Когда приезжаешь в Вену на конкретную выставку, как приезжала я, чтобы увидеть крупнейшую за последние 450 лет выставку Петера Брейгеля Старшего, невозможно ограничиться ею одной. Это же Вена! Здесь все дышит искусством. В гостинице — маленькой, но с большой общей кухней, которая сдруживает постояльцев за вечерним чаем и крепким утренним кофе, — разговорилась с администратором. Призналась, что приехала ради Брейгеля. «О, вы любите искусство?» — и повела на лестницу. Там — огромная, в два марша — фотография Вены с необычного ракурса. «Это моя работа! — гордо сказала администратор. — И на кухне еще одна работа, тоже моя. А здесь я потому, что нужно зарабатывать на хлеб». Художник не должен быть голодным, это сейчас немодно. Да и во времена Брейгеля было немодно: он был богат и знаменит. Микеланджело и Леонардо до него тоже, Рубенс после него — еще как. Картины Брейгеля (даже еще не написанные, а только заказанные) банки принимали для обеспечения выдаваемых кредитов. Сегодня его картины стоят миллионы, но никто не продает.
На выставке стоим перед рисунком из частной коллекции — на неискушенный взгляд, ничего особенного: вот дерево, вот горный склон, вот спиной к нам всадник. Еще совсем недавно считалось, что рисунок этот принадлежит перу одного из сыновей Брейгеля, а несколько лет назад искусствоведы доказали: не сыновьям, а самому Брейгелю! «Представляете, как обрадовался владелец?» — спрашивает гид. Нет, даже не представляю.
Зато знаю (ну, как минимум представляю), как радовалась Мария Альтман, когда в 2006 году получила в свое владение шесть картин «самого венского» художника Густава Климта и среди них портрет своей тетки — «Золотую Адель». Говорят, Климта и его модель — жену богатого и знаменитого банкира Адель Блох–Бауэр — связывала не только дружба. Говорят, что муж Фердинанд в 1903 году заказал Климту портрет жены, полагая, что когда художник и его муза начнут встречаться каждый день у мольберта, то готовая вот–вот взорваться страсть поутихнет. В конечном счете Фердинанд оказался прав: томная Адель не ушла от него, несмотря на то, что небедный художник потратил на нее много золота — в прямом смысле: «Золотая Адель» потому так и называется, что вписана в золотое сияние. Густав Климт написал еще один портрет Адели, ее образ узнается и в некоторых других картинах. Адель Блох–Бауэр умерла в 1925 году и просила мужа передать ее портреты и еще четыре пейзажа Климта австрийской государственной галерее, и муж ее волю обещал выполнить. Но в судьбу вмешалась история.
«Золотая Адель» Густава Климта
Зная эту историю, я особенно внимательно читала подписи и провенансы под картинами в венских музеях и на выставках. Провенанс — это история владения: кто, когда приобрел, кому продал, как оказалось у нынешнего владельца. Занимательное зачастую чтение. На выставке еще одного австрийского гения и ученика Климта Эгона Шиле (стиль у них такой разный, что в искреннюю дружбу и глубокое уважение даже трудно поверить, но они на самом деле были) некоторые картины сопровождаются подробными историческими справками — когда и у кого нацисты экспроприировали, как, когда и кому австрийские галереи возвращали.
Глобальное соглашение о возвращении похищенных нацистами произведений искусства подписали 20 лет назад (именно после этого Австрия и стала возвращать картины), но сегодня Рональд Лаудер говорит, что, например, Германия делает очень мало. Он говорит, что до сих пор почти 20% похищенных произведений искусства, около 100 тыс. объектов, не возвращены законным владельцам или их наследникам. Читайте провенансы.