"Удалили у японца американскую печень и пришили белорусскую." Олег РУММО о работе трансплантологов

Пройтись по родне

В Закон «О трансплантации» хотят внести изменения. Сегодня по законодательству донором может быть только родственник первой линии, если говорить о прижизненном донорстве. Это слишком узкий круг, и, вполне возможно, он будет расширен. Об этих и других планируемых изменениях мы поговорили с директором РНПЦ трансплантации органов и тканей Олегом РУММО, а заодно пообщались с пятисотым пациентом, которому пересадили новую печень.

Фото Виталия ГИЛЯ

Изменения в закон о трансплантации рассматриваются в Палате представителей. Трансплантологи ожидают, что новые нормы позволят им спасать еще больше людей. Впрочем, и без таких законодательных новаций новую печень, а вместе с ней и жизнь обрели у нас в стране уже более 500 человек. Команда РНПЦ трансплантации органов и тканей делала пересадки сложнейшим пациентам, от которых открещивались врачи с мировым именем. Об этом направлении детально нам рассказал директор центра Олег РУММО.

— Чтобы в мировом сообществе заговорили о том, что где-то есть трансплантация, надо сделать хотя бы сто операций и желательно потратить на эти процедуры не 25 лет, а гораздо меньший срок. Если делать четыре вмешательства в год, программы, считай, нет — просто удовлетворение собственных амбиций. А вот когда центр выполнил более 500 пересадок, с ним уже считаются. Постепенно мы вышли на 70 трансплантаций печени в год. Коллектив наш состоялся. Опыт служит мощным фундаментом для научных исследований, подготовки молодых кадров и движения вперед. К нам прислушиваются, и наше профессиональное мнение играет очень серьезную роль. Сегодня на постсоветском пространстве только два центра перешагнули этот рубеж — Национальный медицинский исследовательский центр трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И. Шумакова в России и мы, хоть и начинали гораздо позже, чем целый ряд российских центров.

Донорская печень отторгается реже, чем другие органы

— Куда вас приглашали проводить трансплантацию?

— Мы выполнили первую операцию по пересадке печени в Казахстане, как детскую, так и взрослую. Обучаем специалистов из многих стран. Украина, Грузия, Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Туркменистан, практически все регионы России, Молдова, Монголия – отовсюду люди приезжают к нам учиться. Они обязательно эти операции видят и участвуют в них.

— Какие из этих пятисот самые уникальные?

— Их много. Не мы шли за этими операциями. Пациенты, которых приходилось спасать, были настолько тяжелые. В памяти всплывает Женя Смирнов. Шестнадцатилетнего парня прооперировали в 2009 году. Отравился бледной поганкой. Привезли из Гомеля. Находим печень умершего пациента с гепатитом С. По всем документам трансплантацию делать нельзя. Родители умоляют: «Пересаживайте с каким угодно гепатитом, только спасайте». Мы в Минздрав. Там говорят: если речь о спасении ребенка – работайте! Пациента спасли, вылечили вирус. Сегодня он работает тренером.

Лиане Буйновец шел второй годик. Бабушка дала ей ложку грибного супа. В семье горе: умерла от отравления сама бабушка, умирает внучка. У девочки острый некроз печени. А донора нет. И тут погибает восьмимесячный ребенок. Родители дают разрешение на забор органов. Все это происходит в течение суток. Сегодня девочка уже школьница.

В 2012 году по просьбе правительства Израиля делали пересадку бывшему директору Моссада. Шум стоял на всю страну. Оказались тогда под прицелом СМИ всего мира. Ответственность колоссальная. Пациенту отказали в ведущих центрах многих стран. Он на грани. После предварительной консультации со мной сказал, что будет оперироваться только здесь. Поверил в нас. Выполняем ему операцию, а потом чуть ли не молимся, чтобы поправился. Поразительно, но пациент запрещал вводить ему какие-либо снотворные после операции, понимая, что владеет государственными секретами. Очень эмоциональная история. Такой опыт порой стоит многих лет работы.


Приехал пациент из Японии. Ему уже делали пересадку печени в США. Донорский орган прослужил семь лет. Потом вышел из строя. Получилось, что мы у японца удалили американскую печень и пришили белорусскую. Через десять дней поправился и уехал домой. Занимается дайвингом. Считает себя отчасти белорусом.

Был очень сложный случай, когда оперировали совсем молодую женщину с сочетанной трансплантацией печени и почки да еще полным тромбозом воротной вены. Проделали сложную сосудистую реконструкцию. Через два года она родила здорового малыша.

Эти все события эмоционально действуют на коллектив. Мы осознаем, что делаем очень важное дело.

— Что же побуждает вас браться за таких пациентов, от которых отказываются именитые хирурги?

— Когда видишь, что человек умрет не сегодня завтра, надо взвесить, рассчитать, понять, что сможешь сделать. И тогда идешь в операционную и абсолютно не боишься. Я категорически против авантюры в медицине. Никто не давал нам права ставить на людях эксперименты. Врач может выполнять ту или иную процедуру в рамках своей компетенции, допустимого профессионального риска. Если я знаю, что моя операция бесполезна, никогда не буду ее делать.

— Какие изменения появятся в законе о трансплантации?

— Мы внесли два предложения. Сегодня по законодательству донором может быть только родственник первой линии, если говорить о прижизненном донорстве. Слишком узкий круг. В мировой практике есть еще двоюродные сестры-братья, эмоциональные доноры, подруги, друзья. Хотим, чтобы и у нас это стало возможным. И второе: донация должна быть безвозмездной. Не надо жертвовать собой, чтобы стать инвалидом. Большая часть родителей, дети которых нуждаются в пересадке, мотивированы отдать свой орган, но если мы видим, что здоровье жертвователя может пострадать, операцию не делаем.

Также хотим активизировать международное сотрудничество. Есть международное трансплантационное сообщество. Мы развили свою мощную систему. Она котируется в мире. Но когда у нас что-то экстренное, нам не хватает донорских органов. Надо обмениваться с другими. Самим иногда давать кому-то.

— Возможна ли у нас встреча реципиента и родственников донора, как это происходит в других странах?

— Инициатива в таких вопросах должна исходить от людей.

— Какие еще операции думаете освоить?

— Мы движемся вперед. Мы оперируем лучше. В два раза быстрее. Наша задача — спасти человека, которого раньше нельзя было спасти. Нет в мире такого оборудования, которое невозможно иметь у нас. Сейчас действуем в рабочем режиме. Научные проекты идут. Пациенты поправляются. Идеи воплощаются. Сегодня нет задач, которые мы не могли бы решить. А завтра, не исключено, появятся. И нам придется делать операцию, которую, может быть, никто не делал.

ЯЗЫКОМ ЦИФР

Из первых 10 пациентов с донорской печенью 9 жили больше восьми лет. Сейчас живы 8. По прогнозам, выживаемость половины реципиентов больше 20 лет. 70% живут более 10 лет. Сегодня после пересадки печени живы 85% прооперированных.

drug-olya@yandex.ru
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter