Простая тайна бытия

За рубежом
Таких крепких бабушек в столице больше тридцати. А дедушек можно пересчитать по пальцам одной руки. Как оказалось, женщины в Минске живут дольше и глядят на жизнь веселее. Мужской образ столичного долгожителя сложно изобразить с натуры. Можно сделать лишь его набросок на основе телефонных разговоров. От контакта с журналистами дедушки отказываются, любо в этом отказывают их дети. “Что на нас глядеть, стариков, совсем нехорошие стали”, — говорит один долгожитель. Но есть еще порох в пороховницах, раз за свой внешний вид волнуется. “Слабый уже, никого видеть не хочет. Лежит все время. Сами понимаете”, — отвечает дочка другого пожилого мужчины. Конечно, жизнь прожить — не поле перейти. Такой режим у большинства граждан-долгожителей. Завершают цикл. Спят, едят и требуют повышенного внимания и заботы. Когда-то с ними это уже было, в младенчестве. Как похожи эти два состояния — далекое детство и глубокая старость...
В сто десять лет поют песни и читают классику
Мария Лагуновская уже много лет за заслоном, что уплотняется с годами. Она не в клетке и не за стеклом. От людей пожилую женщину отделяет невидимая ширма: Мария Константиновна почти ничего не слышит. “В стенку постучи!”, — так долгожительница приветствует гостей. И уж если повезет “достучаться”, бабушка Маша просто засыплет афоризмами. Не говорит, а ткет свою речь из разных прибауток. Что ни фраза, то присказка. “Голова хоть овечья, а душа человечья”, — так она краснобаит в 110 лет. Белый платочек обхватил изборожденный морщинами подбородок. Улыбка коснулась губ. Несмело приподнялись веки. Мария Константиновна смутилась: “Книгу обо мне писать будете?” Юная Машенька верила, что станет мамой, потом бабушкой, но о роли прапрабабушки никогда не задумывалась — век у людей был тяжелый и часто короткий. Не война, так революция... И земля то своя, то колхозная, а свету белого не видно. В большой крестьянской семье воспитывалось десять девочек и один мальчик. Тиф одолели лишь Маша и три ее сестры. Отец Марии слыл богатым человеком. Он жадно скупал участок за участком. А женские руки превращали непаханые поля в плодородные почвы. Вот только замуж за молодого фельдшера Василия Маша выходила бесприданницей. Деньги, что с земли приходили, в нее же и уходили. Отец во всем отказывал своим детям. Молодые Лагуновские жили дружно. Долгое время Мария Константиновна работала в колхозе, потом у мужа в амбулатории санитаркой. Работящие родители не давали спуску в работе и своим четверым детям.
После смерти мужа семью бабушки Маши долгое время составляли корова, куры, собака, кошка и любимая коза Зоська. Последняя была не просто кормилицей своей хозяйке. По совместительству она “служила” ее телохранителем: рогами “вступалась” за Марию Константиновну.
— Пришла как-то к маме соседка и принялась что-то очень громко рассказывать, — вспоминает дочь Лилия Васильевна. — Козе не понравился повышенный тон, она выплюнула листья, которыми была так увлечена, подскочила к старушке и боднула ее в грудь. Женщина упала навзничь. Хорошо, что без последствий. “Как же я теперь без вас, родненькие...” — плакала Мария Константиновна, расставаясь со своим хозяйством, когда ей было уже далеко за восемьдесят. Она бы еще кружилась вокруг своей живности, да дети перестали заготавливать корм для коровы — как же иначе было остановить маму. А двенадцать лет назад Мария Константиновна впервые поехала зимовать в столицу. Ох и нелегко далась ей разлука с домиком в деревне Прилепы. “Все, поехала в тюрьму”, — перекрестилась на дорожку бабушка у иконы. Теперь ее дворик — балкон. Чем можно заниматься в столь почтенном возрасте? Лежать, считают некоторые. Да, спит Мария Константиновна много. Ест мало. Поет. Просто так, для души, для дочери. “Люблю старинные песни, особенно нравится “Прымакі”, — признается Мария Лагуновская и, чтобы не быть голословной, исполняет куплет. На столе лежит раскрытая книга: Мария Константиновна читала “Остров погибших кораблей” Беляева перед нашей встречей.
“История мне интересна, классику русскую люблю, вообще разные произведения. Ой, много уже в городе прочитала”, — говорит любительница прозы. А проучилась долгожительница когда-то всего четыре зимы, четыре класса церковноприходской школы. С таким багажом знаний она прошла сто лет, а некогда дочке-семикласснице Лиле даже решала задачи по арифметике. Конечно, в свои сто десять бабушка не бегает по квартире, ее водит палочка. Но чувствует она себя бодро, держится за жизнь крепко. “Мотор” работает надежно. Давление никогда не мучило. Как болит сердце, Мария Константиновна не знает.
— Мама всегда жила с медом, — рассказывает дочь Лилия. — Болела иногда: почки, желудок. Спасал всегда отец травами. Рецепты ему передал его наставник по медицине в молодости.
Марию Константиновну никакие обстоятельства не могли сломить. Случалось, плакала, но так, чтобы ее слез никто не видел. Порой она казалась детям жестковатой.
— Если мама сказала что-то сделать, то кровь из носа нужно сделать. Отец мог просто поругать, а она и тряпку нередко пускала в ход...
Мария Лагуновская счастлива, что прожила столько лет и накопила такое богатство — семь внуков, девять правнуков, шесть праправнуков...
То не болезнь такая,
то работа “заразная”
Александра Литовченко младше Марии Константиновны на восемь лет. Бабушка Саша живет самостоятельно в столичной квартире. Она минчанка с послевоенных лет. Муж давно умер. Дети зовут к себе, но она отчаянно сопротивляется. Одна в детстве, одна в старости. Так ей привычнее.
В одиннадцать лет девочка Сашенька попала в детский дом. Мама умерла, с отцом и братом разлучила Первая мировая война.
Дерево бывает не простым украшением. Толстый ствол тополя на сталинградском вокзале в двадцатом году спас юной Александре жизнь.
— Воспитанников детского дома решили вывезти в Украину. Ничего, кроме голода, нас там не ждало. В дорогу не дали никаких продуктов. Мы с подружками спрятались за деревом и ждали, пока уедет поезд, — вспоминает долгожительница. — Потом устроились уже в другой детский дом. Хороший, уютный. Баня, прачечная. Детей купали, убирали за ними. Но вскоре то, от чего девочки однажды убежали, пришло в их детдом. Голод, эпидемия. Более тысячи детей из разных приютов собрали в одно здание мужской гимназии. Во дворе стоял домик, где часто хлопали двери. Они открывались только снаружи. Там спали дети вечным сном. А весной их вывозили машины партиями, как ветхие, отслужившие свое вещи.
Голодное и холодное время еще возвращалось в жизнь женщины не единожды. Но даже Великая Отечественная не казалась такой непреодолимой, потому что рядом с Александрой был ее муж Николай.
В эвакуации Литовченко работали на военном заводе в Загорске, делали взрыватели к минам. Тогда у них было уже трое детей. Каждый раз, уходя на смену, они не знали, вернутся ли домой к своим девочкам.
— Приезжаем в Загорск, глядим, люди ходят желтые, будто у них желтуха. Собаки, козы тоже словно выкрашенные. Спрашиваю: это что у вас, болезнь? Нет, работа, отвечают. Тетрил впитывался в кожу. За вредное производство нам добавляли к пайку.
Блаженство земное Александра Григорьевна уже обрела однажды на минской земле.
— После войны в начале марта приехали в Беларусь, нам картошки выдали, рыбы соленой, черники сушеной. Совсем другая жизнь началась. Квартира на Партизанском проспекте. Пришли, зима, холодно. Легли на полу, уши мерзнут. На стенах снег. К зиме уже сделали паровое отопление. Просто в рай попали.
Об этом бабушка редко рассказывает. С восторгом всегда вспоминает Волгу. Глаза горят, смеются: “Красавица”, “кормилица”, “матушка” — только так о реке-любимице.
— Самочувствие ничего. Чулки вяжу, стираю, уборку делаю, готовлю.
Обычные дела по хозяйству в сто два года.
Прошлое — мгновение, настоящее — десятилетия
Живут бабушки прошлым, в котором работали, любили. Двадцать последних лет слились для них в бесконечное сегодня. Один день копирует другой. И только потому, что стареют их дети, взрослеют правнуки, они понимают: жизнь не стоит на месте. Если вы попытаетесь прочесть возраст этих женщин по их лицу, оно обманет. Лет в восемьдесят старость словно отступает, и только очень тонкие руки выдают годы.
Маме — 110, старшей дочери — 81. Необычно, но прекрасно. Однако приобретения порой догоняют потери. Они встречают внуков, правнуков, но, случается, навсегда провожают детей. И все равно им хочется жить. И они идут вперед, чтобы поведать нам свои секреты долголетия.
— В панику не впадать, никогда не роптать, супруг чтобы заботливый был, — делится Александра Григорьевна.
— Не лениться, не завидовать, мужу уступать, — рекомендует Мария Константиновна.
Их жизнь была не прямой дорогой через годы. Она виляла и плутала, а женщины преодолевали ухабы. Потому что шли по ней не одни, рядом с ними и сейчас родные люди. В домах инвалидов столицы нет пожилых людей такого возраста. Их там никто не ждал, никто туда не звал. Любовь — еще одно условие долгого пребывания на земле. Пожалуй, самое главное.