто не поймут. Да и труппа наша к нему не готова. Но возьмем, к примеру, Голландию. Там смотрят классику, причем с удовольствием. Но для голландцев это некий архаичный вид. Современная хореография находится у них просто на недосягаемом для нас уровне. Спектакли Netherlands Dance Theatre — это просто какой-то другой мир. Публика у нас воспитанная, но ее воспитание — процесс постоянный. Мы должны учить ее воспринимать балет, и балет разный.

— С какого возраста, как вам кажется, стоит начать знакомство ребенка с театром, чтобы воспитать хорошего зрителя?

— Чем раньше, тем лучше. Но для этого нужен специфический балетный репертуар. У нас в этом плане провал. Многие из тех спектаклей, что были, уже не идут. Например, «Доктор Айболит». Возможно, детский балет не самый кассовый, но он обязательно должен быть. Только так дети приобщаются к театру. Невозможно взять 15-летнего подростка, привести на спектакль и сразу очаровать театром. Наша дочь Аня уже через месяц после рождения была в балетном зале — родители приходили в форму. Почти с самого рождения она знакома с театром. Но и ее в определенном возрасте на «Лебедином озере» можно было удержать только с помощью конфет. Другое дело — детские адаптированные спектакли. В Киеве, например, есть Театр оперы и балета для детей и юношества, где идет много балетов для маленьких зрителей — начиная от «Пети и волка» и заканчивая спектаклем «Жил-был Пес». Возможно, не каждый артист мечтает сыграть роль в таких постановках, тем не менее они очень важны. Новый генеральный директор Большого театра Александр Петрович в одном из интервью упомянул, что будет возрождать детский репертуар. Думаю, для многих это очень приятная новость.

— У вас с Юлей две прекрасные дочери. Как удается балансировать между работой и семьей?

— Если бы не поддержка родителей Юли (мои, к сожалению, нас покинули), было бы в разы сложнее. Приходится иногда выкручиваться. С Аней в переноске ходили сдавать экзамены в академию. С Викой спустя месяц после ее рождения были на премьере «Саломеи». У очень немногих балетных детей получается дистанцироваться от театра. Бывают дни, у нас тут по коридорам Большого по пять-десять детей бегают.

— Старшая Анна учится в Белорусской хореографической гимназии-колледже. Это желание родителей или в первую очередь дочери?

— Конечно, мы прислушивались к мнению дочери. Хочешь попробовать — пойдем поступать. Не хочешь — не будем. Несколько лет Аня занималась фигурным катанием. Но особых успехов там не делала. Да и отдавали мы ее туда в первую очередь, чтобы укрепить здоровье. Поэтому катание Аня оставила, решила попробовать себя в балете. Вот пробует уже четвертый год. 

— Младшую Вику тоже в балете видите?

— Ей еще только год и три. Ничего не хотим прогнозировать. Время покажет. Возможно, она на пианино будет здорово играть.

— Как обычно отмечаете праздники? Есть ли семейные традиции? 

— Традиции подстраиваются под суровую жизненную необходимость. Когда были моложе, чаще выбирались в гости. Когда Аня подросла, брали ее всюду с собой. Она ездила с нами даже в Голландию к друзьям встречать Новый год. Но последние два года ситуация немного другая. Вика совсем малышка. Куда тащить ее с собой? Поэтому все праздники отмечаем тихо, по-семейному, в компании самых близких людей и двух джек-рассел-терьеров. 

— Семья как институт переживает кризис. Каждый второй брак заканчивается разводом. В чем секрет крепких семейных уз, на ваш взгляд?

— Должны быть терпение и компромисс. На одних «мимими» брак не вытянешь. А вообще, говорят, есть два вида любви. Один из них — «милая, я подарю тебе букет из тысячи роз». А второй — «глупышка, почему без шапки?». Так вот второй мне больше по душе. Любовь — это не всегда бриллиант, подаренный с крана пожарной машины в окно. Это и вовремя приготовленный завтрак, и поставленная в нужное место чашка, потому что ты знаешь, что твой близкий человек пьет чай только из нее. В этих мелочах и есть все секреты.

mila@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter