2 июля 1961 года он проснулся, как всегда, рано. Домашние еще спали. Надел свой роскошный «императорский» красный халат и спустился в подвал, где хранилось оружие. Он долго не думал. Взял двустволку знаменитого итальянского мастера Бернарделли, поднялся в свой кабинет, приставил дуло к голове и нажал на спусковой крючок. Выстрелом ему снесло полголовы... Так сегодня описывают уход из жизни Эрнеста Хемингуэя — человека, однажды назвавшего мир прекрасным местом, за которое стоит бороться.
Борьба за мир в 1961 году разворачивалась в поистине космическом масштабе. 12 апреля человек впервые посмотрел на Землю из космоса, а спустя неделю после полета Гагарина «Советская Белоруссия», как и другие газеты СССР, вышла с первополосным заявлением советского правительства.
«Правительство Республики Куба сообщило, что утром 15 апреля самолеты типа американских бомбардировщиков «Б–26» подвергли варварской бомбардировке отдельные районы столицы Кубы... Среди мирных жителей имеется много убитых и раненых».
Сегодня уже хорошо известно, что операцию по свержению правительства Фиделя Кастро запланировал президент Эйзенхауэр, а реальный приказ о вторжении американских войск на Кубу отдавал уже мистер Кеннеди. Это ему адресовал свое послание Хрущев. «Господин президент, я обращаюсь к Вам с этим посланием в тревожный час, чреватый опасностью для мира во всем мире. Против Кубы начата вооруженная агрессия. Ни для кого не секрет, что вторгшиеся в эту страну вооруженные банды подготовлены, снабжены и вооружены в Соединенных Штатах Америки. Самолеты, которые подвергают бомбардировке кубинские города, принадлежат Соединенным Штатам Америки, бомбы, которые они сбрасывают, предоставлены американским правительством. Все это вызывает у нас, в Советском Союзе, у Советского правительства, советского народа, понятное чувство возмущения... Сейчас еще не поздно предотвратить непоправимое. Правительство США еще имеет возможность не допустить, чтобы пламя войны, зажженное интервентами на Кубе, переросло в пожар, справиться с которым будет невозможно. Я обращаюсь к Вам, господин Президент, с настоятельным призывом положить конец агрессии против Республики Кубы. Военная техника и мировая политическая обстановка теперь таковы, что любая так называемая «малая война» может вызвать цепную реакцию во всех частях земного шара» («Послание Председателя Совета Министров СССР Н.С.Хрущева президенту США Д.Кеннеди», 19.04.1961).
И еще одно свидетельство истории: 17 апреля коммандос высадились на пляж Плайя–Хирон в заливе Свиней, но уже через два дня были безжалостно разбиты.
«Ваш корреспондент разговаривал с десятками пленных. Они заявляют, что стали «жертвами подлых янки». «Нас высадили сюда американцы; они нас подло обманули; они нам говорили, что мы — освободители Кубы от коммунистического рабства; думали, что будем сражаться с русскими, китайцами и с чехами, что к нам сразу присоединится весь кубинский народ; нам твердили, что кубинцы уже ведут повстанческую борьбу против Фиделя, Рауля, Че, Дортикоса; мы жестоко обмануты; мы не представляли себе, что народ Кубы вместе с Фиделем», — это наиболее типичные заявления «освободителей» с трусливо бегающими глазами и дрожащими губами» («Сегодня на полуострове Сапата», 23.04.1961).
Сколько таких войн было в жизни Хемингуэя? Это только под занавес своей приключенческой жизни он более 10 лет прожил в кубинском рыбацком поселке Кохимар. А до этого он возглавлял отряд французских партизан и воевал с нацистами в Нормандии, на своем катере «Пилар» охотился за немецкими подводными лодками в Карибском море, вместе с британскими летчиками летал бомбить Германию. И это только во Вторую мировую. Но в его биографии была и Первая, оставившая на его теле более 200 ран, и гражданская война в Испании, с которой он привез свой нетленный вопрос «по ком звонит колокол». Один из самых известных журналистов в истории всегда был на переднем крае...
Когда сегодня кто–нибудь берется размышлять, могла ли история развиваться по–иному, можно ли было сдержать фашизм, не развязывать войну во Вьетнаме и Афганистане, не сбрасывать «Малыша» на Хиросиму, не строить стену на пол–Берлина, не убивать Кеннеди, подспудно хочется предложить ему прожить собственную жизнь без сослагательного наклонения. Смог бы каждый из нас пойти в школу и учиться не для родителей или оценок, а исключительно ради знаний? Не перебежать ни разу в жизни дорогу на красный свет? Не изменять себе и супругам? Не проигрывать никогда и ни в чем? Вот вы смогли бы просто верить? Надеяться? Ждать?
Череда авто– и авиакатастроф в жизни Хемингуэя, возможно, предопределила его трагический уход. А возможно и нет. Это у него выпивка, женщины, деньги и честолюбие мешали писателю. Но это и у него же писателю мешали отсутствие выпивки, женщин, денег и честолюбия. «Каждый год в тебе что–то умирает, когда с деревьев опадают листья... а их голые ветки беззащитно качаются на ветру в холодном зимнем свете. Но ты знаешь, что весна обязательно придет, так же как ты уверен, что замерзшая река снова освободится ото льда...»
В нашей жизни многое могло быть по–другому, если бы не мы сами.
«Советская Россия со своего рождения последовательно вела курс на ликвидацию всякого национального гнета, характерного для царской империи. И добилась уникального положения: национальные окраины нашего государства, так сказать «третий мир» России, отстававшие от центральных районов во всем (по валовому продукту разница на душу населения доходила до 38 к 1), не только догнали, но кое–где перегнали последние по уровню жизни. А раз теоретическое решение национального вопроса — равенство в правах — и практические перемены были налицо, многие посчитали дело раз и навсегда сделанным, а национализм — ликвидированным. Свои достижения в этой сфере мы таким образом возвели в разряд доминирующих представлений, которыми долго жили... Следует иметь в виду, что карабахский конфликт не итог перестройки, а результат трудного ожидания ее. Не секрет, что перемены медленно доходят до некоторых республик. Одних людей это устраивает — и они выходят на улицу ради того, чтобы не пустить к себе новшеств, сохранить сложившиеся привилегии. Другие же, напротив, идут на улицу, чтобы ускорить преобразования и поторопить новое мышление. Демонстрации в Ереване и беспорядки в Сумгаите возникли не из–за торжества гласности, а потому, что перестройка туда еще не дошла, из–за сопротивления ей. В том числе в тонкой, деликатной области межнациональных отношений. Так что те на Западе, кто пытается в связи с событиями на Кавказе вызвать тени нашего прошлого — без «сильной руки», без Сталина, мол, «советскую империю» не сохранить, — ошибаются. Никакие проблемы не решаются и не исчезают без ошибок. И мы были и будем сильны умением их признать и исправить» («К событиям в Нагорном Карабахе», 6.04.1988).
Чуден русский язык. Вот и глаголы в нем не только жгут, но и пребывают порой одновременно сразу в трех наклонениях. Не было бы в нем сослагательного, не было бы и повелительного. Жили бы мы реальностью, не мечтали, не думали...
А Хемингуэй, как тот старик из его самой знаменитой повести, боролся с морем, с непониманием, с подозрениями. С успехом и разочарованием. С любовью и ненавистью. Ему казалось, что за ним следят, а за ним и вправду следили. Его поместили в психбольницу, лечили электрошоком, а он потерял память. Три года назад о нем написали, что еще в 1941 году он был завербован советской разведкой, получил кличку Арго, но на самом деле он так и не был привлечен к практической работе. Он встречался с Кастро в Кохимаре, но уехал с Кубы вскоре после революции. Он поднялся в свой кабинет, приставил дуло к голове и нажал на спусковой крючок... Мир уже давно простил его, но 2 июля 1961 года Хемингуэй не оставил записки, а потому до сих пор неведомо, простил ли он сам наш переменчивый мир.
